Георг Форстер - Путешествие вокруг света

• Название: Путешествие вокруг света
• Автор: Георг Форстер
• Издательство: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1986

Книга Георга Форстера, выдающегося немецкого ученого, просветителя и революционного демократа, представляет собой описание второй кругосветной экспедиции Дж. Кука, в которой автор участвовал в 1772—1775 гг. После этого плавания мифический Южный континент навсегда исчез с географических карт. Зато на них появились важные открытия, совершенные экспедицией в Океании и Южной Атлантике. Форстер — родоначальник жанра научно-художественного описания путешествий. Увлекательный рассказ о природе и населении многих островов Океании, о плавании в тропических и ледовых морях перемежается в книге с глубокими нравственно-философскими размышлениями.

---

Ввиду хорошей погоды наши добрые друзья-дикари вновь решили нас навестить. Они расположились на том же самом месте, где и восемь дней назад. Мы опять пригласили их на борт, и они ответили, что сделают это завтра. Между тем они, видно, поссорились. Мужчина ударил обеих женщин, которых мы считали его женами, девушка же ударила его, а затем начала плакать. Мы не знали причины ссоры; но если девушка была дочерью мужчины (чего мы выяснить не могли), то, возможно, в Новой Зеландии особые понятия о послушании детей. Однако скорее ближе к истине, что это обособленно живущее семейство вообще не руководствуется какими-либо строгими принципами или определенным порядком, кои обычно создаются лишь в цивилизованных обществах, но в каждом отдельном случае следует лишь голосу природы, а она противится любому угнетению.

Утром мужчина послал обеих женщин с детьми в каноэ на рыбную ловлю, сам же с девушкой решился наконец посетить наш корабль. Для этого они перешли с другой стороны бухты к сходням, что вели на борт судна. Оттуда их повели сначала к расположенному поблизости огороженному загону на горе, чтобы показать коз и овец. Они весьма удивились, увидав этих животных, и захотели их заполучить. Но, зная, что здесь для них нигде не найдется корма, мы не смогли пойти навстречу их желанию, ибо это значило пожертвовать скотом. Когда они вернулись оттуда к сходням, навстречу им вышли капитан Кук и мой отец. Мужчина приветствовал их, как положено, прикосновением носа к носу и подарил обоим новое одеяние, вернее, кусок ткани из волокон новозеландского льна, в который были искусно вплетены перья попугая. Капитану он, сверх того, дал кусок Lapis nephriticus, или новозеландского зеленого талькового камня[189], заостренного в виде клинка топора[190]. Прежде чем ступить на сходни, он отошел в сторону, вставил в ухо кусок птичьей кожи, на которой еще были белые перья, и сорвал с куста зеленую ветку. С этой веткой в руке он стал подниматься на корабль, но, дойдя до борта, остановился и дважды ударил веткой по нему и по закрепленным там снастям главной мачты. Затем он начал ритмично говорить нечто вроде речи, молитвы или заклинания, уставясь недвижным взглядом в то место, коего коснулся веткой. Он говорил громче обычного, и все его поведение было серьезным, торжественным. Церемония длилась 2—3 минуты, и все это время девушка, которая обычно смеялась и танцевала, стояла рядом с ним очень тихо, серьезно, не вставляя ни слова. Закончив речь, он еще раз ударил веткой о борт корабля, бросил ее на юта-рулень[191]и лишь затем поднялся на борт.

Обычай произносить торжественную речь, устанавливая таким образом, как мы поняли, мирные отношения, распространен у всех народов Южного моря. У обоих, мужчины и девушки, были в руках копья, когда они поднялись на палубу. Здесь они не переставали удивляться всему, что видели. Особенно заинтересовали их гуси в клетке. Немало внимания уделили они также красавице кошке, только гладили ее все время против шерсти, так что она вставала дыбом, хотя им и показали, как гладить правильно. Вероятно, они делали так, чтобы полюбоваться красивой густой шерстью животного.

Мужчина с изумлением рассматривал все, что было ему в новинку, но каждый раз задерживался взглядом на одном и том же предмете не более чем на мгновение, ибо многие наши изделия были для него так же непонятны, как и произведения природы. Особенно восхищали его возведенные одна над другой палубы нашего корабля, крепкое устройство их и других частей судна. Девушка, встретив господина Ходжса, чья работа при первой встрече так ей понравилась, подарила ему кусок ткани вроде той, что получили от мужчины капитан и мой отец. Обычай делать подарки вообще в Новой Зеландии не так распространен, как на небольших островах между тропиками; но было похоже, что это семейство не столько руководствуется общепринятыми для их народа обычаями, сколько поступает в каждом отдельном случае так, как ему подсказывает честный нрав, разум, а также положение; как-никак они находились в нашей власти. Мы убедили их войти в каюту; посовещавшись, они наконец согласились спуститься по трапу вниз и здесь продолжали удивляться всему, особенно же употреблению стульев, а еще тому, что их можно было переставлять с места на место. Капитан и мой отец подарили им топоры и разные другие вещи. Вещи мужчина бросил где попало и, уходя, забыл бы про них, если бы ему не напомнили; зато топоры, а также большие гвозди, едва получив, он уже не выпускал из рук.

Увидев, что мы собираемся завтракать, они сели с нами, но никакие уговоры не могли заставить их попробовать нашу еду. Особенно они интересовались, где мы спим. Капитан подвел их к своему гамаку, который еще висел натянутый, и доставил им немало удовольствия. Из каюты они спустились на вторую палубу, в оружейную камеру, и, получив там подарки, вернулись к капитану. Там мужчина извлек кожаный мешочек, вероятно, из тюленьей шкуры и с большими церемониями запустил в него пальцы, собираясь умастить капитану голову жиром; однако эта честь была отклонена: слишком неприятным показался нашим носам запах мази, хотя честный малый считал ее весьма благовонной и ценил этот подарок выше прочих; еще более усиливал отвращение грязный мешочек. Зато господину Ходжсу не удалось так просто отделаться. Девушка, на шее которой висел султан из перьев, смоченных в жире, настояла на том, чтобы надеть на него это украшение, и вежливость в отношении ее пола не позволила ему отклонить сей благоуханный подарок.

Затем мы оставили их осматривать корабль, как они желают, а сами с капитаном и несколькими офицерами отправились на двух шлюпках обследовать ту часть бухты, что находилась от нас к востоку. Чем глубже мы в нее входили, тем выше, круче и бесплоднее казались горы. Деревья становились все ниже и ниже, так что скоро их уже нельзя было отличить от кустов. В других местах обычно бывает наоборот: самые лучшие леса и самые крупные деревья встречаются в отдалении от берега. Отсюда особенно ясно была видна внутренняя цепь гор, которые мы назвали Южными Альпами, с их высокими, покрытыми снегом вершинами. Множество тенистых островков с небольшими бухтами и водопадами делали прогулку в этом рукаве залива необычайно приятной, а великолепный водопад, низвергавшийся против одного из островов с крутой, поросшей кустами и деревьями скалы, придавал особую живописность виду. Вода в этой протоке была совершенно спокойная, гладкая и чистая, так что весь пейзаж отражался в ней, и крутые скалистые горы романтических очертаний, красиво освещенные, восхищали нас разнообразием форм.

К полудню мы вошли в небольшую бухту половить рыбы и пострелять птиц, а оттуда поплыли на запад, покуда не достигли конца этого длинного рукава в виде красивой бухты, где было так мелко, что мы не могли туда войти и вынуждены были расположиться на первом же месте, к которому удалось пристать. В какой-то момент нам показалось, что здесь виден дым, но потом мы решили, что это ошибка. Стемнело, огня тоже нигде не было видно; мы пришли к выводу, что в сумерках нас ввели в заблуждение туман или какие-то испарения, и занялись устройством лагеря; каждому нашлась своя работа.

Поскольку в такие экспедиции мы отправлялись довольно часто, возможно, стоит здесь дать представление о том, как мы обычно устраивались на ночлег. Отыскав на берегу место, удобное для высадки, где были поблизости источник воды и топливо, мы первым делом выносили из шлюпки весла, паруса, плащи, ружья, топоры и т. п. Не забывали и о бочонке росткового пива, да и о бутылке водки. Затем матросы ставили шлюпку на маленький якорь и веревкой привязывали ее к какому-нибудь дереву. Тем временем одни из нас отправлялись на поиски сухих дров, что в таких сырых местах, как бухта Даски, не всегда бывало простым делом, другие ставили в сухом, по возможности укрытом от дождя и ветра месте палатку или навес из весел, парусов и крупных веток, третьи разводили перед палаткой костер, на что по большей части уходило немало труда и пороха. Приготовление ужина бывало обычно делом недолгим. Кто-либо из матросов чистил рыбу, ощипывал птиц, потом тех и других жарили. Тем временем сооружался и стол. Им обычно служила скамейка, взятая из шлюпки и чисто вымытая, после чего она могла служить вместо мисок и тарелок. Ножами и вилками чаще всего служили пальцы и зубы. Благодаря усиленной физической работе и свежему воздуху у нас был отменный, здоровый аппетит; он отучил нас от излишней заботы о чистоте и от брезгливости, которую, возможно, вызовет у благовоспитанного читателя описание подобного образа жизни; никогда прежде мы не сознавали с такой ясностью, как мало надобно на самом деле природе человека. Поев, мы некоторое время слушали, как на свой лад веселятся матросы; они ужинали лежа вокруг костра, и рассказывали разные забавные истории, сопровождая свои рассказы проклятиями, божбой, всякими грязными выражениями; но настроение от этого обычно улучшалось. В палатке стелили папоротник, мы закутывались в плащи, вместо подушек подкладывали под головы ружья и мешочки с порохом, и каждый по-своему предавался сну.