Рафаил Зотов - Рассказы о походах 1812-го и 1813-го годов, прапорщика санктпетербургского ополчения

• Название: Рассказы о походах 1812-го и 1813-го годов, прапорщика санктпетербургского ополчения
• Автор: Рафаил Зотов
• Издательство: Тиография И. Глазунова, А Смирдина и К
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1836

Зотов Рафаил Михайлович — романист и драматург (1795 — 1871). Отец его, родом татарин, по взятии Бахчисарая, мальчиком был привезен в Санкт-Петербург и подарен графу Ланскому, воспитывался в Шляхетском корпусе, участвовал в войнах начала столетия, полковником русской службы прибыл в Дунайскую армию князя Прозоровского и около 1809 г. пропал бесследно. Посмертный роман Р.М. Зотова "Последний потомок Чингис-хана" (СПб., 1881) касается жизни и загадочной кончины его отца. Рафаил Зотов учился в гимназии в Санкт-Петербурге, участвовал в кампаниях 1812 — 1814 гг., при Полоцке был тяжело ранен; заведовал санкт-петербургским немецким театром, а впоследствии был начальником репертуара русского театра. Хорошо зная иностранные языки, он был сотрудником и переводчиком многих периодических изданий, начиная с булгаринской "Пчелы" и "Сына Отечества" до "Голоса" и изданий его сына включительно; в последних Зотов поместил много статей и научного содержания. Для театра Зотов написал и перевел более 100 пьес, в стихах и в прозе, из которых многие давались на Императорских сценах. Перевел на немецкий язык 10 русских пьес и составил на французском языке историю Александра I. Его романы, главным образом исторические: "Двадцатипятилетие Европы в царствование Александра I" (2-е изд., 1841), "Наполеон на острове Святой Елены" (два издания), "Цын-Киу-Тонг, или Три добрые дела духа тьмы" (2-е изд., М., 1858), "Два брата, или Москва в 1812 г." (2-е изд., М., 1858), "Таинственный монах" (из истории Алексея Михайловича и Петра I, 5-е изд., СПб., 1881), "Леонид, или Черты из жизни Наполеона I" (4-е изд., СПб., 1881), "Никлас-Медвежья лапа" (2-е изд., М., 1858), "Шапка юродивого" (М., 1831), "Бородинское ядро и Березинская переправа" (1844) и мн. др. в свое время охотно читались средней публикой. Большим интересом отличаются его "Театральные воспоминания" (СПб., 1859).

---

«Да что он тебе там за дичь несет целый час, вскричал наконец мой Поручик с нетерпением. Спроси его только: дают ли нам здесь квартиры и продовольствие?» я повторил его вопрос.

«Нет!» отвечал Г. Вег-Инспектор очень хладнокровно.

«Ну, так пусть убирается к… черту, — а мы здесь останемся и чего нам не дадут добровольно, то возьмем сами.» Я перевел и это.

«За насильство вы будете в большой ответственности, продолжал Прусак и опять начал длинную тираду о должностях человека и воина.»

«Да расспроси ты его, братец, кто он такой, какого чина и по какому праву пришел нас учить уму разуму?»

Г. Вег-Инспектор очень важно описал мне свою должность: смотрителя дорог и очень смиренно прибавил, что он почти Офицер.

Едва узнал об этом Поручик, как вскочил с бешенством. Ах ты, сукин сын! и Унтер-Офицер смел меня учить, смел со мною сесть (мы его сами пригласили сначала)! Вон сей час! а не то я тебе велю гундерт фухтелей задать по-русски.» — Этого я уже не переводил. Прусак понял все сам из жестов и голоса Поручика. С поспешностью ретировался он из комнаты, квартирьер отпер ему ворота, — запер их снова и на улице начались опять шумные совещания. Теперь голос Шульца был подкреплен Полу-Офицером, — и оба требовали содействия крестьян, чтоб нас насильно отправить в город. Крестьяне однако же не двигались с места и советовали лучше обойтись дружелюбно. — Вдруг в конце улицы раздался звук трубы (в нашей команде был один кавалерийский трубач, который со своим инструментом исправлял должность барабанщика). Это была наша команда, важно и чинно вступавшая в деревню. С восторгом вскочил Поручик. «Вот я их теперь, всю эту ракалью!..» закричал он, велел отпереть ворота и бросился на улицу; я последовал за ним умоляя его: быть осторожными «Э, братец, не бойся! теперь-то я им и покажу, как Русские поступают….» — «Но ради Бога не насильственно,» — «Будь спокоен!»

Тотчас же выстроил он всю команду в боевой порядок и приказал послать за Шульцом и Вег-Инспектором. Они явились — а с ними небольшая группа крестьян, которая однако же остановилась в почтительной от нас дистанции. Поручик потребовал себе две Фурманки и спросил Шульца: может ли он их получить добровольно, или должен взять насильно. Шульц приказал, чтоб в 1/4 часа Фурманки были готовы. — «Теперь обоих вас и Шульца и этого Унтер-офицера, беру я под арест и довезу в город к Бургомистру с жалобою на то, что один отказывал Русским войскам в ночлеге и пище, а другой возбуждал против нас крестьян к насильственным мерам.»

Оба заерошились. — «Как под арест! только Начальство Его Величества Короля Прусского может нас арестовать….» — Прошу смирно, отвечал Поручик. Это уж не ваше дело судить о том: имею ли я право, или нет, а что имею на это средство — так вы сами видите. (При этом указал он на грозный вид команды). Следственно выбирайте сами. Хотите ли добровольно, как арестанты, ехать со мною в город или хотите быть связанными?» И то, и другое им очень не правилось. Они, обратились к крестьянам требуя их защиты, — но те не двигались с места, а советовали ехать добровольно в город. — Оставалось покориться своей участи. Явились фурманки, — и в одну сели мы с Поручиком, а в другую посадили двух арестантов и двух дюжих кавалеристов, для надзора за ними. Команду поручили Фельдфебелю, приказав ему стоять смирно и под ружьем на улице до нашего возвращения. Наконец отправились мы в Велау и явились к Бургомистру.

Я рассказал ему все происшествие в самых пышных Немецких фразах — и дипломатика его стала в тупик. Он не мог официально допустить, чтоб военная команда, вопреки недавно обнародованным приказаниям, следовала другим маршрутом, — но не мог также и приказать в тогдашних политических обстоятельствах, чтоб команде Русских, израненных воинов, было отказано в гостеприимстве. Он однако же выпутался из своего затруднительного положения. Оба наши арестанта были призваны, — получили строгий выговор, Вег-инспектор отравлен под арест, — а Шульцу приказано команду нашу принять и продовольствовать как сего дня, так и завтра. (Поручик объявил, что ему дневка необходима) Нас же Бургомистр просил после дневки идти на Алленбург, по новопредписанной военной дороге. Поручик потребовал себе письменного объявления. Оно было тотчас же дано, — и мы поехали с Шульцом обратно. Таким образом по пословице: и волки были сыты и овцы целы. — С торжеством возвратились мы в деревню. Команда стояла еще под ружьем. Мы велели собраться крестьянам и объявили им приказание Бургомистра. Шульц принужден был подтвердить его — и через полчаса мы были с жителями наилучшие друзья.

Пропировав тут два дня, пустились мы по новой дороге — и везде были принимаемы охотно. Остальной поход до Мариенбурга не имел уже никаких происшествий, не представлял уже ничего замечательного. Только Прейсиш-Эйлау остановило меня на целые сутки. — Шесть лет прошло со дня знаменитой битвы, на полях этих бывшей — и сколько с тех пор перемен в политическом составе Европы! (Я не предвидел, что с небольшим через год произойдут еще удивительнейшая). Я ходил осматривать все окрестности Кроме знаменитого кладбища, где в день битвы была главная квартира Наполеона и где горсть Русских подкравшись в метелице, чуть-чуть было его не захватила, — не осталось ни какой достопамятности этого сражения. Даже не многие из жителей знали подробности битвы. Судьба Прусской Монархии висела тогда на волоске — а жители Эйлау очень равнодушно вспоминали об этом дне. — Так чувство настоящего ослабляет и истребляет впечатления прошедшего!

Наконец мы дошли до цели Маршрута. Мы были на Висле в Мариенбурге. Явясь к Коменданту, мы получили от него приказание сдать команду и расположиться на квартире впредь до распоряжения. — Отсюда уже отправляли команды не сотнями, а тысячами. — В тот же день узнали мы, что все наше Ополчение собрано в Мариенбурге и идет вниз по Висле к осаде Данцига. Я бросился отыскивать свою дружину, — но она осталась на границе в Юрбурге. Следственно я остался сиротою. Комендант давал мне на выбор: или идти с командою к главной Армии, где меня верно прикомандируют к какому-нибудь полку, — или явиться к Генералу Ададурову, командовавшему тогда С. Петербургским Ополчением, который меня также причислит к которой-нибудь дружине, — или даже наконец возвратиться в Юрбург. Последнее я решительно отвергнул, — а выбрал второе. В сражениях я уже был; — хотелось испытать удовольствие осады. — Худо ли, хорошо ли я выбрал — не знаю. Вероятно однако, что в главной Армии я бы больше выиграл по службе.

На другое утро я явился к Генералу Ададурову, принят был очень ласково — и тот-час же причислен к 5-й Дружине, которою тогда (за болезнью всех старших), командовал Коллежский Асессор С. Н. Корсаков. Я сей час сказал, что выиграл бы больше в Армии, — должен однако с благодарностью признаться, что в том общества офицеров в которое я попал, я едва ли еще не более выиграл в другом отношении. Я очутился в совершенно новом мире, В прежних обществах Офицеров, я чувствовал свое преимущество учености здесь оно исчезло и безо всякого унижения моему самолюбию. Там я пользовался всеобщим уважением, — но был одинок, — здесь все окружающее меня составляло одну сферу прекраснейшего общества. Какую разность увидел я тогда между Студентом — и людьми просвещенными. — Все знали не меньше моего, — и никто не думал напоминать об этом. Всякое хвастовство упадало пред тонкими сарказмами светскости. — Время проведенное в этом обществе, я почитаю за самое приятное, самое полезное в моей жизни. Правда весь Корпус отдавал ему справедливость и это еще более заставляло меня гордиться, что принадлежу к такой Аристократической компании.

Через несколько дней выступили мы под Данциг.

Глава III

Квартиргеры. — Мой товарищ. — Мы под Данцигом. — Разлив. — Клейн — Квадендорф. — Богатство жителей. — Разъезды по разливу. — Дружеская встреча с Французами. — Караул 5-го Апреля. — Партизан Фигнер. — Вылазка. — Десант. — Отражение. — Неудача в Нерунге. — Новый Главнокомандующий. — Переформирование ополчения. — Главная вылазка 28-го Мая. — Известие о перемирии. — Продовольствие Гарнизона. — Знакомство с Французами. — Деревня Гемпиц. — Предместье Сент — Албрехт. — Рыжая девка. — Чувствительная неудача. — Попытка с конгревовыми ракетами. — Начало осады. — Ночные Экспедиции. — Занятие предместий. — Морская Экспедиция. — Десантное войско. — Две неудачные атаки. — Буря. — Морская болезнь. — Храбрость моряков. — Взрыв канонерной лодки. — План спустить воду с разлива. — Неудача. — Правильная осада. — Первая параллель. — Траншеи. — Выпуск из города жителей. — Ужасное их положение — и голодная смерть. — Успехи осады. — Неустрашимость маркитантов и мальчиков. — Перевод на Нерунг. — Отпуск в Эльбинг на 5-ть дней. — Мы остаемся три недели. Любовные интриги. — План свадьбы. — Отъезд. — Возвращение. — Данциг взят. — Возвращение ополчения. — Встреча оного. — Распущение. — Заключение. —