Кристофер Брэм - Жизнь цирковых животных

• Название: Жизнь цирковых животных
• Автор: Кристофер Брэм
• Издательство: ЭКСМО
• Жанр: Современная проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-699-18872-X

Очаровательный стареющий актер Генри считает, что в жизни ему нужен только секс, а не любовь, однако его чем-то привлекает юный Тоби, который едва оправился после разрыва с преуспевающим драматургом Калебом, чья сестра Джессика никак не может заставить себя влюбиться в неудачливого актера Фрэнка, который ее просто обожает, в то время как ядовитый театральный критик Кеннет ненавидит свою жизнь и по совету психотерапевта вымещает эту ненависть в рецензиях, особенно – на пьесы Калеба… Тут на сцене появляются пистолет и мать Калеба и Джессики, которая, по счастью, стреляет не очень хорошо…

Кристофер Брэм дарит нам незабываемые десять дней, которые потрясают Бродвей и окрестности. Актеры, режиссеры, драматурги, театральные агенты, критики, психоаналитики – странные и забавные зверюшки на арене цирка жизни. Комедия положений в блюзово-голубых тонах, почти мистические совпадения и невероятные встречи. Шоу должно продолжаться

---

– Как увидел тебя здесь, глаза на лоб полезли от удивления. Мир тесен.

– Ты вернулся в Нью-Йорк?

– Нет, заехал ненадолго. Делаю озвучку на закрытом показе. Работаю на «Файзер»[77] и прочие силы ада.

Хотя Чарли одевался как музыкант, но был звукооператором. Десять лет назад он работал в театре. Технические работники не так эгоцентричны, как актеры, и более приземленны. Какое-то время ей это нравилось. А потом Чарли выяснил, что корпорации платят больше и в срок. Примитивная практичность сожрала его с потрохами, словно волк.

– Мы поехали в «Джэвитс Сентр», рассчитывали получить микшерский пульт, а его привезут только к пяти. Вот я и решил смотаться в эти края, побывать в знакомых местах. Здесь была лучшая греческая кофейня, а теперь вот «Старбакс».

Он пристально смотрел в глаза Джесси. Давняя, ничего не значащая привычка, ею же и привитая. Это она постаралась избавить Чарли от застенчивости: надо прямо глядеть людям в глаза. А он и рад стараться – таращился и на мужчин, и на женщин. Геев, вроде ее брата, это сбивало с толку. Голубые глаза, бледные, словно выцветшая акварель. Сексуален, на ленивый, сдержанный, сонный манер. Женщины так уставали от Чарли, что соглашались лечь с ним в постель.

– Ты по-прежнему с… – начала Джесси. – Прости, забыла ее имя.

– Жюстин. Да-да. Мы купили дом в Трентоне. Недвижимость там дешевая. Мы поженились.

– Вот как? – Странные, противоречивые чувства. Джесси не могла выразить их словами. Только смотрела, прищурившись.

Чарли пожал плечами, захихикал:

– У нас с тобой ничего не вышло, но это не значит, что брак сам по себе плох. Да и расстались мы по-дружески.

– Потому что нам нечего было делить, – вставила Джесси. – Ни денег, ни дома.

Ни иллюзий, ни любви, ни разбитого сердца.

– Да уж, не было даже ночного горшка, – кивнул он и опять захихикал своим противным мультяшным смешком, будто в горле фантики шуршат. – Ладно, ты-то как? Жизнь идет?

– У меня все в порядке. – Надо же, именно в такой паршивый денек наткнуться на бывшего мужа!

– Где работаешь? Все еще пишешь сценарии в… как там его?…

– В театральном клубе Манхэттена? Нет. Это даже не предыдущая – три работы тому назад. – Пена в чашке осела. – Сейчас я личный помощник английского актера, который играет на Бродвее. Слышал такое имя – Генри Льюс?

– Нет. Ты же меня знаешь: все, кто не из «Стартрека», ускользают от моего радара.

– Да, он не так уж знаменит, – признала Джесси.

Однако сказав правду, она не загладила ложь, и эта ложь заставила еще острее ощутить горечь утраты.

– Помощница, – фыркнул Чарли. – Всего-навсего помощница.

И к тому же помощница малоизвестного актера, то есть – ничтожество.

– Ты так и живешь в нашей квартирке? – продолжал Чарли.

– Да.

– Хорошо. Хорошее место. Недорогое.

– Еще бы. Нелегальная субаренда. – Голос срывался, горло сжимал спазм. Ни работы, ни мужа, ни постоянного друга, ни даже законно оформленной квартиры. – А ты доволен жизнью в своем Трентоне?

– Ага. Нормальное местечко. У меня есть гараж, вожусь там с железками. Жюстин занимается садом. Работа тупая, но деньги платят приличные. Никаких технофанов, среди которых я был придурком. Плыву себе по течению.

– Дао города Трентона, – съязвила Джесси.

– Вот именно! – хмыкнул он. – Обрети мир в своем внутреннем Трентоне.

Джесси рассмеялась вместе с ним, но из ее глаз хлынули слезы.

Чарли продолжал улыбаться – подумал, что она плачет от смеха.

Горло снова свело судорогой, слезы продолжали течь.

– Ох, черт, – хрипло пробормотала она. – Что ж это я… – Хотела посмеяться над собой, но дыхание прерывалось всхлипами.

До Чарли, наконец, дошло. Он подался вперед, стараясь проявить заботу, вытаращился, как учили: «Смотри людям прямо в глаза». Потянулся рукой через стол, сжал ее пальцы.

– Джесси? Что случилось? Неужели из-за Трентона? Она рассмеялась презрительно, и от этого рыдания усилились.

– Черт! – вскрикнула она. – Черт, черт, черт! – Выдернула пальцы из его ладони, схватила салфетку, с силой прижала к глазам, прячась за тонким листом бумаги. Минута – и Джесси взяла себя в руки. Убрала от лица салфетку.

– Ты же не из-за нашей встречи расстроилась? – настаивал Чарли.

– Нет. Конечно, нет.

– Я так и думал.

Широко раскрыв рот, Джесси вдохнула поглубже, сглотнула, поморгала. Грубые коричневые салфетки «Старбакса» не годятся на роль носовых платков.

– Извини, – сказала она. – Извини, пожалуйста. Бывают такие дни – жить не хочется.

Чарли кивнул, словно и ему не чужды подобные эмоции. Встревожился, но головы не терял. Типично для Чарли. Когда-то его мужественная выдержка нравилась Джесси – или вызывала нестерпимое раздражение.

– Сколько мы прожили вместе? – спросил он ни с того, ни с сего.

– Три года. – Она втянула носом непролитые слезы. – Год были женаты.

Но Чарли не был настоящим мужем. Так, декорация.

– Всего-то? – Удивился он и снова включил этот ласковый, дружелюбный, пустой взгляд. – А кажется – намного дольше. Намного.

39

– Алло, Генри! Джесси! Кто-нибудь! Это снова Долли Хейс. Звоню, звоню, никто не отвечает.

– Адам Рабб звонил пять раз за последние два дня. Наглый осел. Делает этому миру одолжение тем, что живет в нем. Плевать. Но теперь он поставил ультиматум. Дал нам двадцать четыре часа. Я объясняла, что не могу дозвониться, но он сказал – снимает свое предложение, если мы не ответим до десяти часов. По твоему времени, Генри!

– Генри, предложение – лучше некуда. Если ты решил продать свою задницу подороже, это – твой шанс. Сам будешь виноват, если упустишь.

40

«Подобно своим тезкам, Леопольду и Лебу, эта парочка, Леопольд и Лоис – убийцы, убийцы музыки. Их жертвой стал не бедняга Бобби Фрэнке, а поп-культура старшего поколения. Этому шоу, этой отнюдь не смешной пародии, этой полуторачасовой чепухе требуется врач, а не обозреватель. В любом случае…»

Дуайт сложил «Таймс».

– Натуралу не понять. Я видел шоу. Очень смешное. Типа: заработай инфаркт и помри.

– Нечего им сочувствовать, – огрызнулась Аллегра. – О них пишут в «Таймс», а о нас – нет.

– И слава Богу, – вставил Фрэнк.

– «В любом случае, – продолжил чтение Дуайт, – получите ли вы удовольствие, разозлитесь или умрете от скуки, зависит от того, насколько вам памятен давно отошедший в прошлое мир ночных клубов, Лас-Вегаса и Мерва Гриффина…».[78]

Дождь все еще лил. В шесть часов вечера темно и мрачно, как в ноябре. На Западной Сто Четвертой уже горели фонари. Фрэнк устроился в мягком кресле чуть в стороне от актеров и собирался с духом для вечерней репетиции. Уже среда, премьера в пятницу, но ему все равно, что случится – успех или провал. Скверное у него сейчас настроение – безразличие, губительное для дела.

– «Отсутствие сострадания к этой паре несчастных стариков просто убивает. Но аудитория помирает со смеху».

– Довольно! – крикнул Фрэнк, выталкивая себя из кресла. – За дело. Работы по горло.

– Тоби еще не пришел, – напомнила ему Аллегра.

– К черту Тоби. Боаз, ты прочтешь его реплики?

– Нет, – равнодушно ответил Боаз.

– Бо, миленький… – заныла Аллегра.

Боаз тоже не в духе. Помятый и растрепанный красавец выглядел еще более помятым.

– Музыка, – заявил он. – Я должен записать диск со всей музыкой к шоу. – И он продемонстрировал набитый дисками пакет. – Я пошел. – И он направился к двери.

– Что происходит?! – возмутилась Мелисса. – Погода на них так действует или фазы Луны? Или все не с той ноги встали?

– К черту! – повторил Фрэнк. – Я почитаю за Тоби. Пошли. Двигайтесь же!

Все встали по местам и начали прогон первой сцены, неторопливый пролог.

Крис и Мелисса курсировали между ванной и кухней, проходили друг мимо друга, не обмениваясь ни словом. Фрэнк сидел на складном стуле в центре гостиной, наблюдая.

– Славный денек, – пробурчала Мелисса. Первая реплика.

– Что тут славного? – фыркнула Крис.

– Это ирония, – пояснила Мелисса.

– Извини. Не могу с утра оценить твой юмор.

«Лублу тэбя, как свынка гразь», мысленно повторял Фрэнк.

Нет, не любит. Больше не любит. Кончено.

Фраза Ингрид Бергман возникла в голове сама собой. Мозг превратился в лед, внимание скользит, не в силах сосредоточиться. Утром Фрэнк проснулся, ощущая себя китовым дерьмом – как говаривал его отец, китовое дерьмо лежит на самом дне океана.

«Я не стану утешительным призом для актера-неудачника».

Что может быть хуже: ты стоишь обнаженным перед любимой женщиной, – вдвойне обнаженным из-за эрекции, – а тебя разбирают по косточкам, пережевывают и выплевывают! Что может быть ужаснее?

«Вот чего тебе надо – любить еще большую неудачницу, чем ты сам!»

Бесконечно проигрывая эту сцену в своей голове, Фрэнк порой натыкался на собственные ошибки. Как он посмел сказать: «Ты слишком привязана к своему брату-педику»? Но чаще всего он видел лишь неправоту Джесси. Нельзя влюбляться в психически травмированную личность – взаимности не дождешься.