Джеймс Хэрриот - О всех созданиях – прекрасных и удивительных

• Название: О всех созданиях – прекрасных и удивительных
• Автор: Джеймс Хэрриот
• Издательство: Мир
• Жанр: Домашние животные
• Год: 1987

"О всех созданиях – прекрасных и удивительных" – продолжение записок английского ветеринарного врача Джеймса Хэрриота "О всех созданиях – больших и малых", снискавших большую популярность как среди широкого круга читателей, так и среди специалистов.

В 1937 году вчерашний студент Джеймс Хэрриот начал самостоятельно работать в городке Дарроуби, затерянном среди холмов сельского Йоркшира. Времена были тяжелые. Ему пришлось оставить свою мечту о работе с мелкими животными в городских условиях и поступить помощником к Зигфриду Фарнону, уже практикующему ветврачу, который был всего на несколько лет старше него. К своему удивлению, Дж. Хэрриот скоро убедился, что в труде сельского ветеринарного врача обрел свое призвание. Он полюбил Йоркшир, полюбил его суровых трудолюбивых жителей и нашел там свое семейное счастье.

В предлагаемой книге, по сравнению с предыдущей, большее место уделено мелким комнатным животным – собакам, кошкам, птицам. В наш век урбанизации мы все реже общаемся с природой, все больше дистанция, отделяющая нас от нее. Как бы компенсируя этот разрыв, человек заводит животных у себя дома, в квартире. Они приносят ему много хлопот, отнимают у него массу времени, и тем не менее с каждым годом их становится в городах все больше и больше. Почему? Вот на этот вопрос и отвечает Джеймс Хэрриот.

Написана книга с большим юмором, учит добрым чувствам и приобщает читателя к "тяжелой, честной, чудесной профессии" ветеринарного врача.

---

– Хэрриот, если не ошибаюсь? – благообразное румяное лицо все так же дышало спокойной силой.

– Совершенно верно. Рад вас снова видеть.

Мы обменялись рукопожатием.

– И как у вас дела в Дарроуби?

– Да все обычно, – ответил я. – Работы невпроворот. Если у вас будет настроение, приезжайте помочь.

Кармоди кивнул вполне серьезно.

– С большим бы удовольствием. Мне это было бы очень полезно.

Он сделал шаг и остановился.

– Но если вам потребуется взять кровь у свиньи, пожалуйста, сразу же меня вызовите.

Наши взгляды встретились, и в ледяной голубизне его глаз вдруг затеплилась веселая искорка.

Он пошел дальше. Я еще смотрел на его удаляющуюся спину, когда кто-то ухватил меня за локоть. Брайн Миллер, такой же никому не известный счастливо практикующий ветеринар, как и я.

– Идемте, Джим! Угощаю! – сказал он.

Мы прошли в буфет и взяли две кружки пива.

– Уж этот мне Кармоди! – объявил Брайан. – Ум, конечно, огромный, а так сухарь из сухарей.

Я отхлебнул, посмотрел в кружку и, помолчав, ответил:

– Ну, не скажите. Бесспорно, он такое впечатление производит, но человек он что надо.

26

Ни один ветеринар не любит, чтобы ему затрудняли работу, и, продолжая нащупывать ягнят, я не сдержал раздражения.

– Право же, мистер Китсон, – сказал я сердито, – вам следовало бы вызвать меня пораньше. Сколько времени вы пытались помочь ей разродиться?

Фермер что-то буркнул с высоты своего роста и пожал плечами.

– Да самый чуток. Недолго, в общем-то.

– Полчаса? Час?

– Куда там! Ну, может, минут пяток.

Мистер Китсон нацелил на меня острый нос и хмурый взгляд. Впрочем, это было его обычное выражение: я никогда не видел, чтобы он улыбался, а представить себе, что его обвислые щеки колыхнутся от веселого смеха было и вовсе невозможно.

Я скрипнул зубами и решил молчать, но я-то знал, что за пяток минут стенка влагалища не могла бы так распухнуть, а ягнята – стать сухими, точно наждачная бумага. И ведь предлежание было правильным: головное у одного, тазовое у другого. Но только, как часто бывает, задние ножки одного лежали по сторонам головы второго, создавая иллюзию, будто они принадлежат ему же. Я готов был побиться об заклад, что мистер Китсон вдосталь повозился тут своими грубыми лапищами, упрямо стараясь вытащить эту головку и эти ножки обязательно вместе.

Да вызови он меня сразу, мне и минуты бы не понадобилось, а теперь вот ни дюйма свободного пространства, работать приходится одним пальцем – и все без толку. Вот если бы всеми пятью!..

К счастью, нынешние фермеры редко устраивают вам такие сюрпризы. Во время окота я обычно слышу: "Ну, нет, я пощупал и сразу понял, что мне это не по зубам". Или же, как на днях мне сказал хозяин овчарни: "Двоим с одной маткой возиться, да разве же это дело?" По-моему, лучше не скажешь.

Но мистер Китсон принадлежал к старой школе. И ветеринара звал, только перепробовав все остальное, а прибегнув к нашим услугам, обычно оставался очень и очень недоволен результатами.

– Бесполезно – сказал я, извлекая руку и быстро прополаскивая ее в ведре. – Надо что-то сделать с этой сухостью.

Я прошел по всей длине старой конюшни, превращенной во временный приют для ягнящихся овец, и вынул из багажника тюбик с кремом. На обратном пути я расслышал слабый стон где-то слева. Освещена конюшня была слабо, а самый темный угол был еще отгорожен старой дверью, снятой с петель. Я заглянул в этот импровизированный закуток и с трудом разглядел лежащую на груди овцу. Голова ее была вытянута, ребра поднимались и опадали в ритме частого трудного дыхания. Так дышат овцы, испытывая непрерывную боль. Иногда она тихо постанывала.

– Что с ней такое? – спросил я.

Мистер Китсон угрюмо поглядел на меня из противоположного угла.

– Вчера окотилась, да неудачно.

– Как – неудачно?

– Ну-у… ягненок один, крупный, а нога назад завернута.

– И вы его так и вытащили… с завернутой ногой?

– А что еще делать-то было?

Я перегнулся через дверь и приподнял хвост, весь в кале и выделениях. Я даже вздрогнул – таким все там было синим и распухшим.

– Ею следовало бы заняться, мистер Китсон.

– Да нет! – В голосе фермера послышалась досада. – Не к чему это. Посмотрите вы ее, не посмотрите – все едино.

– Вы думаете, она умирает?

– Угу.

Я провел ладонью по ее голове. Губы и уши холодные. Пожалуй, он прав.

– Так вы уже Мэллоку позвонили? Ее надо бы поскорее избавить от лишних страданий.

– Да позвоню я, позвоню… – Мистер Китсон переступил с ноги на ногу и отвел глаза.

Я прекрасно все понял. Он твердо намеревался предоставить овце страдать до конца – "может еще и оклемается". Пора окота всегда была для меня полна радости и удовлетворения, но тут передо мной была другая сторона медали. В сельском календаре это лихорадочное время, добавляющее к обычным заботам сразу кучу новых хлопот, – и в некоторых отношениях оно истощает все резервы сил и фермеров, и ветеринаров. Буйный поток новой жизни оставляет по берегам исковерканные обломки – овец, слишком старых для последней своей беременности, ослабленных болезнями вроде фасциолеза или токсемии, страдающих воспалением суставов или просто "окотившихся неудачно". Нет-нет, да и наткнешься в каком-нибудь темном углу на такую овцу, брошенную там без всякой помощи – "авось, сама оклемается".

Я молча вернулся к своей пациентке. Крем сыграл свою роль, и я смог вести дальнейшее обследование почти всеми пальцами. Надо было решить, с какого ягненка начать, но поскольку голова уже продвинулась относительно далеко, логично было заняться тем, которому она принадлежала.

С помощью фермера я водворил задние ноги овцы на тюк соломы и, используя наклон, осторожно отодвинул ножки в глубину. В освободившемся пространстве мне удалось зацепить скрюченным пальцем передние ножки, отогнутые вдоль ребер назад, и вывести их в проход. Еще колбаска крема, еще несколько секунд осторожных маневров – и ягненок появился на свет.

Но слишком поздно. Крохотное существо было мертво, и, как всегда, при виде крепкого красивого тельца, которому не хватало только искры жизни, меня захлестнула горькая волна разочарования.

Я торопливо намазал руку еще раз и нащупал второго, отодвинутого вглубь, ягненка. Места теперь было много, и мне удалось зацепить его всей кистью. Остальное было делом минуты. О том, что второй ягненок жив, казалось, не могло быть и речи, и я просто торопился помочь овце. Однако едва я извлек его, как ощутив холод окружающего воздуха, он судорожно дернулся, и, держа в ладонях мягонькое пушистое шевелящееся тельце, я понял, что все в порядке.

Странно, как часто так случается: вытаскиваешь мертвого, уже давно тронутого разложением ягненка, а позади него ждет своей очереди живой! И все-таки это была нежданная радость. У меня полегчало на душе, когда я очистил его рот от слизи и подложил к матери – пусть оближет. На всякий случай я проверил, не прятался ли за ним еще и третий, но ничего не обнаружил и распрямился.

– Ну, особых повреждений нет, и думаю, ей ничего не грозит,– сказал я – Не могли бы вы принести мне чистой воды, мистер Китсон? Будьте так добры!

Фермер вылил грязную воду на пол и вышел из конюшни. В наступившей тишине до меня донеслись звуки тяжелого дыхания овцы в темном углу. Я попытался отогнать от себя мысль о том, что ей еще предстоит вытерпеть. Сам я скоро отправлюсь по другим вызовам, потом пообедаю, начну вечерний объезд, а здесь в темном унылом углу бедное животное будет долго и мучительно агонизировать. Сколько времени продлится это умирание? Сутки? Двое суток?

Нет, не могу! Надо что-то сделать! И, припустив бегом к машине, я схватил флакон с нембуталом, большой шприц на пятьдесят кубиков и метнулся назад в конюшню. Одним прыжком перемахнув через старую дверь, набрал в шприц сорок кубиков и ввел их в брюшную полость умирающей овцы. Я выпрыгнул наружу, пронесся через конюшню, и, когда появился мистер Китсон с полным ведром, с невинным видом стоял там, где он меня оставил.

Растеревшись полотенцем, я надел пиджак и взял бутылку с антисептическим средством, а также тюбик с выручившим меня кремом.

Мистер Китсон пошел впереди меня по проходу и по дороге заглянул в отгороженный дверью угол.

– Ну, ей уже недолго осталось! – буркнул он.

Я посмотрел через его плечо. Овца уже не задыхалась и не стонала. Бока ее чуть приподнимались и опадали равномерно и редко. Глаза были закрыты. Она погрузилась в сон, который незаметно перейдет в тихую смерть.

– Да, – сказал я. – Она явно слабеет. Думаю, теперь уже скоро. – Не удержавшись, я добавил: – Вы потеряли эту овцу и того ягненка. А ведь я, почти наверное, спас бы их для вас, если бы вы дали мне такую возможность.