Александр Филатов - Тайна академика Фёдорова

• Название: Тайна академика Фёдорова
• Автор: Александр Филатов
• Издательство: МО "СЕНТЕ"
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2006

---

– Извините! Не найдётся у вас двушки? Позвонить нужно срочно.

-          Сейчас глянем, – отозвался капитан, останавливаясь. Порывшись в своём портмоне, выудил оттуда пару двух­копеечных монет и штуки три по одной копейке.

-          Вот, забирайте, – сказал капитан, протягивая Фёдорову монеты на открытой ладони.

Алексей Витальевич взял одну монетку и поблаго­дарил прохожего за помощь.

-          Берите всё! – приказал капитан. – А то ещё не сработает, проглотит монету!

Фёдоров взял, благодарно улыбнувшись, и протянул гривенник капитану. Тот обиделся:

-          Да вы что?! Или я спекулянт какой! Или мы не советские люди?!

-          Извините, пожалуйста, привычка. Спасибо!

-          А-а! – протянул прохожий. – Бухгалтер, наверное…

Фёдоров кивнул в ответ, ещё раз улыбнулся и повер­нулся к аппарату. Как всё же быстро из обихода были вытеснены "реформами" вроде бы прочно укоренённое в людях чувство принадлежности к единому народу и готовность помочь без взвешивания возможных выгод или потерь! Набрав номер ЦНИЛа, Фёдоров попросил, чтобы пригласили Евгению Дмитриевну Михайлову – заведующую отделом, где он работал. Через какое-то время в телефонной трубке раздался её встревоженный голос:

-          Куда это вы пропали, Алексей Витальевич? Я уже хотела послать Тамару к вам домой, да вспомнила, что это только прописка. Что случилось, заболели?

-          Да, Евгения Дмитриевна. Здорово прихватило, а позво­нить, сами знаете, неоткуда.

-          А нас тут шерстят вовсю! Сокращение штатов гото­вят. Ну, ладно, поправитесь – расскажу. Долго ещё проболеете? Раз звоните – значит скоро опять с головой в работу, верно? – Собственно, я бы и сегодня пришёл, раз уже из дома вышел, но больничный лист ещё дня на два будет, – ответил Алексей Витальевич, всё время стараясь по тону старшей научной сотрудницы Михайловой понять, видели его в городе или нет.

Похоже, что не видели. Искренняя и честная Евге­ния Дмитриевна не сумела бы скрыть такое обстоятельство и при этом вести себя столь естественно. К тому же, эта упомянутая ею идея посылки к нему на дом старшей лабо­рантки отдела Татариновой. Вскользь затронутое заведу­ющей отделом сокращение вызвало в памяти Фёдорова целую серию воспоминаний. Тогда, в начале двадцать первого века, он этих деталей не помнил, а совместив своё тогдашнее сознание с собственным сознанием в прошлом, обрёл не только способность оптимально планировать действия на основе "предвидения" будущего, но и в мельчайших деталях мысленно воспроизводить то, что на самом деле имело место в прошлом, непосредственно следующим за данным моментом.

Теперь он не просто детальнейшим образом знал, как Михайлова – эта спокойная, рассудительная и осторожная сорокавосьмилетняя женщина, будет его защищать от сокращения, борясь за него как тигрица. Он с отчётливостью и стыдом видел все свои глупые и ошибочные шаги, продиктованные обидой и ощущением несправедливости. Курировавший их отдел завкафедрой патологической физио­логии института отличался диктаторскими наклонностями. Ко всем, кто занимал более низкое положение в иерархии должностей и званий, он обращался только "на ты", требовал беспрекословного повиновения: не исполнения каких-либо обязанностей или поручений, а именно личной покорности. Если сотрудник кафедры или закреплённый за ним соискатель осмеливался возразить против наложенного взыскания, то немедленно следовало новое, гораздо более жёсткое. Как-то раз Фёдоров, не боявшийся в институте ничего и никого, переведя взгляд с ненормально тяжело­весной нижней челюсти прямо в глаза жестокого профессора, медленно, стараясь сохранить спокойствие, сказал ему:

-          Знаете, Аполлон Николаевич, это не только несправед­ливо по отношению ко мне, но и невыгодно для института. А вы прямо как бульдозер – без заднего хода!

-          Твоей темы нет в плане работы института. И не будет, пока не научишься себя вести! Так что можешь идти на хер! – услышал Фёдоров в ответ. Из всех букв русского алфавита самовластный профессор почему-то только букву „X" называл по старинке.

Проблему, которой в институте по согласованию с Москвой руководил Леонтьев, в принципе следовало оценить как бесперспективную, не имеющую большого будущего. Но она являлась перспективной практически, так как хорошо финансировалась и была утверждена в качестве научной проблемы на самых верхах. Повседневно общаясь с Аполлоном Николаевичем уже в течение нескольких лет, прочтя все его публикации, собрав все доступные сведения о биографии своего научного консультанта, Фёдоров знал, что тот, как говорится, пороха не выдумал. Да, у Леонтьева, четырнадцать лет назад приехавшего в Воронеж с Волги и получившего в тридцать девять лет кафедру, были авторские свидетельства, множество публикаций, огромное влияние в учёном совете и вообще в институте, связи в Москве, обширный запас специальных знаний и эрудиция. Однако не было главного, самого важного для учёного – способности к новаторству, то есть к тому, что связано с отходом от традиций, сомнением в авторитетах и в "общепризнанном".

Своих сотрудников и аспирантов он уже многие годы "обламывал" до полного подчинения и покорности. Благодаря авторитету, наработанному с помощью характера и связей, а не творческими взлётами и новыми идеями, защиты его аспирантов и соискателей всегда проходили успешно. Но результатом такой политики, такой линии поведения и созданного им стиля работы кафедры стал застой. Да, верно, Леонтьевым была разработана так называемая "метабо­лическая концепция" действия на организмы сжатого кислорода. Но к чему она сводилась? В сущности, лишь к тому, что характер этого действия зависит от исходного состояния метаболизма (говоря по-русски – обмена веществ). И всё! Видимо профессор прекрасно всё это понимал и сознавал, что не ортодоксально мыслящие люди ему просто необходимы. Вероятно, потому он и согласился включить в состав своих соискателей нестандартно мыслящего Фёдорова, склонного к научному риску и не полагающегося на авторитеты, который был не только непокорным, но к тому же ещё и чрезвычайно работо­способным и плодовитым.

Помогла, конечно, и протекция Кости Резунова, только что защитившего при содействии Леонтьева докторскую и ставшего вскоре, в сорок лет, заведующим кафедрой фармакологии. Приступив к работе, Алексей Витальевич сумел так организовать своё рабочее время, прихватывая ежедневно вечерами ещё три – четыре часа, что уже через четыре месяца положил на стол Аполлона Николаевича статью в серьёзный центральный научный журнал. Вторым автором статьи стоял Костя Резунов, который хотя и не сделал для этой статьи ни одного эксперимента и не обрабатывал полученные материалы, но постоянно и заботливо оказывал консультативную и организаторскую помощь Фёдорову, пришедшему на теоретическую кафедру фармакологии прямо с клинической кафедры хирургии института усовершенствования врачей.

Фёдорову доводилось слышать рассказы о том, как некие руководители или начальство заставляли ставить себя впереди настоящих авторов, но такого с ним ни разу не происходило: не было такой ненормальной практики в их 226

институте! Соавторство же Константина Максимовича он считал совершенно заслуженным: без его содействия он бы не смог так быстро войти в курс дела и провести необхо­димые эксперименты. При этом у Фёдорова мелькала мысль, что Леонтьев был бы не прочь стать первым соавтором в любой чужой интересной работе, вот только традиции института ему в этом мешают.

Свою догадку о взглядах Аполлона Николаевича Фёдоров строил не только на основе знания характера и стиля действий Леонтьева, но и разглядев реакцию того на сам факт появления на его рабочем столе совершенно готовой статьи и актов экспертизы на неё. Тем не менее, статью он завизировал, и работа ушла в центральную научную печать. Ошибкой же Фёдорова было то, что он и в дальнейшем поступал так же, ни разу не взяв в соавторы непричастного к его работам Аполлошу (так звали деспотичного профес­сора за глаза). Лишь многие месяцы спустя, выяснилось, что статьи было принято приносить Аполлоше не в готовом, а в "сыром" виде – без авторов, подписей и, уж конечно, без актов экспертизы! Как черновик. Да, непонимание, вернее – непринятие, Фёдоровым стиля работы Леонтьева во многом ему навредило, приведя, в конечном итоге, к тому, что он попал под сокращение штатов.

Весной восемьдесят второго Фёдоров, ожидая при­ёма у Леонтьева прямо под дверью его кабинета, случайно услышал разговор, состоявшийся между ним и Михайловой. Разговор шёл о нём самом. Михайлова, как выяснилось, напросилась на приём именно с целью его защиты и в попытках побудить Леонтьева пропустить к защите давно уже готовую диссертацию своего научного сотрудника. А как пропустить к защите, если Леонтьев, как выяснилось, обманул и даже не включил готовую работу в инсти­тутский план предстоящих исследований?! Из той нечаянно подслушанной беседы Фёдоров узнал, что при всей откровенной грубости и склонности к не всегда цензурной брани Леонтьев прекрасно знает ему цену, отдаёт должное новизне подходов и решений, предлагавшихся Фёдоровым, его преданности науке, объективности и работоспособности. Алексей Витальевич слышал, как Михайлова просила: