Анатолий Уткин - Унижение России: Брест, Версаль, Мюнхен

• Название: Унижение России: Брест, Версаль, Мюнхен
• Автор: Анатолий Уткин
• Издательство: Изд-во Эксмо, Изд-во Алгоритм
• Жанр: История
• Год: 2004
• ISBN: 5-699-05831-1

Вся первая половина XX века была для России фактическим военным противостоянием с Центральной и Западной Европой. На этом пути есть три основополагающих события: Брест, Версаль, Мюнхен, которые в конечном итоге имели трагические последствия для Западной Европы и для России. Запад хотел откупиться от Германии за счет России. И это надо учитывать нашим новым правителям, четко отстаивать национальные интересы, чтобы не оказаться в очередной ловушке.

---

Грузовики везли на северный фланг британцев все доступные силы. Словно в некоем оцепенении, британский кулак собирался на полях, история битв на которых до сих пор не давала шанса верить в удачу. На фронте в пятьдесят километров британская армия наносила непрестанные удары, после чего к делу на юге присоединились французские 1-я, 3-я и 10-я армии. Германии предстояло суровое испытание. 26 августа западные союзники вошли в Руа, 29-го — в Бапом. 31 августа австралийцы вошли в Мон-Сен-Кантен. К 3 сентября германская армия была отброшена к позициям, с которых она начинала в марте 1918 г. Теперь передовой линией обороны для нее стала «линия Гинденбурга».

А во Франции в августе 1918 г. были уже полтора миллиона американцев. Большая их часть еще находилась в учебных лагерях, но факт их прибытия менял характер войны. 1-ю американскую армию разместили южнее и севернее французского участка. Девять американских дивизий уже вошли в боевое соприкосновение с противником — преимущественно на южном участке фронта.

В августе Фош получил жезл маршала. Это не помогло ему в контактах с упорным Першингом. И когда разъяренный нежеланием американца действовать согласованно Фош спросил генерала: «Желаете ли вы участвовать в битве?» — переводчик не рискнул даже перевести вопрос. Но Першинг и без перевода понял. «Перевод на северный фланг будет означать потерю месяца». И все же генералы нашли общий язык. Было условлено начать общее наступление в сентябре двумя сходящимися ударами на севере Франции. Целью стал прорыв «линии Гинденбурга» и обрыв железнодорожных линий, обеспечивающих немцам помощь и маневренность. Если план удастся, Германия падет в течение месяца.

Созданный совместными усилиями Фоша и Хейга план предполагал осуществление в конце сентября серии наступательных действий на юге против Мезьера, на севере против Камбре, в центре — против «линии Гинденбурга». В промежутке Першинг очистил германский плацдарм, выдвинутый к Парижу, — Сен-Мийель. Генерал Першинг немедленно дал объяснение американскому успеху: покинув Европу, иммигранты на противоположном берегу Атлантики покорили целый континент и в процессе его заселения выковали превосходный американский характер — это люди с волей и духом, которых, увы, не хватает Европе[298].

* * *

17 сентября 1918 г. Клемансо словно вспомнил язык великих французских революционеров, язык 1792 г., язык Дантона. В отличие от президента Вильсона он не придавал никакого значения грядущему мировому порядку. «Говорят, что мира нельзя достичь только военными средствами». Долгая пауза. «Но немцы, которые растерзали мир Европы, повергнув ее в ужасы войны, думали совсем не так». Клемансо говорил о своей растерзанной стране и о рабском труде, об оккупированных районах на северо-востоке Франции. И закончил свою речь так: «Это самый ужасный счет одного народа другому. И он будет оплачен»[299].

После взятия Сен-Мийеля полковнику Джорджу Маршаллу поручили создать план переброски полумиллиона американцев на север, в сектор Мез-Аргонн. 90 тыс. реквизированных лошадей потащили людей и припасы под «фирменный» для Первой мировой войны дождь на север. Несчетное число лошадей оставили умирать на обочинах. Упорные американцы пешком, шли к месту очередной битвы. И успели. 26 сентября их бросили в бой на помощь 4-й французской армии генерала Анри Гуро, пробиравшейся в Аргоннском лесу. Потери и трудности не смогли затмить впервые мелькнувшей еретической мысли: война может быть закончена в текущем году.

В последний раз немцы попытались достичь решения на западе на своих условиях. 12 сентября 1918 г. германский вице-канцлер Фридрих фон Пайер сделал следующее предложение Западу: Эльзас и Лотарингия остаются германскими; Бельгии гарантируется независимость при условии соблюдения в ней германских интересов (то есть сохранится доля военного и экономического контроля Германии); Германия отказывается от репараций со стороны Запада. На Востоке же «установился мир, и он останется для нас миром, нравится это нашим западным соседям или нет». Сам канцлер граф фон Гертлинг продолжал говорить об «огромных германских интересах» в угольном бассейне Лотарингии. И все. Складывалось впечатление, что немцы ожидают, когда сентябрьское наступление западных союзников захлебнется[300].

Но первыми ослабли союзники Германии. Австро-Венгрия «с криком тонущего человека» обратилась с предложением о сепаратном мире ко всем воюющим с ней державам 14 сентября[301]. В день прорыва «линии Гинденбурга» — 29 сентября 1918 г. Болгария подписала перемирие с западными союзниками, а турецкая армия в Сирии обратилась в бегство. Юг коалиции центральных держав оказался открытым и уязвимым. Теперь все зависело от устойчивости Западного фронта, последней линии обороны Германии.

В исполненном слухами Берлине преобладало мнение, что Людендорф в панике. Следующий шаг можно было ожидать: «Если Людендорф потерял самообладание, он должен уйти». В своих мемуарах генерал-квартирмейстер отрицает это. Полковник Бауэр, видевший его в эти дни, отмечает его ослабшее здоровье. Но Бауэр был австрийцем и социал-демократом, он не был нейтрален.

МАКС БАДЕНСКИЙ

Находившемуся в Дессау принцу Максу Баденскому пришло приглашение прибыть в Берлин. Здесь встретивший его полковник фон Хефтен рассказал о решении обратиться к западным державам с предложением о перемирии на основе вильсоновских «14 пунктов». 1 октября в Берлине был довольно серым днем; лишь в центре горели огни кафе. Но молчаливые толпы собрались у здания телеграфа и у редакций крупных газет. Все ждали известий. Хефтен монотонно повторял Максу Баденскому: «Армия нуждается в отдыхе, следует немедленно выступить с предложением о перемирии».

На следующий день майор фон дем Бусше выступил с брифингом для руководителей фракций рейхстага. Фридрих Эберт, представлявший социал-демократов, услышав новости, побелел, от него теперь не могли добиться ни слова. Лидер национал-либералов Штреземан казался пораженным молнией. Прусский премьер молвил: «Осталось только пустить пулю в висок».

Этим же утром в Спа Людендорф оказывал жесткое давление на гражданских. 1 октября 1918 г. он призвал к себе полковника Хефтена и потребовал телефонным звонком поднять принца Макса Баденского и принять на себя канцлерство рейха. «Я хочу спасти мою армию». Но принц заупрямился. В столь критической военной ситуации предложение перемирия будет фатальной ошибкой с катастрофическими политическими последствиями. Это будет, попросту говоря, признание поражения. Макс Баденский не желал связывать свое имя с поражением. Сначала он обозначит перед рейхстагом военные цели Германии. Он поставит на повестку дня вопрос о том, кто виновен в начале войны. Если же противник останется неумолим, то он призовет народ ко всеобщей мобилизации, он повторит французский 1792 год. «Германский народ будет со всей мощью призван принести жертвы в борьбе до последнего человека»[302].

Макс Баденский решился, и 1–3 октября он принимает дела.

В межпартийном комитете рейхстага кандидатура принца Макса Баденского вначале поддерживалась только прогрессистами. Нажим шел не только из партийных рядов. Когда Макс Баденский явился в Берлин (2 октября), то одним из первых, кто посетил его в здании Генерального штаба, где принц Баденский обсуждал текущие дела с Гинденбургом, был кайзер Вильгельм. С выражением высокомерия он вошел в кабинет. Баденский стал объяснять мотивы своего противодействия немедленному предложению перемирия. Кайзер прервал его: «Верховное командование считает это необходимым, и вы здесь не для того, чтобы создавать ему сложности».

Ночью на 4 октября 1918 г. создавалась нота западным державам. Макс Баденский стремился сделать этот документ предельно абстрактным. «Германское правительство просит президента Соединенных Штатов взять в свои руки восстановление мира». Германское правительство, говорилось в окончании ноты, «запрашивает президента о возможности немедленной организации перемирия на земле, на воде и в воздухе»[303].

ПЕРЕМИРИЕ

Выступая в рейхстаге 5 октября 1918 г., принц Макс Баденский сказал, что его идеи и идеи президента Вильсона «находятся в полной гармонии друг с другом». Теперь от их взаимопонимания зависел мир. Два весьма одиноких (по психике, карьере и привычкам) политика склонились над текстами документов, которые немедленно готова была растиражировать вся мировая пресса. Президент Вильсон на словах крайне осуждал тайную дипломатию, но в реальной жизни он предпочитал решать проблемы за закрытыми дверями. Он выступал за Лигу Наций, но едва ли не полностью игнорировал Верховный военный совет, хотя это был своего рода эмбрион грядущей мировой организации. Ничего хорошего не сулили немцам слова Вильсона, сказанные со ступенек здания Нью-Йоркской оперы: «Германии придется изменить свой характер».