Любовь Скорик - Произведения

• Название: Произведения
• Автор: Любовь Скорик
• Жанр: Биографии и Мемуары

Автор рассказов за десятилетия работы журналистом исколесила полмира, повидала немало чудес света. Однако после всех экзотических путешествий твёрдо убедилась, что самое интересное, загадочное и неповторимое в мире — это человек, его жизнь, мысли, чувства.

Герои рассказов Любови Скорик — люди, на первый взгляд, самые обычные, какие окружают нас повседневно, какие мы сами. Автор раскрывает перед читателем характеры, чувства этих людей. И какими же неожиданно глубокими, интересными оказываются они! Какими сложными, порою причудливыми оказываются их судьбы и взаимоотношения! Какие неукротимые страсти бушуют в их сердцах! Как нежно и преданно и верно умеют они любить!

---

Вот десятиклассники со своей классной. Ну, эти-то ясно, зачем приведены: им сочинение писать. Вы неподалёку. У вас своя забота — вам рецензию сочинить надобно.

В последнее время свеженький зритель вылупился — "новый русский". Вот уж кому весь ваш театр — до фени! Ему важно нужным людям на глаза попасть. Чтобы показать, что он выше табуретки, тоже, стало быть, "при культуре". Ну и жену заодно прогулять, проветрить. Чтобы дома её моль вместе с мехами дорогущими не сожрала подчистую. С любовницей сюда не больно-то походишь: глаз много лишних. С любовницей уж он — в ночной клуб. С отдельным кабинетом. Этого-то "нового", как бывало раньше завмага, сразу узнаешь. По сиянию золотому. Да по обязательному сотовому. Ему на все наши увещевания — глубоко начхать. Он "на связи" — и всё тут! У нас теперь все спектакли — со звуковым оформлением. И ещё: он что-то всё внимательно изучает в зале да в блокнотик свой заносит. То ли вычисляет стоимость всех украшений на зрителях. То ли подсчитывает, сколько этот зал дал бы прибыли, распорядись им по-хозяйски. К примеру, если открыть тут казино.

Настоящие театралы? Истинные любители? Есть, конечно. Самые несчастные, я скажу вам, люди. Это те, кому жизнь на настоящие эмоции поскупилась, за их подделкой в театр таскаются. Им, бедным, в реальной-то действительности ни порадоваться, ни пострадать по-настоящему не выпало. Вот в зрительном зале-то душу и отводят, "переживают" на полную катушку. Уж у них вот платочки — всегда насквозь — хоть на трагедии, хоть на комедии. Жаль их!

Ну, есть ещё критики. Эти уж, конечно, в театре — как рыба в воде. Но их же зрителями числить нельзя. Они ведь, кстати, как и вы, журналисты, за каждую строчку о театре деньги получают. А это уже, извините, — работа.

Да не деликатничайте, не подбирайте слов! Какого чёрта я, такая-то, да в актрисы полезла? А я не полезла — я родилась актрисой. И, должна вам сказать, со-овсем даже неплохой. Да, да, представьте себе. Теперь уж я могу это сказать (вот видите, жаждет душа оваций, жаждет!). Не бойтесь, не бойтесь. Я не пытаюсь выжать из вас хвалебную статью. Больше того, я просто за-пре-щаю вам (запомните!), запрещаю упоминать моё имя где бы то ни было… По крайней мере, пока я жива.

Поверьте, мне и самой ну очень странна эта моя неожиданная навязчивая идея. Ей-богу! Ну вот никак не ожидала, что перед смер… ладно, скажем так — напоследок во мне вдруг прорежется зуд на аплодисменты. Да ведь у меня на них всю жизнь — аллергия. Я и на поклон-то после спектакля никогда не выходила. Благо, этого никто не замечал. Подумаешь — толпа на одного человека поредела! М-да, и вот, значит, теперь хоть чьё-то "браво" — вынь да положь. Загорелось — невмоготу. Чтобы, значит, оценил кто-то. Зритель, знаете ли, потребовался срочно. Хоть разъединственный за всю жизнь. Да, да, — единственный! А, вы об этих чудаках в зрительном зале? Бросьте! Что они могли увидеть? Как взрослая, но не вполне нормальная (как и они сами, впрочем) тётка, словно заводная кукла, на сцене передвигается по заученному маршруту. В кем-то указанном месте вдруг останавливается, таращит глаза, гримасничает, автоматически жестикулирует, исторгает вызубренные слова. И это — игра? А быть может, тётка — то эта на настоящую игру способна, а? Да вот не выпало ей зрительского признания. Потому как в том, настоящем-то театре, никакого признания и быть не может. Там даже догадаться никто не должен, что ты играешь. Чем талантливей актёр, тем незаметнее его игра.

А душа-то, оказывается, всё же ждёт аплодисментов. Ну хоть однажды. Словом, не откажите в милости — будьте моим единственным зрителем! Спешить нам с вами всё равно некуда. Глядишь — может, лежать не так тошно будет. А надоест — только зевните тихонько или глаза чуть прикройте — мы театр этот мигом прикроем, занавес-то опустим. Договорились? Ну вот и славно. Только должна вас предупредить, что будет очень много "от автора". Придётся во многом верить мне на слово. Но, как вы понимаете, врать мне — ни малейшего резона, не тот момент. И про овации, пожалуйста, не поймите буквально. Вам совсем не обязательно отбивать ладошки и кричать "бис". Просто слушайте — и только. Однако же признаюсь: всё же я тешу себя надеждой, что когда-нибудь потом… ну, совсем-совсем потом вы как-нибудь хоть про себя скажете: "Браво, Рита!"

Вы как-то написали, что талант — величина абсолютная. Или он есть, или же его вовсе нет. И скрыть его, даже если очень стараться, невозможно. Он живёт независимо от воли самого владельца. Должно быть, это так. Только вы имели в виду, конечно же, исключительно фиглярство: а ну-ка посмотрим, что сможет этот паяц перед почтенной публикой? Но — при чём же здесь талант? Паяц… простите, актёр сам ведь ничего не может. Если даже на что-то и способен, то продемонстрировать это у него нет никакой возможности. Он же весь — на ниточках. А дёргают их кому только не лень. Автор. Режиссёр. Вы — критики. Даже кассир: "Билеты не раскупают, этот спектакль плохой. То ли дело…" А уж сами-то зрители стараются! И доярки-свинарки, и сливки общества. Все дёргают, да ещё и в разные стороны. Это как же приходится дёргаться бедному паяцу, чтобы всем-то угодить! Выходит, чем послушнее, тем талантливее? Возможно. Но как хотите, а вот мне смертельно скучно на сцене. Вы знаете, ну никак не вдохновляет конечная цель: выдавить слезу из чувствительной дамочки, которая и в театр-то для того явилась. И это — критерий моих способностей? Ну уж нет, пардон, увольте!

Да знаю я, знаю, что вы скажете. И спорить с вами не стану. Профанация, вы правы. Но вот — чего? Вот здесь-то мы с вами явно говорим о разном. Представьте, я ведь считаю себя актрисой. Да, да, после всего, что наговорила. Бросьте, никакого парадокса. Просто мы театр понимаем по-разному. Послушайте, неужели обязательно устраивать балаган с кривляниями?! Да разве вся наша жизнь — не сплошной театр, а все мы не актеры в нём? Наш спектакль идёт непрерывно, без антрактов и выходных, без замен и репетиций, без глупых драматургов и бездарных режиссеров. И никаких вам жанровых границ. Здесь всё замешано: водевиль оборачивается драмой, трагедия переходит в фарс. И нам приходится быть то героями, то клоунами.

Да, хочешь-не хочешь, а в спектакле этом участвуем все. От самого своего первого и до самого последнего денёчка. И как развиваются в нём события, в каком жанре — зависит только от нас, от того, какие мы актёры. Ведь порою стоит только чуток подыграть, слегка изменить мизансцену и — глядишь, рассыпалась, исчезла, казалось бы, неизбежная трагедия. Всё, нет катастрофы, срочно изменён страшный финал. Или же проще: не напоролся на острый угол, чудом обошёл, кому-то помог обойти, смягчить удар. Глядь — и уже сюжет не тот, и жанр изменился. И вместо слёз да скрежета зубовного улыбка прорезалась. Только старайтесь, играйте!

Вот, правда, труппу собираем не мы — это точно. Кто окажется рядом на сцене — Бог его знает. С кем придётся играть? Что за партнёры? В каком они амплуа? Талантливые или бездари? Ничегошеньки не известно заранее. Ни единой репетиции не дано. Даже разыгрываемый сюжет — полный секрет. Всё — сплошная импровизация. Это ли не мечта любого актёра? Абсолютная свобода! Включай на полную катушку свою фантазию, демонстрируй свои таланты! Покажи, на что способен. Играй, лицедействуй! Сгорай от страстей. А где надо — замри, затаи их напрочь, надень непроницаемую маску. Прикинься, притворись, помоги себе и другим чуток задобрить, перехитрить судьбу. Давай, вперёд!

И что? Где всё это? А нет этого. К чему? За всем этим ходим в зрительный зал, на сцену таращимся. Там нас и нашу жизнь "представляют". И мы ахаем, охаем, смеёмся и плачем — "переживаем"…

Вы не заснули ещё? Знаете, я столько думала над этим, столько накопилось! А высказать вот ни разу не довелось. Обидно, если так и не удастся. Так что уж терпите. Вы — слушатель подходящий. Да и время нас с вами не поджимает.

Вряд ли я давно стала умом понимать то, что наговорила вам. А вот, мне кажется, ощущала это всегда, с самого детства. По крайней мере, с тех пор как помню себя, значит лет этак с пяти. Ходили тогда мы с бабкой побираться. Она-то просить не умела. Станет у порога истуканом и улыбается глупо. Зато уж я — и за себя, и за неё! Пока по улице идём — я вприпрыжку да ещё с песней. Только в дом к кому зашли — меня как прорвёт. Глаза заплывут, губы дрожат, ручонками старую бабкину кофту на груди рву. И ни за что не остановить меня, не заткнуть, пока в котомку мне что-нибудь не кинут.

— Ну ты артистка, Ритка! — восторгалась бабка.

А я просто-напросто к тому времени уже чётко уразумела: меня за просто так никто нигде не накормит. И навыплакать мне надо не только для себя, но и для бабки-неумехи, и для матери, вечно пьяной, и для братика малюхонького (он-то, пожалуй, меня особенно вдохновлял на актёрские подвиги).