Александр Бенкендорф - Записки

• Название: Записки
• Автор: Александр Бенкендорф
• Жанр: Биографии и Мемуары

Перед нами воспоминания, принадлежащие перу офицера Императорской Главной Квартиры, причем довольно осведомленного о ее деятельности в начале войны в качестве главного военного штаба России. Это видно из того, как пишет автор о начальных военных действиях. Бенкендорфу принадлежит описание рейда отряда Винценгероде в глубь занятой французами Белоруссии, а также боя под Звенигородом. Важен и рассказ о том, что происходило под Москвой в дни, когда в ней была Великая армия, об освобождении Москвы и ее состоянии после ухода неприятеля. Свидетельства Бенкендорфа и его суждения о кампании 1812 года тем более ценны, что они имеют весьма раннее происхождение. Это одни из первых по времени создания столь содержательные мемуары участника войны. […]

---

Вчерашний день был отмечен отбытием казны и больных в Берлин. Завтра, шестого, я буду в Ландсберге, откуда отправлю партии к Франкфурту и, если это окажется возможным, на дорогу из Мезерица в Глогау.

Рекрутский набор у пруссаков идет с усердием и быстротой, достойными восхищения: нация наконец поднялась на борьбу. Городок Дризен, насчитывающий всего-навсего две тысячи жителей, выставил 27 человек, обмундированных и вооруженных на собственные средства. Это особенно поражает при сравнении с Парижем, который дал от силы 500 человек, а Версаль — 15.

Нетерпеливо ожидаю твоих новостей и советов и обнимаю сердечно.

А. Бенкендорф{139}.

8 (59) В 2 часа пополудни. [1813]

Я отдал приказ Бренделю{140}отправить тридцать казаков и одного офицера к Обрескову{141}, рапорт коего прилагаю.

Покамест мне не удалось добыть необходимое количество хлеба, но завтра получу наверняка; егеря, потрудившись, его достали и сыты.

Из разных мест приходят сюда сообщения о том, что Тилеман{142} взял Наумбург приступом и что семь тысяч под командованием принца Экмюльского вошли в Магдебург.

До сих пор мне удалось найти только триста работников, большей частью женщин и детей; завтра они у меня будут, надеюсь.

Я обнаружил, что за городом переправа через реку очень хороша; все устраивается так, что мы сможем разместить там артиллерию, для коей нужно было расчистить и выровнять дорогу; существует, впрочем, и другая переправа, пониже мельниц, и ты сам увидишь, которую выбрать. Две мельницы стоят на двух больших барках, очень подходящих для сооружения двух огромных отличных паромов; на них также есть четыре якоря; если будет получено разрешение, в течение завтрашнего дня эти мельницы превратятся в прекраснейшие паромы.

9 (55) Гамбург, сего 9 апреля [1813]

Любезнейший друг мой! Сию минуту приехал Скурападский{143}; не могу тебе изъяснить удовольствия, которое доставила мне беседа с ним о моем лучшем друге; весьма опечалило меня лишь известие о том, что ты находишься не в полном здравии и страдаешь от болей в груди: береги себя. Вот и весна пришла! Отвечаю тебе, пользуясь отъездом молодого графа Витгенштейна (он с недавних пор состоит при мне){144}. Надо же такому случиться, что с тобой на меня всегда находит какое-то отупение, и у тебя является причина на меня досадовать: уж после отъезда Скурападского я вспомнил, что не надписал адреса на письме к отцу; впрочем, прошу поверить, что я еще не вовсе отупел и, как говаривал Сен-При, изменился к лучшему.

Увы, я принужден расстаться с превосходным и храбрым Дермбергом{145}, к которому очень привязался. Мое здоровье, расстроенное на протяжении некоторого времени, пришло наконец в такой упадок, что мне стало решительно невозможно продолжать службу; у меня такие боли в груди, что я уже не в силах выносить малейшего движения, мне необходим отдых; к тому же у меня лихорадка и… [отточие в тексте], подхваченные в Люнебурге.

Мне тем досаднее покидать Дермберга, что со мной в сравнении с Чернышевым и Теттенборном обходятся весьма дурно, а это как раз давало бы мне резон продолжать службу, желая доказать, что я могу заслужить такое же хорошее обращение, как они.

Неприятель оставил было Целле, но на следующий день вновь занял его. Дермберг находится в Зульце или Германсбурге, Чернышев — в Ильцене, мой брат командует кавалерией Теттенборна в Ротенбурге.

Хотят, чтобы партизаны вели свою собственную войну; это было легко, когда неприятель отступал и отступал, но теперь он остановился, военные действия закончились на Эльбе, и должна начаться новая кампания — причем начаться она должна сражением или решительным маневром, который заставит неприятеля отступать, чтобы избежать столкновения; вот тогда мы сможем снова беспокоить его и вводить в заблуждение.

Никакого секрета более нет: он знает, каковы наши силы, и отбросит нас за Эльбу, когда ему вздумается; магдебургский гарнизон легко может это сделать. В основной принцип возвели то, что является не более чем дополнительным средством, ведь действия партизанских партий — всего лишь следствие решительно выигранного сражения{146}.

Политические перемены, стремительно происходящие в этом краю, упрочатся при успехе и исчезнут при неудаче: итак, здесь, в средоточии немецкого патриотизма, нам следует вести себя как можно осторожнее. Мы продвигаемся слишком медленно; расстройство в стане неприятеля, его испуг исчезнут, а воодушевление немцев остынет при нашей неторопливости. Европейские правительства, особенно в северных странах, вновь примутся за свои холодные расчеты, и политическое коварство Наполеона в итоге поссорит их друг с другом.

Единственное мое желание — увидеться с тобою и по-прежнему быть достойным твоей дружбы. Прошу усердно кланяться Орурку, Понсету, Красовскому и Арсеньеву{147}.

10 (56){148} Сего 15 июня, в Добране [1813]

Любезнейший друг мой, твое письмо из Плауе получил только сегодня; не могу изъяснить, какое удовольствие ты мне оным доставил, как и приглашением провести время перемирия с тобою, мой добрый друг. Если бы я получил его тремя днями ранее, то уже был бы у тебя; но с позавчерашнего дня я снова нездоров. Благодаря разным процедурам и лекарствам мне уже стало много лучше; но надо же было так случиться, чтобы прехорошенькие девицы приехали сюда из ваших краев и черт меня дернул потратить деньги на их пляски и на то, чтобы себе вредить, прыгая с ними что было мочи: теперь колени у меня снова распухли, грудь болит, и врач предписывает мне покой{149}. Однако ничто не удержит меня от поездки к тебе, где я смогу обнять того, кого люблю как брата.

Не осмеливаюсь приступать к тебе с предложением отправиться на два-три дня для морских купаний в очаровательнейшее местечко — и все же это было бы чудесно. Через пять или шесть дней я буду в состоянии двигаться и отправлюсь к тебе. Как бы это… перемирие не оказалось предвестником мира; и все же я не теряю надежды еще послужить под твоим началом. Не хочу ни о чем просить, но что-то мне боязно начинать кампанию с этим трио — разумею Нальмодена{150}, Дермберга и Теттенборна, за каждым из которых следует рой немцев{151}. Однако мое положение может перемениться оттого, что шведский принц и, как я полагаю, старый Сухтелен{152} верят только тебе и ценят мои слабые способности. В конце концов все это образуется, а если нет — надо будет чем-то утешаться. Отправляю к тебе молодого Лантенгаузена, храбреца из Изюмского полка{153}. Я, как видишь, по-прежнему окружен немцами со всех сторон, но сей господин и в самом деле человек достойный.

Скурападский в порыве увлечения рассек себе руку. Он присоединяется ко мне и также просит прислать к нам Арсеньева. Кланяйся превосходному Понсету. Мой брат проводит время со своей красоткой и еще пожалеет о том, что не сможет вместе с другими отправиться в Плауе.

11 (57)

Сей час получил твое письмо, любезный Воронцов, с вложением для Храповицкого{154}. Единственное неудобство в том, что я вовсе не имею представления, где его искать, но как только получу от него известия, письмо будет к нему доставлено, и твои приказания также отправятся к Нарышкину и Баротци{155}.

Неприятель, вышедший из Миндена и достигший Герфорда, намеревался двигаться через Билефельд на Мюнстер и ночью был атакован казачьей партией Сталя, к коей примкнула сотня местных жителей. Они побили много народу и взяли в плен тридцать человек и двоих офицеров; восемьсот французов и три пушки спешно ретировались и пошли на Галль через Ферсмольд. Я отправил Сталя на Варенроде, где он, вероятно, найдет средства постоянно их тревожить. Мельников{156} в Билефельде; он должен был разослать вестовых, чтобы вступить в сообщение с русскими и прусскими или ганноверскими частями, которые должны находиться в окрестностях Миндена; если удастся, он пошлет людей и в направлении Оснабрюка, а также в ближайшие окрестности этого города.

Чеченский в Бекуме и рассылает партии в направлении Мюнстера и Люнена. Вчера мне был приказ быть наготове к сегодняшнему дню, и по вашему образцу все люди стоят на превосходных квартирах и как следует накормлены. Покамест неизвестно, в каком направлении мне надобно будет двигаться завтра; я об этом тебя уведомлю.

В Мюнстере без малого две тысячи человек; прибавь к ним почти три тысячи, которые прибудут из Оснабрюка, и тех, кто вышел из Миндена, окажется не менее пяти тысяч. Всё это, полагаю, двинется в Везель. Я также был бы рад, ежели бы наш авангард остался в прежнем порядке, но вспомни выражение: "В наш век никто не должен оставаться на своем месте". Книппер{157} мой все-таки вернулся и досаждает мне разговорами о том, как все это великолепно. От болтовни Патона{158} у меня болят уши.