Джеймс Хилтон - Утерянный Горизонт

• Название: Утерянный Горизонт
• Автор: Джеймс Хилтон
• Жанр: Проза

---

"Но время шло, и совершенно природным было то, что постепенно мотив этот должен был уступить место стремлениям более спокойным. Соперничество, после всего, есть дыхание юности, а ко времени становления монастыря Перраулт уже имел тяжесть возраста. Вы должны помнить, что по строгой оценке, работал он нерегулярно; хотя на того, чьи духовные наставники находятся на расстоянии измеряемом годами нежели милями, некоторая свобода вполне может быть распространена. Правда, люди долины да и сами монахи сомнений никаких не имели, любили его и слушались, и с годами стали благоговеть перед ним. Привычкой его было время от времени отсылать отчеты эпископу Пекина, но часто отчеты эти так и не достигали его; и потому как подразумевалось, что гонцы пали жертвами трудной и опасной дороги, Перраулт все больше склонялся к тому, что не хотел рисковать их жизнью, и где-то после середины столетия оставил это дело. Хотя несколько ранних посланий все же должны были дойти, и над деятельностью его нависло сомнение, ибо в году 1769 незнакомец доставил письмо, писанное двенадцать лет назад, в котором Перраулт призывался в Рим.

"Доведись приказу достичь его вовремя, было бы Перраулту больше семидесяти, но по тому как пришло письмо, ему было восемьдесят девять. Долгая дорога через плато и горы была немыслима, он никогда не смог бы перенести порывистые ветра и жуткий холод необитаемой земли вне долины. И потому выслал он вежливый ответ с объяснением ситуации; но о том, пересекло ли послание преграду огромной горной цепи, данных никаких не существует.

"И остался Перраулт в Шангри-Ла; и причиной было не его презрение к командам свыше, а лишь физическая немочь их выполнить. Он был старый человек, и в любом случае, смерть бы, скоро, положила конец ему и его ошибкам. К тому времени в учреждении им обоснованном стали происходить неуловимые перемены. Печальный факт, но в действительности вряд ли невероятный; можно ли ожидать, что один человек без какой-либо помощи, с корнем и без следа вырвет традиции и обычаи целой эпохи? Ни один из товарищей с Запада не был с ним рядом чтобы удержать поводья, когда рука его становилось слабой; может, само строительство в месте столь древней, отличной памяти, было ошибкой. Слишком уж много требовалось; но не было бы еще большим ожидать от седоволосого ветерана, которому только что перешло за девяносто, осознания сделанной им ошибки? Слишком он стар был и счастлив. Последователи были посвящены ему даже тогда, когда забыли его учение, а от людей долины получал он такое почтительное внимание, что с растущей легкостью прощал им возвращение к прежним традициям. Он все еще был активен, и способности его отличались удивительной остротой. В возрасте девяноста восьми лет он приступил к изучению Буддистских писаний оставленных в Шангри-Ла предыдущими обитателями, в стремлении посвятить остаток дней написанию книги аттакующей Буддизм с точки зрения православия. Задачу свою он таки выполнил (у нас имеется полный манускрипт), однако атака была очень мягкой, так как к тому времени он достиг круглой фигуры столетия -- возраст в котором самые резкие едкости склонны к обесцвечиванию.

"В это время, как Вы можете вообразить, великое число ранних его последователей умерло, и потому как тех, кто пришел им на смену, было немного, количество жителей под влиянием старого Капучина сокращалось стабильно. С восьмидесяти в одно время, оно уменьшилось к двум десяткам, затем едва насчитывало дюжину, большинство из которых были очень стары. Жизнь Перраулта превратилась в спокойное, тихое ожидание смерти. Он был слишком стар для болезней и недовольств, лишь вечный сон мог претендовать на него теперь, и он не боялся. По доброте своей люди долины давали ему еду и одежду, его библиотека обеспечивала его работой. Он стал действительно хрупким, однако все еще хранил энергию для работы в своем кабинете; остаток своих спокойных дней проводил с книгами, воспоминаниями и мягкими восторгами наркотика. Разум его оставался удивительно ясным, до такой степени, что он даже пустился в изучение определенных мистических занятий, называемых индийцами йогой, и базируемых на множестве особых видов дыхания. Для человека такого возраста подобное занятие может быть очень опасным, и тому скоро пришло подтверждение, так как в тот незабываемый 1789 год на долину упала новость, что Перраулт, наконец, был близок к смерти.

"Он лежал в этой комнате, дорогой мой Кануэй, из окна которой неясное белое пятно -- все, что упавшее его зрение позволяло видеть от Каракала -поднималось перед его глазами; но он также мог видеть разумом; он мог представить четкие несравнимые очертания которые пол-века назад увидел впервые. И здесь же посетил его странный парад многих событий всей его жизни, годы путешествий через пустыни и горные уровни, огромные толпы западных городов, звон и сияние Малборовских войск. Словно белоснежная тишь стал покоен разум его; он был готов, согласен и рад смерти. Он собрал своих друзей и прислужников вокруг себя и попрощался с ними; после этого следовала его просьба остаться одному на время. И было то в том одиночестве, с оседающим телом и разумом поднимающимся к блаженству, в коем надеялся он отдать свою душу...но так не случилось. В течении многих недель лежал он без движения и слова, и затем начал приходить в себя. Ему было сто восемь лет."

На мгновение шепот прекратился, и Кануэй, чуть пошелохновшись, подумал, что Высший из Лам с беглостью переводил с отдаленного личного сна. Наконец он продолжил:

"Как и другие, кто долго ожидал на пороге смерти, Перраулт был одарен важным видением, которое принес с собой в этот мир, и позднее об этом видении должно быть сказано больше. Сейчас же я ограничу себя поведением его и действиями, что были действительно удивительны. Потому как вместо того, чтобы выздоравливать в праздности, как того ожидалось, он предался немедленно строгой дисциплине интересно комбинируемой с потворством наркотику. Приминение его в сочетании с практикой глубокого дыхания - разве то не режим приглашающий смерть? -- но да факты остаются теми, что когда в 1794 последний из монахов умер, Перраулт был все еще жив.

"Если бы в Шангри-Ла существовал кто-нибудь с достаточно искаженным чувством юмора, это могло бы почти принести улыбку: морщинистый Капучин, такой же ветхий каким он был лет с дюжину, вовлеченный упорно в развитый им секретный ритуал; однако для людей долины он скоро покрылся тайной, отшельник сверхестественных сил, живущий в уединении на громадном утесе. Но традиция любви к нему все еще существовала, и стало считаться достойным и приносящим удачу забраться в Шангри-Ла и оставить небольшой подарок или выполнить нужную там ручную работу. Каждого из таких пилигримов Перраулт даровал своим благословением, может быть забывая, что были они заблудшие, сбившиеся с пути овцы. Потому как в каждом храме долины слышны были сейчас 'Te Deum Laudamus' и 'Om Mane Padme Hum.'

"К приближению нового столетия, легенда стала ярким фантастическим фольктором -- говорилось, что Перраулт превратился в бога, мог совершать чудеса, и в определенные ночи прилетал на вершину Каракала чтобы поставить свечу небу. В полнолуние над горой всегда стоит бледность, но нет нужды убеждать Вас, что ни Перраулт, ни какой-либо другой человек никогда не поднимался туда. Не смотря на то, что факт сей может показаться несущественным, я упоминаю его, потому как существует масса ненадежных показаний что Перраулт совершал и мог совершать любые виды невозможных вещей. Например, считалось, что он практиковал искусство само-поднятия, о котором так много упоминается в описании Буддистского мистицизма, но горькая правда та, что к концу делал он множество экспериментов, целиком и полностью безуспешных. Однако он сумел открыть, что ослабление ординарных чувств может быть в какой-то мере возмещено развитием других способностей; он овладел умением телепатии, что, наверное, было удивительным, и хотя ни на какие особые силы врачевания претендовать не мог, было качество в его одном присутствии, что исцеляло в некоторых случаях.

"Вам бы хотелось знать, как проводил он свое время в течении этих беспрецедентных лет. Его позицию можно сформулировать так, что раз уж он не умер в нормальном возрасте, то порешил, что не было ни одной раскрытой причины, отчего он должен или не должен сделать это в любой другой момент будущего. После того, как собственная его необычайность была им доказана, оказалось несложным поверить в то, что в любой момент необычайность эта может закончиться так же как и продолжать идти своим ходом. И с этой верой перестал он заботиться о будущем, и начал вести тот образ жизни, который редко бывал ему доступен, но всегда оставался желанным - сквозь превратности целой жизни пронес он в сердце спокойные вкусы школяра. Память его была замечательной, казалось, она ускользнула от физических препятствий в некую высшую сферу бескрайней чистоты; это почти походило на то, что сейчас он мог изучить что угодно с куда большей легкостью нежели в года его студенчества, когда изучал лишь что-нибудь. Конечно, очень скоро он предстал перед необходимостью наличия книг, но их было совсем немного - те что он принес с собой с самого начала - и включали они, Вам, может быть, будет интересно услышать, английскую грамматику и Монтеня в переводе Флорио. Работая с этим он умудрился постичь сложности Вашего языка, и в нашей библиотеке мы все еще имеем манускрипт одного из его первых упражнений в лингвистике -- перевод на тибетский эссе Монтеня о Тщеславии -- бесспорно, уникальное произведение."