Аркадий Вайнер - Искатель. 1976. Выпуск №1

• Название: Искатель. 1976. Выпуск №1
• Автор: Аркадий Вайнер
• Издательство: Издательство «Молодая гвардия»
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1976

На I и IV стр. обложки — рисунок Г. НОВОЖИЛОВА.

На II стр. обложки — рисунок Ю. МАКАРОВА к рассказу Артура КЛАРКА «Встреча с медузой».

На III стр. обложки — рисунок А. ЧИЖИКОВА к рассказу А. С. ТАББА «Последние из гробовщиков».

---

— А остальных-то зачем? — спросил я.

— Да они не стабильные какие-то. — с огорчением сказал Коля. — Вчера он «куклы подкидывал», завтра будет фармазонить. А сегодня, глядишь, самочинный обыск зарядил…

Коля выложил на стол несколько больших, в разноцветных коленкоровых переплетах альбомов, придвинул один из них к Пачкалиной:

— Пожалуйста, гражданочка. Не спешите, разглядывайте внимательно.

Пачкалина недоверчиво посмотрела на вихрастого Колю, который в свои тридцать лет выглядел в лучшем случае первокурсником-студентом, и открыла альбом. Я сидел рядом с нею и тоже с интересом разглядывал снимки — мне ведь по моей специальности делать это нечасто приходится, хотя я знаю кое-кого из жуликов, представленных в Колиной коллекции.

Пачкалина загляделась на Олега Могилевского по кличке «Портвейн». Лицо красивое, мягкое, густые темные кудри до плеч, по-детски пухлые губы, огромные чистые глаза в пушистых девичьих ресницах, кокетливый наклон головы… Не хватает только надписи в завитушках: «Люблю свою любку, как голубь голубку»…

Нежный красавец этот не так давно приглядел одного деятеля — заведующего плодоовощной базой. И решил «взять» его профессионально. С дружками своими устроил за ним плотную слежку, фотографировал машины с овощами, которые, по его расчетам, «налево» уходили, словом, досье на него такое оформил, что в ОБХСС зашлись бы от зависти. В один прекрасный день является к заведующему домой, с ним двое в форме, понятых берут: обыск. Заведующий трясется, да куда денешься? Пока те двое ищут, Портвейн уселся хозяина допрашивать — документы, фотографии ему предъявляет: вы, мол, установленный жулик и доказанный расхититель соцсобственности. Заведующий покряхтел и сознался, показания собственноручно записал и поставил подпись свою. Забрали у него разгонщики тысяч двадцать, вещей ценных два чемодана и удалились, отобрав подписку о невыезде с места жительства.

Так бы все и обошлось, если бы сосед-понятой не стал по разным инстанциям жаловаться: жулика вроде разоблачили в моем присутствии, а он живет себе на воле и в ус не дует…

Пачкалина листала альбом, время от времени отирая кружевным платочком выступавшую на лбу от напряжения испарину, иногда задерживалась на каком-нибудь снимке, рассматривала и, как бы сама себе отвечая, отрицательно покачивала головой, листала дальше. Уже в конце первого альбома остановилась на персонаже с удивленным лицом и ангельски-невинными глазами, вопросительно посмотрела на Колю.

— Нет, нет, — уверенно сказал Коля. — Этот сидит. Рудик Вышеградский, он же Шульц, кличка Марчелло. Отбывает с 13 марта по приговору народного суда Свердловского района.

Пачкалина понимающе кивнула и перешла к следующему альбому. Мало-помалу она увлеклась этим занятием, и теперь, когда она хоть на время забыла о своей беде, вид у нее был такой, будто пришла она в гости в солидный семейный дом, и пока хозяйка, подруга ее задушевная, готовит угощение, она коротает время, рассматривая фотографии подруги, друзей ее и любимых родственников.

Коля Спиркин, наверное, знал, что с его посетителями время от времени происходят такие вещи, поэтому он сказал Пачкалиной вежливо:

— Вы, гражданочка, пожалуйста, от своего дела мыслями не отвлекайтесь, держите перед собой образ преступника. А то и запутаться недолго, если просто так разглядывать, любоваться на них… — И широко ухмыльнулся: — Они ведь у нас красавчики…

Они и впрямь были красавчики — Бичико, Монгол, Шпак, Котеночек, Портной, Берем-Едем и многие другие все, как на подбор: симпатичные и приветливые лица, честные, доверчивые глаза. Это, конечно, не удивительно — ведь приятная внешность — их профессиональный «инструмент», своего рода отмычка, способ отбирать деньги без помощи грубой силы, а как еще влезть в душу «лоху» — это они так своих простодушных клиентов именуют, наверное, сокращенно от слова «лопух».

Разглядывая их вместе с Пачкалиной, я подумал, что они здорово опровергают Чезаре Ломброзо с его теорией биологической предопределенности преступников. По его мнению, выходило, что у преступников по сравнению с нормальным человеком обязательно искажены черты лица — разные там лицевые углы и тому подобное, и в результате у них звероподобная, чисто «уголовная» физиономия, так называемый «тип Ломброзо». И я вспомнил, что, приняв у себя в Ясной Поляне Ломброзо, Лев Толстой, хоть и не юрист и не антрополог по специальности, записал в дневнике: «Был Ломброзо, ограниченный, наивный старичок».

— Кажись, вот на этого похож, — ткнула пальцем Пачкалина в снимок, с которого нахально улыбался круглолицый курносый субъект с ямочками на щеках.

— Может, и похож, — сказал Коля, — только к вашему случаю он не подходит. Это Сеня Табуретка, безногий, — и пояснил: — Он на тележке такой, вроде табуреточки на колесиках, катается. Поэтому и прозвали его соответственно.

— Ой-ей, — посочувствовала Пачкалина, еще раз посмотрела на снимок и задумчиво спросила: — Он тоже жулик?

— А как же, — весело ответил Коля. — Здесь все жулики.

Пачкалина помялась немного, но, видимо, очень хотелось спросить, и она спросила:

— Так ведь без ног-то, откровенно говоря, как он… ну, это самое?..

Коля засмеялся:

— Жульничает? Ха! Он ведь не карманник, для его специальности в первую очередь голова нужна, а не ноги!

— Понятно, — кивнула Пачкалина и вздохнула: — Вот ведь люди какие странные — покарал бог с ногами, а он все не унимается…

Часа два еще мы рассматривали с ней фотоснимки, приглядывались к похожим, сопоставляли их с данными картотеки, но ничего интересного не нашли. Закрывая последний альбом, Пачкалина длинно вздохнула и сказала:

— Нет их здесь, значит… — И в голосе ее мне послышались разочарование и укор: что же это, мол, мы с Колей так не по старались, штук сорок альбомов по полкам распихали, а тех жуликов, ее единственных, сюда не включили; на кой же они нужны тогда, эти альбомы? Так, пустая и никчемная забава…

Сегодня мне предстояло покончить еще с одним нудным делом. По плану значилось: «Выяснить истинную позицию Фимотина», и хотя тащиться к нему на кулички чертовски не хотелось, отступать от принятых обязательств не в моих правилах.

Странное все-таки впечатление осталось у меня от первого разговора с Фимотиным. Как он в цвет точнехонько попал с красной книжечкой и пистолетом! Конечно, если допустить, что он встречал Позднякова «под градусом», тогда подобное предположение лежит, так сказать, на поверхности — действительно, что еще украсть можно у милиционера? Ну а если он, мягко говоря, преувеличивает? Если, мягко говоря, домыслил насчет пьянства участкового? Какую роль играет он в этом случае? Прорицатель, этакий пифий в «олимпийском» костюме? Или ординарный кверулянт, профессиональный загрязнитель чужих репутаций? Или… Или есть еще вариант — что он об этом эпизоде, о краже удостоверения и оружия просто знает? Знает о том, что никому, кроме милиции и отравителя, неизвестно?

— …В прошлый раз вы говорили, Виссарион Эмильевич, о неблагополучии в семье Позднякова. Я бы хотел остановиться на этом вопросе подробнее.

Нынче был Фимотин что-то не в настроении, принимал меня далеко не так радушно, как в прошлый раз, настойкой заморского гриба не угощал и вообще был явно удивлен моему повторному визиту — очевидно, у него были иные представления об инспекторских проверках.

— Позволю себе не поскромничать, я, так сказать, свой гражданский долг выполнил, — говорил он, теребя рыжеватые свои усы. — О своих объективных наблюдениях вам подробно доложил… — И весь его вид свидетельствовал о недовольстве и некотором даже возмущении: человека спросили, он все честно, как надо, объективно доложил, а теперь за это снова его беспокоят, как свидетеля какого-нибудь, допрашивают до ногтя, дорогое пенсионерское время транжирят. — Ваша теперь забота — выводы делать.

— Так в том-то и дело, дорогой Виссарион Эмильевич, что у нас для выводов фактов не хватает. А за выводами дело не станет.

— А какие же еще вам факты нужны? — удивился Фимотин.

— Ну вот хотя бы насчет неблагополучия в семье. Помнится, вы так буквально выразились: «Неподходящая, по моим сведениям, у него дома обстановочка».

— Я и сейчас подтверждаю…

— Вот-вот. Я насчет сведений этих, нельзя ли поподробнее?

Фимотин задумался, потом сказал, медленно растягивая слова:

— Вы уж прямо на словах ловите, товарищ инспектор. Я ведь не то что там имел в виду официальную какую-то информацию…

— Да боже упаси. Просто меня факты интересуют.

— Понимаете, факт факту рознь. Для наблюдательного чело века маленький штришок какой-нибудь, деталька — уже факт, почва, так сказать, для умозаключений…