Дэвид Ротенберг - Шанхай. Книга 1. Предсказание императора

• Название: Шанхай. Книга 1. Предсказание императора
• Автор: Дэвид Ротенберг
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-44609-4

Когда произносятся два пророчества одновременно, чтобы второе воплотилось в жизнь, первому надо помочь исполниться.

Вот пророчество Первого императора Китая, произнесенное им перед Тремя Избранными на Священной горе: «Нашу страну ждет Эпоха Белых Птиц на Воде. Она ознаменует начало Тьмы, а конец Тьмы и возрождение ознаменует Эпоха Семидесяти Пагод…».

«Предсказание императора» — это повествование о потомках Троих Избранных. Рассказ о любви и вражде, о судьбе нескольких поколений людей, живущих там, где должно воплотиться пророчество, — в Шанхае, городе, куда, влекомые жаждой наживы, хлынули авантюристы всех мастей из Европы и Америки.

---

— Могу я поговорить с вами? — спросил Ричард, оставив сообщение Олифанта без комментариев.

Тот с ворчанием провел его в обитую деревянными панелями комнату и закрыл дверь. Дощатый пол был устлан дорогим персидским ковром. По рисунку Ричард сразу же определил, что ковер — из Такрита. В одной из стен был устроен небольшой камин, главными предметами в комнате являлись три кожаных кресла с высокими спинками. Олифант развалился в одном из них, но Ричарду сесть не предложил.

— Я хотел бы поговорить о китайских рабочих, — сказал Ричард, не обратив внимания на хамство американца.

— У вас они есть?

— Нет. А у вас?

Олифант помахал пухлым кулаком у себя перед носом, как если бы в комнату проник дым и щипал ему глаза.

— Нет, — медленно ответил он.

— И вас это ничуть не беспокоит?

— Господь милостив, он не оставит чад своих.

— Непременно, непременно, — стиснув зубы, выдавил Ричард.

Он повернулся, намереваясь уходить. Лицемерие христианского торговца опием было невыносимым. Однако прежде чем Ричард успел дойти до двери, та распахнулась и на пороге возникло видение с улицы, обладавшее очаровательным сопрано.

— Простите, что прерываю, отец, — проговорила женщина, сделав быстрый книксен, — но вас ожидает переводчик Библии.

Ричард отступил в сторону, и женщина подошла — на шаг ближе, чем, по его мнению, было необходимо. От нее исходил аромат розовой воды. Он улыбнулся и повернулся к Джедедае Олифанту:

— Ваша дочь — здесь, в Шанхае?

— Она умелый миссионер и приехала в это темное место, чтобы нести свет Слова Божия, — резко ответил коротышка. — Ведь так, моя дорогая?

Зеленоглазое существо улыбнулось и вышло из комнаты.

— Я подобрал ей подходящего мужа, моего соученика. Он учился в семинарии двумя годами старше меня и сейчас является пастором в Массачусетсе. Они поженятся, как только закончится ее миссионерская работа здесь, в Китае. Дочь еще не видела его, но они очень подходят друг другу.

Ричард не смог удержаться от вопроса:

— И вы думаете, что с мужем, которого подобрали ей вы, она будет счастлива?

— Моя дочь — хорошая девочка.

«Интересно, как долго „хорошая девочка“ будет оставаться хорошей девочкой, имея мужа старше своего отца?» — подумал Ричард, но вслух, естественно, этого не сказал.

Повисшее в комнате молчание затянулось.

— Рейчел слушается отца, — наконец сказал Олифант.

«Значит, ее зовут Рейчел», — решил Ричард.

И хотя никогда прежде Библия не интересовала его, он уже знал, что проведет весь вечер, пытаясь выяснить, в каком контексте в старой книге упоминается это имя.

Рейчел Элизабет Олифант не была плохой девочкой, но не была она и хорошей, вопреки убеждению отца. Она годами подвергала сомнению свое религиозное образование. Ее личные порывы были сильнее любых чувств, которые она ощущала в молитвах, а ее знание древнееврейского и арамейского языков позволило ей прочесть ту часть Доброй Книги,[40] которую не принимали американские евангелисты.

Она была шокирована, когда слово за словом переводила рассказ о том, как Лота изнасиловали его собственные дочери, и испытала ужас, прочитав историю Дины[41] и отрывок, посвященный сомнительному поведению Авраама и его жены в период их пребывания в Египте.

Но, наверное, самыми обескураживающими стали для нее два других отрывка из Библии, которые она рассматривала в качестве двух сторон одной медали — желания. Откровенно эротичная Песнь Песней настолько ошеломила ее, что поначалу Рейчел засомневалась в правильности своего перевода. Второй отрывок заставил ее усомниться во всем, что она прежде испытывала по отношению к вере. Это была история Иова. Она часто слышала ее прежде, и каждый раз ей рассказывали о добром человеке, на которого обрушили страшные невзгоды, дабы испытать крепость его веры в Бога. Каждый раз Иов якобы склонялся и покорно принимал волю Божью. Но сделанный Рейчел перевод оригинала, написанного на арамейском, перечеркивал всю эту версию. Там не было ни одного упоминания о том, что Иов покорялся испытаниям, которые одно за другим обрушивались на его голову. Наоборот, под конец, как удалось понять Рейчел Элизабет Олифант, Иов сказал Богу: «Я видел Тебя, и я потрясен».

Когда она осознала, что Иов является последней книгой еврейской Библии, а не средней книгой того, что христиане называют Ветхим Заветом, ее в буквальном смысле стало трясти. Весь Ветхий Завет не подводил к приходу пророков, которые, как ее учили, выступили предвестниками прихода Христа. Он подводил к Иову и отстаиванию им права отвергнуть капризное, самодурское использование Богом Своей власти.

Поэтому, когда ее мать сначала ослепла, а потом стала медленно сходить с ума из-за растущей в мозгу опухоли, Рейчел думала не о бесконечных банальностях, которые изрекал ее отец относительно неисповедимости путей Господних, а об ответе Иова Богу.

И все же она не допускала открытой критики церкви и не сопротивлялась стремлению отца загрузить ее миссионерской работой. А каким иным способом девушка Викторианской эпохи могла посмотреть мир и помешать планам отца выдать ее за человека вдвое старше?

Азия ей, в общем-то, понравилась, хотя из-за того, что Рейчел была женщиной, ее не пускали в Китай почти год, а когда она наконец сошла на китайский берег, отец и его люди зорко за ней следили. И все же ей удавалось — часто из закрытых и обитых кожей носилок — увидеть многое. Ей нравился вид и звуки базаров под открытым небом и голоса уличных торговцев, которые готовили еду в любое время суток. Она нередко заставляла свой эскорт останавливаться, и, хотя саму ее не выпускали из носилок, сопровождающие ее мужчины покупали ей только что приготовленные пельмени со свининой и креветками в имбирном соусе, или твердые шарики из риса с варенным вкрутую яичным желтком внутри, или длинную и толстую лапшу в кисло-сладком коричневом соусе. Рейчел ужасно хотелось научиться пользоваться палочками, с помощью которых ели китайцы, но ей не разрешали.

Некоторые веиди были не столь приятными. Китайцы, как и американцы, предпочитали держать своих жен и дочерей за запертыми дверьми, и те немногие женщины, которых она видела, болезненно ковыляли на забинтованных ногах. Этот обычай казался Рейчел варварским и постыдным.[42]

А потом она впервые повстречалась с куртизанкой. Носильщики Рейчел замедлили ход на узкой улочке Старого города. Навстречу им двигались другие закрытые носилки, в которых сидела куртизанка. Улица была слишком узкой, чтобы двое носилок могли разойтись, не задев друг друга, и, когда это случилось, занавески на окнах раздвинулись и две женщины увидели друг друга.

Несколько секунд красавица с Востока рассматривала красавицу с Запада, и наоборот. Каждая из них нашла другую пленительной и в то же время безобразной. Главное впечатление, которое Рейчел вынесла из случайной встречи, состояло в том, что эта женщина, принимавшая многих мужчин, не показалась ей страшнее девиц, кичащихся целомудрием в ее родной Филадельфии.

Примерно в миле к северу, у излучины реки, в трехэтажном каменном здании — штаб-квартире Британской восточно-индийской компании, сердце империи Врассунов, — Сирил, старший из помощников Врассуна по китайским делам, начал первую из атак на братьев Хордунов.

Он приветствовал стоявшего в его кабинете маньчжурского мандарина, подняв бокал с шерри и сделав большой глоток. На лицах писца и личного телохранителя мандарина не дрогнул ни один мускул.

Китайский язык Сирила был далек от совершенства, но вполне пригоден для служебных надобностей. Кроме того, у него был один из немногих существовавших в то время китайско-английских словарей, за которым он проводил каждый вечер не менее часа, вне зависимости от того, насколько тяжелым выдался день. Словарь он приобрел в результате весьма щекотливых переговоров, которые Сирил провел сразу по приезде сюда. Но сейчас он об этом не думал.

— Позвольте поздравить вас с чрезвычайно удачным объявлением, господин. Жду не дождусь, когда вы огласите его публично. — Сирил снова отсалютовал мандарину бокалом и сделал еще один глоток.

Мандарин стоял, держа бокал в руке, и ждал продолжения.

— Вы ждете моего объявления? — улыбнулся Сирил.

Мандарин не улыбнулся, не пошевелился. Он просто слушал.

Сирил подошел к столу с обитой кожей столешницей и сунул ключ в замочную скважину. Потянул на себя центральный ящик, пока не послышался щелчок, потом аккуратно задвинул его примерно на дюйм, и замок щелкнул еще раз, оповестив о том, что открылся нижний ящик стола. Сирил достал из него документ, написанный на английском. Стараясь не улыбаться, он положил бумагу на стол.

Мандарин, разумеется, не говорил и уж тем более не мог читать по-английски. Он издал короткий пронзительный крик. Дверь открылась, и в кабинет вошли двое вооруженных охранников, а следом за ними — высокий пожилой иезуит.