Жан Марабини - Повседневная жизнь Берлина при Гитлере

• Название: Повседневная жизнь Берлина при Гитлере
• Автор: Жан Марабини
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: История
• Год: 2003
• ISBN: 5-235-02469-9

Книга Ж. Марабини разрушает стереотипы нашего восприятия фашистской Германии и открывает неизвестные широкому читателю страницы жизни немецкой столицы, находившейся в период власти Гитлера под таким `железным занавесом`, приподнять который не смогла даже Олимпиада 1936 года, проходившая в Берлине. Предлагаем познакомиться с повседневной жизнью этого города в самые тяжелые годы его истории. Из отдельных глав, словно из отдельных стеклышек, как в калейдоскопе, перед нами неожиданно складывается общая картина жизни Берлина.

---

Гитлер уже принимал здесь представителей дипломатического корпуса, которые приходили поздравить его с Новым годом, и беседовал с папским нунцием, монсеньором Орсениго. Делегации национал-социалистской партии, прибывшие из Прибалтики, Австрии, Чехословакии, со всех концов Германии, одна за другой поднимаются по ступеням западного подъезда рейхсканцелярии (со стороны Воосштрассе) и проходят между гвардейцами, которые застыли, расставив ноги и сжав в руках автоматы, устремив взгляд куда-то вдаль. Другие часовые, в черном, уже внутри здания, образуют тройной кордон, который тянется до самого кабинета Гитлера. Это люди из «Лейбштандарта СС Адольф Гитлер» (полка личной охраны фюрера),[112] «лучшие из лучших», подчиняющиеся только Гиммлеру и Гейдриху, которые контролируют друг друга. И все-таки эта система могла бы в 1938 году рухнуть, как карточный домик, если бы Гитлер в критический момент не оказался в Мюнхене вместе с Муссолини, Чемберленом и Даладье и не подписал там «Пакт четырех», отдавший Чехословакию на милость нацистов.

Гитлер празднует свое пятидесятилетие

Около 9.30 утра колокола Берлина наконец умолкают, и фюрер, сопровождаемый разряженной свитой, направляется к гигантской эспланаде, минуя двух мрачных колоссов работы Брекера, — эти статуи символизируют Die Partei и Die Wehrmacht (партию и армию). На официальной трибуне уже заняли свои места военные советники, и среди них капитан Штелин, советник по авиации при Французском посольстве; он держится очень прямо, поправляет очки. В этот день стоит хорошая нежаркая погода. Многие любопытные взгляды устремлены на Иоахима фон Риббентропа, главное лицо в новой дипломатии, пока мало кому известное. B10 часов звуки военного духового оркестра возвещают начало парада — с этого момента стальная река будет непрерывно течь мимо трибун до трех часов пополудни. Грандиозный парад, самый роскошный из тех, что проводились в Берлине со времени прихода к власти нацистов, посвящен пятидесятилетию фюрера. Но что думают об этом зрелище берлинцы? Через каждые 100 метров они натыкаются на изображения орлов — на Шарлоттенбургском шоссе, на площади Республики, на Унтер ден Линден. Им, жителям столицы, обещали воздвигнуть недалеко от Бранденбургских ворот здание с самым большим куполом в мире. Уже построили министерства, рассчитанные на вкусы мегаломанов и изменившие привычную панораму города. Гогенцоллерндамм, Фербелли-нерплац стали неузнаваемыми. В центре зеленые пространства, возможно, вскоре исчезнут, уступив место заводам концерна «ИГ Фарбениндустри».[113] Берлин — это чувствуют все — постепенно превращается в уродливый и печальный город, в казарму, наподобие той, что носит имя рейхсмаршала Геринга и расположена в старом французском квартале.

Человек, разряженный, как павлин

Толпа тоже кажется серой, несмотря на весну; люди плохо одеты — ведь немецкие фабрики теперь производят только синтетические ткани. Как далеки те исполненные энтузиазма дни, когда нацисты только что захватили власть и все с нетерпением ждали начала Олимпийских игр! Берлинцы шепотом обмениваются ироническими замечаниями на террасе кафе «Кранцлер», под разноцветными тентами, пока кельнеры в белых форменных куртках снуют между столиками, разнося кофе и пиво. «Вы слышали, что говорил Геббельс по поводу ближайшего съезда партии? Что это будет «Съезд мира»![114]..» Мир? Берлинцы вот уже год как не верят в возможность мира — после тотальной оккупации Чехословакии, после Мюнхенского соглашения, которое разоружило Запад, а в Германии парализовало внутреннюю оппозицию. Семья Риббентропов покинула свой особняк на окраине города — тот самый особняк, в гостиной которого январским вечером 1933 года было сделано все возможное, чтобы поставить Гинденбурга в безвыходное положениє. Риббентроп, в прошлом торговец шампанскими винами, «который никогда не читал текста Версальского договора» (Чиано), ныне занимает старинную резиденцию премьер-министра Пруссии. Она расположена прямо напротив дома № 76 по Вильгельмштрассе — министерства иностранных дел, откуда Гитлер уже удалил фон Нейрата. До сих пор ни одному нацисту не удавалось внедриться в самое сердце немецкой дипломатии. Но Риббентроп в Лондоне сумел заключить морское соглашение с Великобританией[115] — после того, как встретился с «безответственным» Галифаксом[116] (Черчилль). Правда, основная заслуга в этом все-таки принадлежит Гранди,[117] итальянскому послу в Великобритании, который устроил Риббентропу свидание с герцогом и герцогиней Виндзорскими на одном плато по дороге в Берхтесгаден, куда они направлялись. Однако большинство англичан терпеть не могут этого «разряженного, как павлин» немца, который, явившись ко двору, позволил себе щелкнуть каблуками и выбросить вперед руку. Риббентроп, со своей стороны, ненавидит англичан и уже обдумывает сложный план их уничтожения, который собирается разработать во всех деталях, когда Гитлер предоставит ему реальную возможность этим заняться.

Два самолета взлетают с аэродрома «Темпельхоф»

Литвинова[118] отстранили от советской дипломатии (точно так же, как барона фон Нейрата отстранили от дипломатии немецкой). Именно этот факт побудил Гитлера и Риббентропа в августе 1939 года пойти на прямой контакт со Сталиным. В том же месяце представители союзных держав отправились в Москву, намереваясь совершить первую часть своего путешествия на борту торгового судна, которое причалит в Мурманске. 22 августа 1939 года в аэропорту «Темпельхоф» капитан Баур заводит моторы своего большого истребителя «Фокке-Вульф-200 Кондор», на котором должны лететь Риббентроп и дюжина высокопоставленных чиновников. Второй «Кондор» доставит в русскую столицу переводчиков, секретарш, документы и все прочее, что необходимо для самых значимых переговоров века. Ганс Баур загружает в сопровождающий самолет разные продукты (яйца, масло, сыры, шпинат, вина, шампанское): с этими русскими дьяволами никогда нельзя быть уверенным в том, что найдешь на месте все, что нужно. Баур шутит с механиками. Он, когда-то доставивший Гитлера в Мюнхен в памятную «Ночь длинных ножей», теперь говорит, что вылетает в Россию, «чтобы провести там день серпа и молота» (свидетельство одной из секретарш Риббентропа).

Вся эта сцена проходит незаметно, вдали от немецких и иностранных журналистов. Даже Канариса Гейдрих не считает нужным ввести в курс дела, хотя в это утро, как обычно, совершает вместе с ним конную прогулку. Небо над Берлином ясное, аэропорт «Темпельхоф» охраняется эсэсовцами, когда туда прибывают наконец черные «Мерседесы» с Вильгельмштрассе «со всем снаряжением», необходимым для великой воздушно-дипломатической акции. Пилот Баур (а одна из маленьких тайн нацистского режима состоит в том, что человек этот является доверенным лицом главы немецкого государства и в кабине пилота рядом с ним всегда сидит сам фюрер) даже позволяет себе некоторую фамильярность в отношении Риббентропа, красного от возбуждения и старающегося сохранить должную дистанцию между собой и всеми остальными. «Вот этот наверняка не избежит приступа воздушной болезни», — говорит Баур своему механику и другим членам экипажа, указывая кивком головы на главу миссии. Летчики охотно смеются, думая о том, что хорошеньким секретаршам из министерства иностранных дел тоже, вне всякого сомнения, понадобится мужская поддержка. Наконец все погружено: пишущие машинки, телетайпы, шнапс, сосиски… — и лопасти винта начинают вращаться; все идет хорошо. Два самолета поднимаются в воздух и берут курс на Кенигсберг, где их уже ждут. Перевернут ли несколько ближайших дней судьбы мира?.. Возможно — если «партия в покер» будет сыграна удачно.

Гитлер боится

Гитлер смотрит на портрет Бисмарка, словно желая попросить совета у своего великого предшественника. Вайцзеккер,[119] один из его доверенных сотрудников, в это время отмечает в своем дневнике (для будущих поколений), что рейхсканцлер растерян. «Не нужно ли вам чего-нибудь, мой фюрер?» — «Я боюсь услышать в самое ближайшее время оглушительный татарский смех». — «Это они должны бояться вашего смеха, мой фюрер». Той же ночью советский посол жалуется своим гостям на то, что «часто не получает приглашения на приемы» и что «его мнением пренебрегают более откровенно, чем мнением любого другого иностранного дипломата в Берлине». Пока он ведет эти безответственные разговоры в своем элегантном Курляндском дворце (дом № 7 по Унтер ден Линден), который еще до революции принадлежал Российскому посольству, а потом перешел к Советскому правительству, поверенный в делах Сергей Астахов выходит прогуляться в сторону Кудамма, улицы, никогда прежде не казавшейся ему такой привлекательной, как в эту ночь. Именно Астахов, выступая от имени «Востока» (тогда еще никто не умел оценить истинную значимость этого человека для Запада), стал провозвестником нового поворота в политике, намекнув немецким дипломатам, что товарищ Молотов прекрасно умеет «сочетать политические дискуссии с плодотворным коммерческим обменом». Он же обронил чрезвычайной важности фразу: «Если Германия решится вступить в переговоры с СССР, Москва откажется подписать договор о военном союзе с Великобританией и Францией».