Валентин Вишневский - Запах атомной бомбы. Воспоминания офицера-атомщика

• Название: Запах атомной бомбы. Воспоминания офицера-атомщика
• Автор: Валентин Вишневский
• Издательство: Курсор
• Жанр: История
• Год: 2009
• ISBN: 978-966-8944-62-8

В автобиографической книге Валентина Вишневского описываются подлинные события 1955–1957 годов, происшедшие с автором во время его учебы и службы на секретном полигоне ВВС, где производились испытания первых образцов атомных бомб и самолетов-носителей Советского Союза. Ранее закрытая для широкой общественности информация открывает новые данные о становлении ядерного оружия и осуществления грандиозного Атомного проекта СССР

В книге приводятся документальные материалы и редкие фотографии.

Для широкого круга читателей.

---

После переподготовки я прибыл в распоряжение отдела кадров Управления, где происходило распределение на работу. Мне было предложено ехать на должность инженера к тов. Товмачу. Я не мог дать своего согласия на это назначение, так как по состоянию здоровья в тех климатических условиях мне работать нельзя. Другое место, куда мне предложили ехать — к тов. Филиппову, но не на должность инженера и даже не на должность старшего техника, а просто техника службы хранения. Других мест не было, так как штаты были полностью укомплектованы. Я подал рапорт тов. Грачеву о предоставлении мне работы на производстве инженером-приемщиком, но удовлетворительного ответа не получил. Мне ничего не оставалось делать, как ехать к тов. Филиппову.

По прибытии на место назначения меня определили на работу техником, но даже не по специальности, т. е. на такую работу, которую на моем месте с таким же успехом мог бы выполнять любой офицер даже без среднего технического образования. Числясь по штату в службе хранения, я работаю в службе сборки, что не позволяет мне пользоваться даже привилегиями той службы, в которой я работаю — сборки (имеется в виду надбавка к должностному окладу 15 %).

Проработав более месяца, я понял, что никакой надежды на получение инженерской должности (как мне говорили в Управлении тов. Грачев и тов. Бек) не может быть, так как штаты полностью и твердо укомплектованы, работать же техником — нецелесообразно.

Мотивируя причинами, указанными ниже, прошу уволить меня в запас из рядов Советской Армии. Причины эти следующие:

1. По квалификации радиоинженер-конструктор, я вынужден работать техником не по специальности. Считаю, что государство тратило средства на обучение меня в течение пяти лет в институте для того, чтобы я приносил пользу на том участке работы, которая соответствует моей специальности и квалификации. Только в этом случае средства, вложенные государством в мое обучение, могут быть оправданы. Таким участком являются промышленные предприятия страны. Если бы я не был инженером, меня бы не взяли в армию. А получилось просто нелепо: взяв в армию из-за того, что я инженер, меня сделали техником. Нет инженерских должностей — следовательно, не нужны в данный момент и инженеры, а раз так, то дайте мне возможность работать на производстве, которое в данный момент нуждается в инженерах.

2. У меня — длительное заболевание глаз — острый хронический блефарит и конъюнктивит, которые при моем назначении в армию не учитывались, так как медицинской комиссии я не проходил (если не называть комиссией пятиминутный опрос: болел или не болел той или иной болезнью). При этом заболевании глаз вредно сказывается действие искусственного освещения, а тем более, вредна работа при постоянном недостаточном искусственном освещении. В этом я мог убедиться, проработав более месяца, так как из-за острого воспаления век и глазных яблок вынужден был несколько раз обращаться за медицинской помощью и пролежать несколько дней с больными глазами. Медицинское вмешательство, ввиду того, что в санчасти нет опытного окулиста, не принесло никакого облегчения. В результате этого я в данный момент освобожден от работы и вынужден лежать дома. Моим глазам требуется длительное квалифицированное лечение и другие условия работы, а этого сейчас нет.

Исходя из этих основных причин, прошу меня уволить в запас. Думаю, что на предприятиях нашей системы все же нужны инженеры.

18 августа 1956 года

Вишневский В. И.

Я привожу полностью и без изменений этот многословный рапорт и удивляюсь его наивности. Мне тогда казалось, что мои неопровержимые доводы будут учтены и, конечно, удовлетворены. Я не понимал, что моя персона — незаметный винтик в огромной военной машине, на который никто просто не обращал внимания. А я пытался что-то объяснять и аргументировать. Но желание оставить армию я, как мог, отстаивал. Очень хотелось работать на производстве, даже на предприятиях нашей системы.

Но в рапорте совсем ничего не было сказано о третьей причине — чувстве несвободы, которое тяготило меня больше, чем неурядицы с должностями и неприятности болезни. Я впервые испытал его в Багерово и даже этому удивился. Угнетало отсутствие свободы собственного выбора. Любое ограничение действий и желаний, принудительное навязывание того, с чем я был не согласен, уже тогда свидетельствовали о том, что в армии мне быть противопоказано.

Но не мог же я написать в рапорте, что не могу жить за колючей проволокой, не могу выполнять нелепые приказы и быть полностью зависимым от воли командира. И эта третья причина, как я сейчас понимаю, была основной.

Выждав удобный момент, я зашел в кабинет Филиппова.

— Здравия желаю, товарищ полковник! Я к вам — по двум вопросам. Первый касается пятнадцатипроцентной надбавки к должностному окладу, которую у меня сняли.

— По распределению Управления вы прибыли в службу хранения и такая надбавка вам не положена.

— Тогда — второй вопрос: я принес вам рапорт об увольнении из армии и хотел бы, чтобы его передали в Управление.

— Он у вас подготовлен? Давайте.

Я подал рапорт, после чего наступила длительная тишина. Филиппов молча прочел рапорт и спокойно сделал два замечания, с которыми я согласился. Так он посчитал мелочным упоминание о пятнадцати процентах и посоветовал это опустить.

Филиппов Б. Н. (в центре) на одной из встреч с бывшими сослуживцами. 1982 г.

В это время в кабинет вошли подполковник Новиков и майор Марков. Филиппов ознакомил их с рапортом, и началась утомительная и бесплодная дискуссия трех против одного.

В ней было все: от обвинений меня в пренебрежении интересами государства и неуставной подачи рапорта до призывов к терпению и обещанию в ближайшее время решить вопрос об инженерской должности. С горечью Филиппов сетовал на то, что сейчас молодые офицеры не так понимают смысл военной службы, как они — когда-то. Новиков пытался призвать на помощь идеалы Родины и партии. Марков предлагал не спешить с принятием решения об увольнении.

Но мои доводы, подробно и убедительно изложенные в рапорте, они опровергнуть не могли. Временами я так обезоруживал их простыми фактами, что мои начальники, значительно сильнее меня в демагогии, вынуждены были замолкать. Разговор длился часа полтора. Надо отдать должное моим оппонентам: они вели дискуссию корректно, не оскорбляя мое достоинство и не переходя на личности. Была избрана тактика убеждения, а не подавления. Но обе стороны остались при своих мнениях. Несмотря на советы Новикова не принимать мой рапорт, как «необоснованный и неубедительный», Филиппов рапорт принял и обещал дать ему ход. Я счел необходимым заметить, что о рапорте никому не говорил, на что командир части живо среагировал.

— Боитесь, что другие последуют вашему примеру? Этого не будет…

— О других не знаю, но еще несколько из бывших студентов готовы написать рапорты.

Свежая струя, которую хотели влить в армию, распылилась еще в отделе кадров Управления, — ответил я.

— Уж не Дубикайтис ли? Но он добровольно согласился приехать на объект. Это я точно знаю, так как присутствовал при его назначении, — заметил Марков.

Уже во время нашего длительного словесного турнира мне стало становиться ясным, что мои доводы по поводу того, где и как меня лучше всего использовать, в армии не будут учитываться, тем более — в нашей системе. А вот на состояние здоровья они должны будут отреагировать.

Я продолжал осаждать своего глазного врача, но ничего, кроме капель и мазей, он предложить не мог. Старался избегать меня, но в конце концов настолько привык к моим визитам, что пообещал отправить в больницу райцентра к опытному офтальмологу.

Пропуск на выезд из зоны был выписан, выписку из болезни Хуцишвили написал, и я первым же автобусом отправился в районную поликлинику города Валдая.

Поликлиника в двухэтажном доме была такой старой, как и сам городок со своими десятью тысячами жителей. Его лучшие годы давно прошли. Осталось только звонкое имя, давшее когда-то название известным в старину валдайским колокольчикам. Железная дорога оставила городок в стороне, и он задремал на берегу одноименного озера.

Как ни странно, но и врач-офтальмолог был тоже стареньким румяным старичком с седой щеточкой усов. Он приветливо меня принял, заботливо усадил перед простенькой лампой и участливо спросил, на что я жалуюсь. После непродолжительного осмотра, он сел за стол и стал писать пространное предписание. Он подтвердил диагноз моего грузинского друга и добавил к нему еще несколько непонятных для меня слов.

— Между прочим, вы, товарищ лейтенант, не первый, кто обращается ко мне с подобными заболеваниями глаз. Основой их является нарушение обмена веществ, усугубляемого характером освещения, при котором вам приходится работать.