Кайрин Дэлки - Война самураев

• Название: Война самураев
• Автор: Кайрин Дэлки
• Издательство: ООО «Изд-во АСТ»
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-17-050750-4, 978-5-403-00038-3

Земля Ямато стала полем битвы между кланами Тайра и Минамото, оттеснившими от управления страной семейство Фудзивара.

Когда-нибудь это время будет описано в трагической «Повести о доме Тайра».

Но пока до триумфа Минамото и падения Тайра еще очень далеко.

Война захватывает все новые области и провинции.

Слабеющий императорский двор плетет интриги.

И восходит звезда Тайра Киёмори — великого полководца, отчаянно смелого человека, который поначалу возвысил род Тайра, а потом привел его к катастрофе…

(обратная сторона)

Разнообразие исторических фактов в романе Дэлки потрясает. Ей удается удивительно точно воссоздать один из сложнейших периодов японского средневековья.

«Locus»

Дэлки не имеет себе равных в скрупулезном восстановлении мельчайших деталей далекого прошлого.

«Minneapolis Star Tribune»

---

Усадьба эта некогда принадлежала отцу Го-Сиракавы, прежнему государю-иноку Тобе, и, давно запущенная, стояла на самой окраине города.

— Значит, меня ожидает изгнание?

— Не знаю, господин.

— Дозвольте хотя бы взять с собой стражу и челядь!

— Не могу, владыка. Прошу, поторопитесь.

— Мунэмори-сан, как же я поеду без охраны? Вы ведь не допустите, чтобы бывшего государя подвергли такой опасности? Поезжайте же со мной и будьте моей стражей. Вы, Тайра, всегда с честью служили мне и всему нашему дому, так что зазорного в том ничего нет.

Мунэмори смятенно оглянулся.

— Я… я… Не могу, повелитель. Мне нужно знать волю отца. Прошу вас пожаловать в карету. Второго То-Сандзё нам не надо.

Го-Сиракава сник, поняв, что Мунэмори не обладает крепостью духа своего брата Сигэмори. «Теперь Киёмори не остановить. Может статься, жить мне осталось лишь несколько часов». Повесив голову, он забрался в нутро кареты. Только его престарелой кормилице, ныне монахине, дозволили сопроводить его в путь. Вся свита, которую ему отрядили, состояла из нескольких простолюдинов, числившихся в дворцовой страже, уроженцев севера. Ни один вельможа Тайра не вызвался охранять отрекшегося императора. Его утешало лишь то, что усадьба Ходзидзё не была предана огню и вдогонку ему не летят вопли гибнущих слуг и гостей.

Когда солнце взошло, заливая светом мостовую Судзяку, горожане вышли проводить выезд Го-Сиракавы. Многие, не таясь, плакали, ибо весть о произошедшем уже донеслась до них, и теперь все, как и сам узник кареты, опасались худшего.

«Вот, значит, до чего дошло, — твердил в уме Го-Сиракава, закрыв лицо рукавами. — Вот до чего дошло».

Перед алой занавесью

Мунэмори опустился на шелковую подушку перед алой полупрозрачной занавесью — только она разделяла сейчас его и государя Такакуру. Больше ему не приходилось просиживать на веранде снаружи, дожидаясь, пока министр донесет ему августейшую волю. Всего месяц минул с тех пор, как Киёмори наводнил город своей ратью. Однако скорый роспуск министров был встречен такой паникой, что воинам даже не пришлось проливать кровь. Если кто и погиб — то единственно вельможи, наложившие на себя руки.

Ни у кого не вызвало сомнений, что Тайра представляют теперь высшую власть в столице и вольны поступать, как им заблагорассудится. А поскольку великое множество министров отправились в ссылку, во дворце не осталось никого, кто бы мог вести переговоры от имени государя. Вот так привилегии силы и ранга вкупе с малолюдием дали Мунэмори возможность находиться в одной комнате с потомком великой Аматэрасу, как приближенному царедворцу. Ему в этом виделось что-то неприличное.

Положение усугублялось тем, что Мунэмори, по сути, захватил отца императора и заключил в отдаленном поместье с двумя лишь слугами.

— Владыка, — начал Мунэмори. — Моя сестра, императрица, говорит, что вы отказываетесь от пищи и все свое время проводите в молитвах.

— Она права, — ответил Такакура. Мунэмори не раз напоминали, как молод их государь, однако лицо его — совсем еще юношеское, затененное занавесью — было вдумчиво и печально.

— Государыня сказала мне, — продолжат Мунэмори, — что вы помышляете оставить трон и удалиться в схиму.

— Так и есть, — ответил Такакура.

— Господин Киёмори прислал меня передать, что не желает вам такой судьбы. В действительности вашего батюшку… поселили под защитой лишь затем, чтобы он не стал орудием в руках смутьянов. Мой отец желает, чтобы вы, будучи на пороге совершеннолетия, правили страной и назначали совет самолично, по своему усмотрению. Он столь уверен в вас, что отбыл в Фукухару, всецело вверив столицу вашему умелому руководству.

— Едва ли я могу править, — ответил Такакура, — пока мой отец, государь-инок, не передаст мне своих полномочий. Не напиши он мне писем с мольбами сохранить трон ради его спасения, я отрекся бы в ту же минуту, когда вы отправили его под надзор.

— Вовсе незачем так поступать, владыка, и к тому же огорчительно для подданных.

— Тогда малыш Антоку стал бы императором, — вымолвил Такакура. — Разве не этого жаждет князь Киёмори?

У Мунэмори вырвался сконфуженный смешок.

— Антоку пробыл в этом мире лишь год, владыка. Немало пройдет времени, прежде чем он сможет наследовать Драгоценный трон.

— Право, я не понимаю, зачем вы вызвали меня на разговор, Мунэмори-сан. Пока что, по отношению к Тайра, я сущее ничтожество.

Мунэмори низко склонился, чтобы скрыть стыдливый румянец на щеках.

— Это совсем не так, государь.

— Вы ведь были пожалованы званием министра двора?

— Да, я удостоился такой чести.

— Значит, вам здесь и распоряжаться. Дела государственные предлагаю обсуждать с моим регентом, в котором, по разумению господина Киёмори, я все еще нуждаюсь. А теперь, если позволите, я хотел бы вернуться к молитве.

Мунэмори сперва собрался возразить, но вдруг понял, что его ненавязчиво просят вон и что остаться было бы верхом неприличия. Поэтому он поднялся и, кланяясь, попятился прочь из государевых покоев.

Вернувшись домой, Мунэмори дождался ночи, зажег особое курение на жаровне и сел ждать. Вскоре появился Син-ин.

— Зачем ты призвал меня?

— Я в отчаянии. Что мне делать?

Призрак втянул воздух сквозь зубы, отчего его щеки впали еще больше.

— Ты — министр двора. Ты — глава клана Тайра…

— Мой отец — настоящий глава. Я числюсь им лишь на бумаге. А всей ратью Тайра повелевает Киёмори.

— Так вот о чем твоя жалоба? Тебе недостает власти?

— Нет, совсем не об этом. Если бы только… знать, каковы ваши намерения.

— Кто ты такой, чтобы спрашивать меня о намерениях?

— Прошлые несколько лет я был вам верным слугой.

— Хм-м…

— Я был бы вам более полезен, владыка, если бы знал, что у вас на уме. Пока же очень многое мне непонятно. Например, Такакура раздавлен тем, как мой отец обошелся с его отцом, и желает оставить трон. Дворец почти опустел, охранительные обряды едва исполняются. Если вы истинно желаете властвовать в Хэйан-Кё, не лучше ли, пользуясь возможностью, овладеть самим императором?

— Истинно то, что ты многого еще не знаешь. Такакуру хранит великая Аматэрасу, а я отнюдь не так могуч, как древние боги. Я мог вселиться в дитя императрицы до того мига, когда Сигэмори произнес слова посвящения, вверяющие дух Антоку Аматэрасу. Если бы не мой назойливый братец… Нет, будь все так просто, Мунэмори-сан, я давным-давно исполнил бы свои намерения.

— Так каковы они — ваши намерения?

— Я хочу оседлать Маппо, словно дикого жеребца. Раз мне все еще отказано во власти, я буду уничтожать то, чего был лишен. Пока мне это давалось неплохо — огнем, ураганом и землетрясениями. Однако этого недостаточно. Я сделаю так, что сам Хэйан-Кё станет пустым местом.

— Полагаю, в сем начинании вам потребуется и моя помощь.

— Может быть. Позже. Сейчас мой лучший помощник — Киёмори-сан.

— Я заметил, — отозвался Мунэмори.

Снег на Фудзи

Минамото Ёритомо сидел в самом высоком из монастырских садов Хиругасимы, любуясь белеющей вдалеке заснеженной вершиной Фудзи. Всего неделя оставалась до наступления Нового года, четвертого по счету эпохи Дзисё, и воздух, хотя и холодный, был пронизан солнцем. Рядом с Ёритомо находился монах по имени Монгаку, незадолго до этого сосланный сюда из столицы.

— Какое совершенство! — пробормотал Ёритомо, кивая на коническую гору.

— Да, — согласился Монгаку. — Точно она не принадлежит этому миру.

— Разве не поэтому вы ушли в монахи? — спросил Ёритомо. — Удалиться от всего мирского?

— Не совсем, должен признать, — сказал Монгаку. — Вышло немного иначе. Рассказывал ли я вам о годах, когда…

— …вас выдворяли из усадьбы Го-Сиракавы за то, что вы требовали у него подаяния на храм? Да, об этом вы упоминали.

— А говорил ли я, как провел двадцать один день в молениях к грозному богу Фудо, стоя по шею в потоке у водопадов Кумано?

— Да, и его небесные посланцы спасли вас. А в другую пору вы лежали на солнце три дня кряду, позволяя мухам и комарам жалить себя во испытание воли. Да-да, Монгаку, о ваших деяниях ходят легенды.

Ёритомо пробыл в изгнании без малого восемнадцать лет. Его смирный нрав покорил сердца стражников, и все же посетителей к нему допускали нечасто. Одним из них был Монгаку — сухощавый подвижный монах, с которым Ёритомо был рад побеседовать об истории и философии.

— Стало быть, мне нужно поберечь свои рассказы, дабы не утомлять ваш слух повторами.

— Мне это ничуть не утомительно, Монгаку.

— Что ж, и то легче. Однако близится Новый год. У вас с супругой что-нибудь предусмотрено на эти праздничные дни?