Ф. Коттэм - Дом потерянных душ

• Название: Дом потерянных душ
• Автор: Ф. Коттэм
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-38808-0

Желая помочь своей девушке написать дипломную работу, Пол Ситон начинает собирать материал о фотографе Пандоре Гибсон-Гор. В его руки попадает дневник этой таинственной женщины, в котором она рассказывает об экстравагантном и сказочно богатом магнате Фишере и его гостях, проводивших сеансы черной магии и совершавших ритуальные жертвоприношения. Ситон посещает зловещий дом Фишера, надеясь найти там спрятанные Пандорой фотографии, и едва остается в живых. Он теряет все: любовь, работу, близких — и оказывается вовлеченным в цепь странных и страшных событий. Призраки дома Фишера не отпускают его. Пытаясь разобраться с разрушившими его жизнь зловещими силами, Пол Ситон еще глубже погружается в мистические события полувековой давности…

---

Весь мир был пронизан надеждой и новыми ощущениями. Бывали дни, когда Пол почти что задыхался от яркой и насыщенной событиями лондонской жизни, пытаясь подхватить на лету вибрирующие импульсы города. Он воспринимал жизнь как увлекательный фильм. И это было вполне простительно, так как он находился в том возрасте, когда человек занят только самим собой. И в этом фильме, как казалось Полу, он постепенно перерастал роль статиста, претендуя уже на место в основном составе. Нет, он не замахивался на главную роль — его самомнение не было так велико. Но, как здраво рассуждал он, для нее вполне подходила Люсинда. Себе он отводил место пусть и эпизодического, зато очень заметного героя.

Из прошлого Пол сохранил только две вещи. Привязанность к брату и любовь к боксу. Юношей он довольно прилично боксировал, пройдя хорошую школу в клубе Святой Терезы на северной окраине Дублина, а потом отстаивая честь родного клуба на турнирах. Пол ценил в боксе безжалостность, а может, даже и боль. Жесткий режим тренировок буквально вошел ему в плоть и кровь. Поэтому, переехав в Лондон, он не забросил тренировки. В Архиепископском парке можно было поучаствовать в спаррингах, а для поддержания формы Пол стал посещать клуб «Фицрой лодж», расположенный под железнодорожным переходом в конце Геркулес-роуд. Он тратил два вечера в неделю и еще субботнее утро на прыжки со скакалкой, «грушу», спидбол и упражнения на брезентовых матах. Клубом заправлял тренер по имени Мик, худой как жердь и не выпускающий сигарету изо рта. Кабинетом Мику служила каморка из фанеры, устроенная на шатком балкончике над двумя тренировочными рингами. Периодически выныривая из горького облака «Бенсон-энд-Хэджис», он предлагал Ситону побоксировать с одним из своих перспективных новичков. Посещая это святилище силы, Пол поддерживал телесную мощь, исповедуя и возвеличивая тем самым мирскую суету и регулярно принося ей искупительные жертвы.

В пятницу он обычно покидал редакцию «Хэкни газетт» на Кингсленд-роуд не позже четырех и спешил в западную оконечность города на встречу с братом. Вместе с друзьями они отмечали окончание рабочей недели, но Пол не задерживался, быстро заканчивая посиделки, — так вскружила ему голову Люсинда Грей. Выпив на скорую руку с приятелями, он отправлялся на поиски Люсинды — в «Погребок», «Кембридж» или «Перчинку». Отыскать ее было несложно: даже в битком набитом заведении Люсинду невозможно было не заметить.

Так вот, однажды в начале июня, в пятницу вечером, часов около пяти, Пол, расположившись с компанией друзей на плоской крыше школы искусств Святого Мартина, попивал себе «Ламбруско» из внушительной двухлитровой бутылки, купленной в итальянском магазине деликатесов на Олд-Комптон-стрит. Вокруг раскинулся Лондон, колышущийся в жарком мареве и запахах плавящегося гудрона, стряпни уличных торговцев, цветочной пыльцы и молодой листвы. Из заляпанного краской кассетника Фойла раздавалось надрывное пение Хэнка Уильямса. Пол сидел на низком каменном ограждении, как раз над распахнутыми окнами их студии. Горячий ветер приносил оттуда запах масляных красок и скипидара Вечер был по-настоящему знойным, и солнце немилосердно слепило глаза. Они все были в «Рей-Бан», за исключением Фойла, который по привычке смотрел на яркий свет, прищурившись.

— Сегодня утром был на репетиции выпускного показа Люсинды, — сообщил Локиер.

В тот день он был одет исключительно от Лоуренса Корнера; в рубашку цвета хаки с накладными карманами и широкие шорты, какие носили в свое время «Крысы пустыни».[41] Ситон, взглянув на его зализанные назад белокурые волосы, решил, что Локиер смахивает на Франчо Тоне из «Пяти гробниц на пути в Каир».[42]

— Очень достойный показ. Как говорят у них в модных кругах, не «хрен собачий». Нисколько не удивлюсь, если она получит бакалавра с отличием.

— А я удивлюсь, если она вообще сдаст экзамен, — вмешался Фойл, похожий на Керуака, если, конечно, американский писатель в те далекие пятидесятые тоже носил рубашку из набивной ткани и соответствующую стрижку.

— Степень с отличием как-то не вяжется с «вообще не сдаст». Что скажете, ребята? — вмешался Ситон.

— Я забыл про дипломную работу, — спохватился Локиер. — Грег прав. Ужасно жаль, ведь выпускная коллекция у нее просто блестящая.

— Не «хрен собачий», — согласно кивнул Патрик, прихлебывая «Ламбруско» из пластикового стаканчика.

Он смотрел в ту сторону, где в знойном мареве дрожала башня Главпочтамта, похожая на таком расстоянии на картонную декорацию к фильму.

— По диплому встречают, по одежке провожают, — заметил Локиер.

— Очень обидно, — кивнул Фойл. — Жуть как: обидно.

— О чем, собственно, речь?

Приятели посмотрели на Ситона и переглянулись. Наконец брат объяснил:

— О дипломной работе. Люсинда ее не написала. Она просила об отсрочке и получила ее, но все же не успевает закончить. Если она не сдаст работу, это автоматически означает провал на экзамене. Поверить не могу, что она тебе об этом не говорила.

— Ну, не говорила…

Друзья старательно отводили глаза.

— А что за работа?

— О Пандоре Гибсон-Гор, — ответил Фойл.

Ситон уже где-то слышал это имя. Оно всколыхнуло в нем давнишние, смутные воспоминания, но и только. В такую жару, да еще после бутылки вина голова работала не слишком хорошо. Он то ли читал, то ли слышал о ней. Что-то шевельнулось у него в мозгу, какая-то забытая ассоциация, но что именно, он так и не вспомнил. Пол сдался:

— Кто это такая?

— Шут ее знает, — откликнулся Патрик.

— Она была фотографом, — объяснил Фойл. — Портреты и фотографии для журналов мод. Она одна из основоположниц этого направления. Но все самое значительное она сделала в ранней молодости. И умерла молодой.

— Нехорошо с ее стороны, — хмыкнул Патрик. — По отношению к дипломникам.

— Пандора — личность загадочная, — добавил Фойл. — Сложная тема для исследовательской работы. Люсинда говорила, это все равно что биться головой о стенку. И дело совсем не в ее лени. Люсинда окончательно зашла в тупик.

Ситон слез со стены на крышу и поглядел вверх, на небо, на туманные шлейфы, протянувшиеся в голубой пустоте на много миль. Затем он обернулся к приятелям и отметил необыкновенную контрастность их черных теней на фоне плоской поверхности крыши. Хэнк Уильямс в кассетнике Грега Фойла тихо страдал от любовной тоски, а внизу изнывал от вечерней жары Лондон. Сверху он был виден как на ладони — город, дающий заряд бодрости и вдохновения.

Пандора Гибсон-Гор… Это имя у Пола почему-то рождало ассоциации со старинным авто. С подножкой, с брезентовым верхом, с черным лакированным кузовом, на котором глянцевито поблескивали капли дождя. Он словно наяву увидел колонну таких машин, желтыми фарами освещавших себе дорогу по тенистой аллее. Темнота за ветровым стеклом пропахла табаком и дорогим одеколоном, брызговики подрагивали в такт движению колес по ухабистой дороге…

— Да, обидно будет, если Люсинда завалит диплом, — начал по новой Локиер.

— Просто издевательство, — согласился Фойл, глотнув вина.

— Люсинда диплом не завалит, — возразил Ситон, усилием воли возвращая себя в реальность.

Он знал, что говорит, ибо не собирался ни в коем случае этого допустить. Предоставленная ей отсрочка кончалась только через полмесяца, и Пол прикинул в уме, что если возьмет причитающуюся ему неделю отпуска, то как раз успеет к сроку. При этом он не стал брать в расчет ни принципиальность Люсинды, ни ее бескомпромиссность, ни возможное смущение, если обнаружится, что ее тайна — позорный интеллектуальный провал — стала и его достоянием, причем самым неприглядным образом. Гордость заставляла Люсинду скрывать от Пола правду, и он удивился, как ей до сих пор это удавалось. Впрочем, его изумление длилось недолго — так ему не терпелось ей помочь, причем, откровенно говоря, не только ради нее самой. Исследовательская работа и писательский труд как-никак были для него привычным делом. Конечно, он хотел выручить ее — но и произвести впечатление тоже.

Он ни словом не обмолвился ей о своем намерении до следующего дня, до субботы, решив поговорить после тенниса. В субботу после игры они обычно никуда не ходили пропустить стаканчик: корт был свободен во вторую половину дня, а «Ветряная мельница» в это время была закрыта. Поэтому они возвращались домой и пили чай в крохотной гостиной, распахнув окно настежь. Люсинда никогда не переодевалась сразу и сидела в том, в чем была на корте: в белом плиссированном платьице и белой повязке на зачесанных назад волосах. На ком-то другом, по мнению Пола, белое платье для игры в теннис выглядело бы дешевым жеманством, но Люсинду он и не представлял в другом наряде. Ее волосы у корней все еще были влажными от жары и физической нагрузки. Они сидели и пили чай.