Лорен Хендерсон - Земляничная тату

• Название: Земляничная тату
• Автор: Лорен Хендерсон
• Издательство: Фантом Пресс
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 2002
• ISBN: 5-86471-278-7

Лорен Хендерсон, скандалистка и "дрянная девчонка" нынешней британской литературы, в сущности, пишет о себе. Ее героиня Сэм Джонс в юности также красила волосы в зеленый цвет и рыскала по лондонским помойкам в поисках материалов для своих скульптур. Но со временем странноватые скульптуры Сэм получили признание, и ей предложили выставить их в нью-йоркской галерее. Беспокойный и циничный Нью-Йорк встречает английских художников распростертыми объятиями, потоками коктейля "Маргарита" и убийством. Жертву нашли на Земляничной Поляне - священной для поклонников Джона Леннона. Пока ньюйоркцы глотают антидепрессанты, безалкогольные коктейли и вегетарианскую пиццу, а британцы пьют как сапожники, Сэм Джонс втягивается в безумную историю, в которой Леннон, кокаин и современное искусство мутят воду в равной степени. "Земляничная тату" - стильный детектив, но, кроме того, это еще и признание в любви Манхэттену - с его роллерами и проповедниками, наркоторговцами и вегетарианцами, с ветрами над стальными водами залива и мрачным урбанизмом. Лорен Хендерсон, как никто другой, умеет соединить строгость детективной интриги со стильностью хорошей литературы и теплую интонацию с жестким сарказмом.

---

Я обернулась и искоса посмотрела в зеркало, висевшее над плечом. Хорошо хоть велосипедные шорты смотрятся относительно пристойно. Но я все равно испытала очередной шок.

– Боже мой.

– А выглядишь совсем неплохо, – великодушно сказала Ким. – Ты действительно в форме.

– Это одежда в форме, – поправила я. – Она меня и держит. Подожди, когда начнут лопаться швы.

– Не волнуйся, – успокоила меня Ким. – Швы двойные.

– Это радует. – Я подтянула трико, которое подчеркивало интимные места с откровенностью, какую я позволяю лишь наедине с собой.

– Пойдем, – нетерпеливо сказала Ким, подпрыгивая на месте.

– Подожди, приведу губы в порядок…

Но проклятое трико не поддавалось. Я чувствовала себя стриптизершей по вызову. Просто не верится, что на свете есть женщины, которые согласны на операцию ради того, чтобы увеличить кое-что кое-где.

Ким рассмеялась, но с некоторым запозданием по сравнению с прежними временами, да и смеху ее недоставало былой безудержности. С первой минуты мы без раздумий вернулись к прежней сестринской близости – да иначе и быть не могло. И все же это была не та родная и любимая Ким, а клонированная нью-йоркская суперженщина. Я надеялась, что если копнуть, то из глубин ее души можно извлечь остатки прежней любительницы непристойных шуточек и сомнительных развлечений.

Мои недобрые предчувствия по поводу названия спортзала угодили в самую точку. «Кардиохруст» оказался аэробикой повышенной интенсивности. Сначала прыжки и танцульки на страшноватых изогнутых поверхностях, где каждую минуту рискуешь потерять равновесие и что-нибудь себе сломать. Затем полчаса страданий по накачке пресса. Никогда не знала, что люди идут на такие муки добровольно. Просто поверить не могу, что Ким не предупредила меня о таких истязаниях. Когда шестьдесят минут наконец истекли, я повернулась к ней и с облегчением выдохнула:

– Слава богу, кончилось!

И тут раздался крик тренерши:

– Отлично! А теперь переходим к тому, чего вы все давно ждали! Все падают на пол и начинают отжиматься! Напрягаем мышцы до тех пор, пока они не запросят пощады!

Поверьте, именно этим заставляли заниматься прелюбодеев в седьмом круге ада. Вероятно, Данте скрыл от нас правду, чтобы на фоне жестоких описаний не потерялась остальная поэма. Но увы, мы все еще находились на земле – по крайней мере, формально, – и в отличие от меня прочие дамы выглядели преподавателями аэробики на отдыхе, так расслаблено и непринужденно предавались они этой муке смертной. На девяностой минуте я, ни слова не говоря, встала и на нетвердых ногах поковыляла в душ. Минут пять я стояла под тугими струями воды, прежде чем вспомнила свое имя и чем зарабатываю на жизнь.

– Здорово, да? – воскликнула Ким, вставая под душ напротив. – Ты в хорошей форме.

В ее голосе сквозило одобрение, словно она расхваливала мои работы. Похоже, хорошая физическая форма и успехи в искусстве – вполне сравнимые достижения.

– Я сама раньше учила людей качать мышцы, – сказала я, намыливаясь, – хотя уже два года этим не занимаюсь.

– Тогда ясно, – проницательно заметила Ким, – почему у тебя так развиты руки. А почему бросила?

– Скульптуры начали продаваться. Помаленьку, конечно. Я бы, наверное, продолжала преподавать, но в гимнастическом центре убили человека, все стали подозревать друг друга, обстановка накалилась, так что я предпочла уйти оттуда.

– Боже. А убийцу поймали?

– Я его и поймала. Отчасти именно поэтому и пришлось бросить эту работу.

– Ух ты!

Теперь Ким смотрела на меня во все глаза. Я неохотно вышла из-под душа и начала вытираться.

– Наверное, тебе пришлось нелегко, – с уважением сказала она.

Странно, но потрясенной Ким не выглядела. Для любого нью-йоркца, даже для приемыша, высшая доблесть – ничему не удивляться. Толстокожесть – вот их девиз.

Я пожала плечами.

– Да нет. Того, кто это сделал… – Я отстраненно отметила, что даже сейчас не могу произнести имя. – …оправдали, и он вернулся работать на прежнее место. Некоторые ушли, а другие сделали вид, что ничего не случилось.

– Несознанка, – прокомментировала Ким. – Хорошо знаю, что это такое.

– Послушай, у тебя сейчас есть дела?

– До десяти нет. В десять начинается моя смена.

– Тогда давай выпьем, поедим чего-нибудь и обо всем друг другу расскажем, идет?

– Конечно. Знаешь, пошли в тот район, где я работаю. Тебе там понравится.

Когда мы вышли из тренажерного зала, на авеню Америкспустился вечер. Название улицы мне понравилось, хотя Ким строго-настрого предупредила меня не произносить его вслух. Местные всегда говорят Шестая авеню. Я быстро оглянулась на залитые светом огромные окна гимнастического зала. Помимо теплого золотистого цвета в открывшейся картине не было ничего приятного. К занятиям готовилась очередная группа восторженных любительниц сжигать жир. Теперь это так не называется, но именно затем они сюда приходят, и все это знают.

– Ты часто здесь бываешь? – спросила я.

– Раза четыре в неделю. Надо бы чаще, а то я стала набирать вес.

– В каком месте? – недоверчиво спросила я. – На бровях, что ли? Ким, от тебя же одна тень осталась.

– Совершенству нет предела, – серьезно ответила она. – Ладно, пошли отсюда. Можно сесть на восьмерку. Устрою тебе экскурсию по Ист-Виллидж.

– Ты ведь там живешь?

– Ага. Местечко как раз для тебя. – Она улыбнулась. Я увидела проблеск прежней Ким. – Ты ведь любишь, когда можно оттянуться.

– Грязь и наркота? – предположила я.

– Точно. Куча типов с зелеными волосами и сережками где только можно. Будешь как дома.

– Слушай, я помню, как ты выкрасилась в ярко-красный цвет. В сравнение с этим мои зеленые волосы выглядели не так ужасно.

– Как же я тебе завидовала. Тебе скандалов и выволочек никто не устраивал. А моя мама ужас как рассердилась тогда, помнишь?

– В основном потому, что мы испачкали раковину. Ее потом так и не отмыли, – заметила я. – Кстати, новый цвет твоих волос она вполне оценила.

– Мама всегда была зациклена на том, что у нас муниципальная квартира, – сказала Ким. – Никак не могла с этим смириться. Именно поэтому ей во всем хотелось совершенства.

– Твой дом был очень уютным, – сказала я.

– Но он «принадлежал местным властям», – сказала Ким, так точно воспроизведя материнский голос, что я рассмеялась. – Мама всегда была такой – дескать, я выросла в муниципальном районе и теперь вернулась к тому, с чего начинала. Именно поэтому замужество так много для нее значило. Папа ведь и в университете учился, и вообще. К тому же он был учителем. Она считала это большим преимуществом. Боже, как смешно теперь все это выглядит. Знаешь, с кем она сейчас? С таксистом. И счастлива.

– Приятно слышать. Твоя мама всегда хорошо ко мне относилась.

– После ухода отца она сломалась. – Голос Ким посуровел.

Подошел автобус. Мне нравятся нью-йоркские автобусы; своим плавным ходом и приятным шелестом открывающихся дверей напоминают лайнеры. Лондонские автобусы настолько пропитаны зловонными бензиновыми парами, что способны вызвать одуряющую головную боль, если сидеть слишком близко к вентиляции. А за собой оставляют такой гнусный и вонючий шлейф черного дыма, что Диккенс мог бы сочинить целую страницу страстной обличительной речи.

– Все еще не могу поверить, что ты здесь, – в сотый раз сказала Ким, когда мы заняли столик в баре.

Весь Ист-Виллидж был забит людьми в вязаных шапочках огурцом, которые натягиваются до самых глаз. На всех девушках свитера были в обтяжку, на всех юношах – свободно болтались. Как я пожаловалась ночью Хьюго, все молодые люди предпочитают таскаться в одежде на несколько размеров больше. Уж не для того ли, чтобы никто не принял их за голубых? Старомодная, конечно, теория, но ничего лучше в голову не лезло.

– Здесь слишком ярко, – пожаловалась я.

Изучая список напитков над стойкой бара, я подавила в себе позыв прикрыть глаза рукой. Что-то в этом списке меня насторожило, но я пока не поняла что именно. Сейчас меня больше занимал вопрос, почему это якобы модное заведение наняло тех же дизайнеров, что обычно приглашает к себе «Макдоналдс» – с целью создать максимально неуютную обстановку, чтобы люди проглатывали пищу секунд за двадцать и тут же убегали прочь. Можно было бы сколотить состояние, продавая за дверями таблетки против несварения желудка.

Конечно, я не имею в виду, что бар отделали коричневым пластиком и уставили красными и желтыми стульчиками, на которых даже человек в коме почувствовал бы себя неудобно. Нет, стулья были ярко розовыми, а свет столь ярким, что посетители выглядели так, точно им только что сделали искусственное дыхание.

– Я думала, нью-йоркские бары – мрачные и все как один похожи на пещеры.