Л Красин - Письма жене и детям (1917-1926)

• Название: Письма жене и детям (1917-1926)
• Автор: Л Красин
• Жанр: История

---

Воображаю, сколько всякой чепухи сообщалось в ваших газетах за эту последнюю неделю! Вкратце дело обстояло так. Временное правит[ельство] и Совет республики[58] за последние недели проявляли какой-то такой паралич всякой деятельности и воли, что у меня уже возникал вопрос: да не политика ли это и не собирается ли Керенский[59] и К- дать большевикам, так сказать, зарваться и затем одним ударом с ними покончить. В действительности, покончили с ним б[ольшеви]ки нападением на Зимний дворец, в котором в последний момент не было иной защиты, кроме юнкеров и смехотворного женского батальона. Весь остальной гарнизон, подвергавшийся в течение 3-х недель безудержному воздействию б[ольшеви]ков, отказался выступать на защиту Вр[еменного] правит[ельства], и все оно к вечеру 25 октября оказалось в казематах Петропавловки, кроме Керенского, который бежал в Гатчину и с 5000 казаков начал там готовиться к обратному завоеванию Петрограда. Пронунциаменто[60] б[ольшеви]ков подействовало оглушительно, но не вызвало на первых порах противодействия, а лишь встретило пассивный бойкот чиновничества, интеллигенции и городского самоуправления. Жертв почти не было, матросы и красная гвардия[61] вели себя вполне достойно, только солдаты кое-где в Зимнем дворце, а еще вернее, переодетые солдатами уголовные элементы коснулись слегка кое-каких сундуков с драгоценными вещами. Б[ольшеви]ки были, видимо, обескуражены очень единодушным бойкотом всех и вся (рассказывали курьезы о визитах новых "министров" в свои министерства, где все их встречали заявлением о непризнании — начиная с тов[арища] мин[истра] и кончая швейцарами и курьерами), бойкот этот угрожает остановить всю вообще жизнь столицы, и всем начала делаться ясной необходимость какого-то выхода, а именно, образования нового министерства, несомненно уже социалистического, ответственного перед Советами.

Более правые элементы, нар[одные] соц[иалисты][62], меньшевики оборонцы[63] и правые с[оциалисты]-р[еволюционер]ы[64], заявили протест против вхождения в новое правит[ельство] б[ольшеви]ков, а эти, в свою очередь, имея в своих руках фактически всю власть, конечно, не могли согласиться на самоустранение, хотя и соглашались, во-первых, допустить не менее 40 % оборонцев до нар[одных] социалистов включительно, а, во-вторых, по-видимому, — пожертвовать Лениным[65] и Троцким[66], которые со своим курсом на социалистическую революцию, кажется, остаются в единственном числе. Вмешались железнодорожный[67] и другие союзы, а сейчас будто бы также и Ставка[68], требуя, все, прекращения военных действий и немедленного образования однородного (т[о] е[сть] социалистич[еского]) министерства из всех партий от н[ародных] с[оциалист]ов до большевиков. Известно, с какой тягучестью идут у нас всякого рода переговоры, и неудивительно, что воз и поныне там: все еще не могут сговорится.

Между тем, уже на 4-й день переворота, когда вся сила в городе была уже давно в руках большевиков, правые элементы, так наз[ываемый] комитет спасения[69], под влиянием раздутых и, как потом оказалось, даже ложных слухов о "победах" Керенского под Гатчиной, в Пулкове и Царском[70], решились на безумный шаг обратного захвата телеф[онной] станции, крепости[71], Мих[айловского] манежа и пр[очего], послав для этой цели юнкеров[72]. Предполагалось, кажется, участие и 3-х полков казаков, находящихся в Питере, но они не только не выступили, а даже будто бы выдали план всей авантюры. Результатом этой предпринятой в воскресенье попытки были уличные бои, окончившиеся, конечно, полным разгромом несчастных юнкеров, которых перебили около 200, причем кроме того были убитые и со стороны красногвардейцев, матросов и солдат. Здание Владим[ирского] училища, где юнкера засели с пулеметами, было обстреляно даже из пушек. Не обошлось и без самосудов и расстрелов. Сотни юнкеров арестованы и в качестве заложников посажены в крепости и Кронштадте. Не будь этой воскресной авантюры, весь переворот в городе прошел бы почти бескровно. За городом дошло до форменного сражения, причем бомбардировке и обстрелу подверглось в понед[ельник] (третьего дня) также и Царское Село, и наша Нюша из окон могла наблюдать, как рвутся шрапнели, а Бражников, случайно в эти дни проезжавший Царское, попал в самое пекло и потрясен военными впечатлениями. Что касается меня, то я в предвидении событий еще в субботу решил не ехать в Царское, чтобы там не застрять, и все эти дни провел в городе, вплоть до сегодня, когда восстановилось движение по дороге, и я в 4.35 дня приехал сюда взять ванну и посмотреть, что тут делается. У нас все в порядке и нигде по соседству никакого ущерба никто не потерпел. Город занят советскими войсками и Красной гвардией, которые поддерживают пока что полный порядок. О красногвардейцах (рабочих) вообще хорошо отзываются. Они основательно дерутся и соблюдают полный революционный порядок, так что покамест хулиганам нет ходу. Большевистское правительство тем не менее в отчаянном положении, ибо бойкотистская тактика всех учреждений создала вокруг него торричеллиеву пустоту[73], в которой глохнут все его декреты и начинания. Б[ольшеви]ки готовы уступить власть блоку из 40 % большевиков, 40 % оборонцев и 20 % интернационалистов, на том же сейчас сошлись уже почти все другие партии, но н[ародные] с[оциалист]ы и правые с[оциалисты]-р[еволюционер]ы упорно хотят исключить самих большевиков, и соглашение все не налаживается. Иного же выхода нет, так как кадетская[74] и правая контрреволюция в лице бежавшего Корнилова и донца Каледина[75] слишком слаба, чтобы идти сейчас в бой против Петрограда. Разруха растет, с каждым днем близится призрак голода и, если так пойдет дальше, мы можем докатиться до стихийного взрыва анархии, которая после неслыханных бедствий отдаст страну в руки какого-нибудь крутого взявшего в руки палку капрала. Социалистический блок — сейчас последняя попытка овладеть ходом вещей. Если он не состоится или не сумеет взять руль твердо в руки, то кораблю не миновать порогов, и весь вопрос лишь в том, что уцелеет при неизбежном тогда кораблекрушении. Вот какие дела, милая моя, родная, Любашечка, золото мое ненаглядное!

Я себя чувствую очень бодро, здорово и хорошо! Отдохнул, очевидно, и заправился силами. Питаюсь, благодарю Бога, пока еще очень хорошо, не очень волнуюсь событиями, стараясь смотреть на них философски, и менее всего переутомляюсь, а попросту говоря, ни черта не делаю, так как, в сущности, никакой работы нет из-за всей этой кутерьмы.

Гермаша неделю назад уехал в Москву, а Боря туда же в субботу. В Москве, по слухам, жестокие бои и даже погромы[76]. Я уповаю лишь на то, что обычно слухи и молва преувеличивают все в десятки раз, но, конечно, события такие, что всякое случиться может. Володю я видел прошлую субботу и дал ему 700 руб. на покупку какой-то шинели чуть не на собольем меху, которую он должен был переделать себе в меховое пальто. Попенял его малость за франтовство и вечное стремление лезть выше и выше по лесенке какого-то денди[77], но моя педагогика от него отскакивает, как горох от стены, и вряд ли он что-либо восчувствовал, кроме разве неудовольствия по поводу ненужной воркотни. Нину эти дни не видал, но увижу, наверное, до отсылки тебе этого письма.

Большое мне утешение в эти дни дает сознание, что вы все вне этих трудных дней и событий. Хоть и счастье жить всем вместе, но в такие времена и разлуке будешь рад, только бы сознавать вас в безопасности.

Боюсь, в газетах ваших очень много вранья (здесь мосты разводили, а у вас, кажется, сообщалось, что они взорваны и т. п.) и, если мои телеграммы не доходят в нормальное время, то вы, пожалуй, там очень беспокоитесь. Прошу поменьше поддаваться всяким паническим слухам. У меня какая-то уверенность, что лично с нами всеми ничего плохого не случится, и ты, маманя, не унывай, если даже узнаешь, что меня в министры пригласят. Об этом опять поговаривают, и если работа у Сименса и Барановского будет складываться в направлении бесполезного толчения воды в ступе, то я, пожалуй, пойду спасать отечество, с тем чтобы, когда дадут по шее (а это сейчас делается очень быстро), уже не возвращаться к делам, а махнуть прямо к вам совсем. Так и знай и этим и утешайся, если бы до тебя вдруг дошли такие слухи. Если состоится всеобщий левый блок и последует такое приглашение, отказаться будет совершенным дезертирством. Кроме того, в случае введения всеобщей трудовой повинности (а это, вероятно, очень близко) единственный доля меня способ освободиться от Сименса и Барановского — это уйти в какое-нибудь общественное служение, от которого переход к чистой отставке уже легче. Во всяком случае, если я приду к решению о вступлении в какую-либо подобную комбинацию, то ты можешь быть уверена, это будет сделано не под влиянием какого-либо увлечения или донкихотства, а по зрелому размышлению, и, значит, так будет лучше не только для меня, но и для нас всех. Не всегда это можно ясно доказать (особенно будучи от вас отрезанным, как теперь), но ты уж тут поверь мне и положись на мою способность правильно учесть ситуацию и найти наиболее удачный из нее выход.