Лаура Рестрепо - Леопард на солнце

• Название: Леопард на солнце
• Автор: Лаура Рестрепо
• Издательство: Амфора
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-94278-439-6

Основой захватывающего, с неожиданными поворотами, сюжета этого романа служит борьба двух мафиозных кланов в Колумбии. Однако описываемые события дают автору (и читателю) немало поводов для философских и поэтических размышлений. Помещая в колумбийском издании благодарности друзьям за помощь, оказанную ей в работе над романом, Лаура Рестрепо благодарит среди прочих «и Габо… чей гений и подавляет нас, и озаряет». Речь идет, конечно же, о Габриэле Гарсиа Маркесе.

---

– Малыша я хочу назвать Энрике, – кричит он ей, и нечто вроде энтузиазма слышится в его глухом голосе сумрачного человека.

– Почему Энрике? – спрашивает она. – Никто в семье не носит это имя.

– Как раз поэтому.

За спиной у них раздается грохот разбитого стекла, громовой, как весть о катастрофе, и у них перехватывает дыхание. Они оборачиваются: одно из стекол купола разнесено вдребезги. В дыру входят семеро. Мани узнает всклокоченную седую голову своего брата Фрепе.

– Не волнуйся, – говорит он Алине, – это только Фрепе со своими телохранителями.

Она уже поняла это, ощутив характерный запах извечной низкосортной сигары деверя. Тихим голосом, дрожащим от испуга и возмущения, она спрашивает:

– Почему же им не войти в дверь?

– Неужто что-то случилось с охранниками Мани, что они не преградили Фрепе дорогу?

– Да это ведь был брат хозяина: из той же банды. Они его предупредили, чтобы не ходил, но не решились удержать силой, тем более в тот момент – ведь Мани велел им с максимальными предосторожностями беречь покой Алины. «Я хочу, чтобы вы вели себя, точно призраки, – приказал он им. – Чтобы вас ни слышно, ни видно не было». В тот момент, когда стекла затрещали, они примчались немедля и оружие уже выхватили, но Мани сказал, что все в порядке и отослал их.

– Так, стало быть, в тот день головорезы Фрепе и люди Мани были на волосок от хорошей свалки?

– Так оно и было. Если бы Мани вовремя не дал отбой, никто бы и живым не ушел.

– Такая уж была у них жизнь: в любой момент что угодно могло случиться, и что угодно могло пальбой закончиться.

У головорезов Фрепе лица размалеваны зеленым с черными разводами, они одеты в камуфляжные штаны и кричаще-яркие рубашки флоридских туристов. У одних головы повязаны платками, другие – в бейсбольных кепках. Они зловеще надвигаются в клубах пара, источая безумие, словно сбежавшие из цирка клоуны, словно вышедшие из топи солдаты-наемники.

– Вчера убили Фернели, – с бортика кричит брату Фрепе, – и мы не смогли сообщить тебе об этом – ты дал приказ не прерывать твой медовый месяц. Двенадцать дней назад убили двоих наших братьев, и ты не пришел на похороны. Может, все-таки вспомнишь о нас?

– Побудь здесь, – велит Мани Алине, и выходит из воды не торопясь, кажется, что и не изменившись в лице, с досадой императора, чье купание прерывают рабы. Одна Алина замечает его волнение: она видела, как его ужасный шрам проступил на лице, точно бледная молния.

– Зачем ты явился? Почему твои люди вламываются, как грабители? – спрашивает он Фрепе, облачаясь в халат поверх купального костюма, не спеша, оставляя время для демонстрации своей атлетической мускулатуры, бравируя своей телесной молодостью – уже одно это приносит ему маленькую моральную победу над постаревшим и нескладным старшим братом.

– Я пришел тебя проинформировать, но нам не давали пройти. Ты ведь такой элегантный, знать не желаешь о бойне, но уж такова жизнь, брат, она просто грязная шлюха.

– Кто убил Фернели? – спрашивает Мани, словно не знает.

– Нандо Барраган, и нынче он празднует победу, раздувшись от гордости, как индюк, и пьяный, как бочка.

Пока братья разговаривают, шестеро с размалеванными лицами захватывают пространство. Шумные, ражие, глумливые, они затевают грубое веселье – Алина взирает на них с ужасом, шлепая по воде руками, чтобы удержаться на поверхности, потому что ее ноги не достают до дна. Один пожирает фрукты с подноса и плюет огрызки в воду, отрыгивая и похохатывая. Другой пьет спиртное и говорит сальности, ухватив себя рукой за яйца; третий включает на полную мощность «Разбитый бокал» Алей Акосты[67] на проигрывателе в баре; четвертый развлекается, кромсая ножом парусину тента. Двое остальных, галдя и кривляясь, взбираются на трамплин, и бросаются в воду в одежде и башмаках.

Видя, что мерзавцы к ней приближаются, Алина теряет голову, плывет к бортику, словно удирая от чумы, и кричит мужу:

– Мани, помоги мне выйти! Мани, дай мне полотенце, пожалуйста! – но он ее не слышит. Она кричит еще более истерично, пытаясь перекричать Алей Акосту, с пластинки предлагающего поднять разбитый бокал за изменщицу. Фрепе показывает на Алину пальцем:

– Принеси ей полотенце, – говорит он Мани, – королева не желает, чтобы ее видели с брюхом.

Мани помогает ей выйти из воды, укутывает ее полотенцем и просит подождать его в доме.

– Нет, пусть она остается, – говорит Фрепе, – лучше ей остаться, поговорим, очень даже мило…

– Говорить мы не будем, пока ты не велишь своим людям уйти, – отвечает Мани с демонстративным спокойствием.

– Да зачем, им тут так весело. Они беспокоят королеву?

– Пусть они выйдут, Фрепе, – Мани пускает в ход остатки своего авторитета, – и прежде всего пусть замолчат, от шума у меня голова раскалывается.

Фрепе смотрит на него вызывающе – физиономия в черных разводах напоминает морду старой зебры, вставшей на дыбы. Однако он не решается ослушаться. Помимо его воли, дух превосходства младшего брата путает его и сдерживает. Он сует в рот два пальца, свистит и приказывает своей шайке подождать снаружи.

– Можешь сесть, – говорит ему Мани с начальственным высокомерием и указывает на стул. Затем он обращается к Алине тоном, не допускающим возражения:

– Подожди меня в доме, прими пока теплую ванну и оденься.

– Нет, – говорит она, дрожа от волнения, отвращения и холода, и встает рядом с мужем. – Я предпочитаю остаться.

В воздухе висит смрадный сигарный дым. На освещенной воде нагло плавают арбузные семечки и корки. Желая показать, кто здесь хозяин, Мани идет к бару и выключает песню о неблагодарной, которая уходит, – тут ему является мысль, что ее поставили намеренно, чтобы его подразнить. Он не позволяет себя спровоцировать и предлагает Фрепе выпить.

– Я пришел только сказать тебе, что ты можешь быть спокоен, – говоря, старая зебра испускает клубы дыма. – Для меня не проблема делать свое дело, пока ты фотографируешься с министрами да артистами. Фернели убит, мои люди идут на смерть, чтобы ты жил большим барином. Нет никакой проблемы: это входит в договор. Я не держу на тебя зла за то, что ты не пускаешь меня в свой дом. Я даже прощаю тебе, что ты не придешь на похороны в день, когда меня убьют. Только вот что: ты даешь мне тридцать процентов, меня они не устраивают.

– Иди прими ванну, Алина, – с нажимом велит Мани.

– Этот табак… – бормочет она слабым голосом, в то время как зловонный дым проникает в ее легкие, вызывая изнеможение, от которого немеют ноги, туманятся глаза, кровь отливает от лица, унося с эритроцитами и румянец. – Уже иду, – пытается сказать она, и удаляется, собрав остаток сил, удерживая равновесие, как канатоходец, который старается не замечать, что идет по канату. Ей удается шагнуть в скользящую стеклянную дверь, отделяющую бассейн от главного зала, и она опускается в высокое кресло секундой раньше, чем ее взгляд застилает чернота, чувства отключаются и она теряет сознание.

– Сколько времени Алина Жерико была без чувств?

– Этого никто не знал, потому что никто этого не заметил, даже Мани – он не видел, что она в зале, потому что ее скрывала спинка кресла, и думал, что она ушла в ванную. Должно быть, всего несколько минут. Когда она пришла в себя, до нее доносились из бассейна напряженные голоса двух братьев – они спорили на грани драки, но избегали открыто вступить в нее. Она услышала то, что дало ей понять: готовится убийство Нандо Баррагана. Сама того не желая, она узнала немало подробностей. Несколько раз она слышала слово «кокаин», и поняла, что Монсальве занялись новым видом торговли. Она с трудом поднялась на ноги, пошла в кухню и выпила «Кока-Колы», что подкрепило ее, затем пошла в свою комнату и оделась. Когда она вернулась к бассейну, то была в полном порядке и с нормальным цветом лица.

– Ты должна быть довольна, королева, – говорит ей Фрепе, видя, что она снова здесь. – Твой муж вот-вот станет в десять раз богаче, чем сейчас. В сто раз богаче. Глядишь, и президентом республики станет, а ты – первой леди… Ну, не смею задерживать, ухожу-ухожу. До свиданья, королева, был очень рад. И береги себя, а? И получше береги малыша. Дело может принять дурной оборот, не говори, что я тебя не предупреждал. Склока с Барраганами была детской игрой: в конце концов, счеты между братьями. Дело семейное. Сейчас начинается серьезная война, и противники настоящие. Где больше денег, там и стреляют больше, знаешь? Ну, всех благ, до свиданьица… Так, стало быть, пятьдесят процентов, так, Мани?

* * *

– Значит, Мочо Гомесу удалось получить землю и деньги, обещанные ему Нандо за выдачу Фернели?

– Мочо Гомес огреб двойную прибыль. Нандо заплатил ему, не зная, что и Мани ему платит.

– Мани Монсальве? А он за что?

– Это же очевидно: потому что именно Мани и сообщил Мочо о гараже и дал ему денег, чтобы он довел это до слуха Нандо, будто бы сам от себя. Мани нанес двойной удар: умудрился избавиться от Фернели, не нажимая на курок и избежав войны со своим братом Фрепе, навязавшим ему этого типа. Мани вынужденно терпел Фернели, терпел его пресные фразочки в рифму, и его стариковское шарканье, и вечно слезящиеся глаза. Но недолго. Только тот, кто плохо знал Мани, мог поверить, что он пропустит гол безответно. «Прощайте, хозяин!», некогда брошенное ему Фернели с насмешкой и вызовом, так и звучало у него в ушах, и он не успокоился, пока не нашел способ, асептический и беспоследственный, разделаться с прохвостом.