Ричард Паттерсон - Степень вины

• Название: Степень вины
• Автор: Ричард Паттерсон
• Издательство: Изд-во «Новости»
• Жанр: Криминальный детектив
• Год: 1995
• ISBN: 5-7020-0816-2

В основе сюжета этого увлекательного триллера — судьба журналистки Марии Карелли, ставшей жертвой шантажа. Защищаясь, она убивает шантажиста. Полиция арестовывает Марию, она должна предстать перед судом. С помощью адвоката Пэйджита ей удается пройти через все тяжкие испытания.

---

Голос неожиданно сделался спокойным.

— Мисс Карелли заявила, что, защищаясь, она расцарапала мистеру Ренсому ягодицы. — Помолчав, Шарп продолжала, отчетливо произнося каждое слово: — Доктор Шелтон полагает: царапины наносились Марку Ренсому, когда он уже не мог на кого-либо посягать. Она считает, что прошло не меньше тридцати минут после смерти мистера Ренсома, прежде чем мисс Карелли решила расцарапать ему ягодицы.

Публика реагировала возмущенными возгласами, недоуменными вопросами, скрипом сидений. Мастерс подняла судейский молоток, как будто очнувшись от шока. Публика замерла, ожидая, что будет дальше.

— Не меньше тридцати минут, — повторила Шарп. — Эти полчаса, как мы полагаем, понадобились мисс Карелли, чтобы придумать ту историю, которую она потом рассказывала.

Шарп сосредоточила взгляд на судье:

— И о чем же все это говорит нам? О том, что мисс Карелли лгала полиции, чтобы скрыть свое преступление. Так же, как она намерена лгать суду.

Выражение лица Мастерс было жестким. Пэйджит не смог бы сказать, чем это вызвано: то ли протестом против попытки Шарп заронить в ее душе предубеждение, то ли решимостью не оставлять безнаказанной ложь Марии Карелли.

— Каковы же мотивы преступления? — Этот риторический вопрос был задан мягко, почти доброжелательно. — С точки зрения закона мотивы для нас не столь важны. Мотив не является элементом преступления, а что касается доказательств собственно преступления — их вполне хватает, чтобы возбудить уголовное дело.

Шарп снова возвысила голос:

— Но мы знаем эти мотивы. И готовы представить их суду на закрытом заседании. Просим суд дать нам такую возможность.

Пэйджит стал медленно подниматься. Шарп нарушала указание судьи, сообщив о факте, разглашение которого могло быть запрещено судом. Пока он медлил, не решаясь заговорить, вмешалась Мастерс.

— А вот мистер Пэйджит считает, — язвительным тоном произнесла она, — что вы пересекли линию. Когда я просила не касаться того, что выносится на закрытое заседание, после заседания, я полагала, что вы будете воздерживаться от этого же и до заседания. Или здесь есть какая-то разница, которую я не в состоянии уловить?

Шарп замерла.

— Нет, Ваша Честь, — голосом примерной ученицы ответила она. — Извините за мою ошибку.

Мастерс нахмурилась:

— Будем надеяться, что это не повторится. Продолжайте.

Но обличительный порыв Шарп, казалось, иссяк. Помолчав, она закончила:

— Ваша Честь, еще одно хотелось бы сказать в заключение. Изнасилование — большая и трудная социальная проблема. Нельзя допускать, чтобы для человека, который по-свойски обращается со средствами массовой информации, она стала своебразной палочкой-выручалочкой, чтобы подсудимая, стремясь избежать наказания за убийство, использовала выдумку, надеясь выкрутиться. — И добавила, как бы подытоживая: — То, что Мария Карелли рассказывает, не выдерживает никакой критики. То, что Мария Карелли сделала, не что иное, как умышленное убийство, и факты, несомненно, докажут это.

По тому, как Шарп держалась, было заметно, что напряжение все еще не оставило ее.

— Ваша Честь, суд должен предъявить Марии Карелли обвинение в убийстве Марка Ренсома.

Еще мгновение она стояла на подиуме, глядя снизу вверх на Мастерс, а когда, повернувшись, пошла к своему месту, сопровождаемая взглядами всего зала, Пэйджитом овладели усталость и мрачные предчувствия. Мария Карелли смотрела в сторону.

— Слушая мисс Шарп, — начал Пэйджит, — я думал прежде всего о том, что речи — это не доказательства, а слова — не факты.

Зал молчал, и Пэйджит знал, что, по крайней мере, внимание публики ему обеспечено. Но худощавое лицо Мастерс выражало неудовольствие, как будто ей были неприятны нападки на Шарп.

— Моей второй мыслью, — продолжал ровным голосом Пэйджит, — была следующая: изнасилование — слишком серьезный случай, чтобы о нем можно было говорить с той небрежностью, которую нам сегодня демонстрировало обвинение.

Он обернулся к Шарп:

— Такой же серьезный, как и избиение женщины, после которого остаются синяки, а сама женщина впадает в шоковое состояние. Это настолько важный факт, что он не мог остаться незамеченным обвинением. И тем не менее это имело место.

Пэйджит помолчал.

— Слушая пастиччо[35] обвинения, составленное из косвенных улик, я невольно вспомнил не очень радостный вечер, который был у меня год, или около того, назад. Мы решили сходить в кино.

Мастерс выразила нетерпение легким движением плеч.

— Я был с сыном. — Пэйджит обернулся к Карло и Марии. — С сыном мисс Карелли.

Мария понимающе улыбнулась ему, а Карло кивнул. Тогда Пэйджит снова повернулся к суду, как бы боясь выпустить из виду судью Мастерс.

— Фильм был об убийстве президента. Для Карло это было открытием темы. Как и вступительное слово мисс Шарп, фильм был рассчитан на то, чтобы овладеть вниманием зрителя и развлечь его.

Мастерс откинулась на спинку кресла, как бы желая получше рассмотреть Пэйджита. Любопытство боролось в ней с раздражением от неудачного начала его выступления. Пэйджит видел, как приподнялась Шарп, готовясь излить словами свой протест.

— Кинорежиссер, — продолжал он, — проявив недюжинные комбинаторские способности, умудрился связать с убийством факты, не имеющие к нему никакого отношения, и получилась мешанина из кубинского заговора, беспутных парней Нового Орлеана, реакционных фанатиков, агентов ЦРУ, создателей ракет, а президента убил вице-президент и засекретил материалы дела на тридцать лет, и все это с помощью членов конгресса и главного судьи Верховного суда.

Пэйджит сделал паузу.

— Фильм получился увлекательный. И, подобно вступительному слову мисс Шарп, целиком и полностью основанный на косвенных доказательствах.

Он понизил голос:

— Косвенные улики очень опасны, если слишком долго варятся в горячих головах обвинителей.

Пэйджит смотрел на Шарп, пока лицо у нее не окаменело от гнева.

— Кино, — холодно бросил он, — вполне подходящее место для игры фантазии, для мифотворчества. Но не зал суда.

Он снова повернулся к судье:

— Не должен суд быть местом, где можно дать волю фантазии, как нам только что продемонстрировала мисс Шарп. Не хочу в свою очередь испытывать терпение суда, приводя собственную версию. Не хочу и анонсировать сейчас все те факты, которые мы намерены предложить суду на закрытом заседании. Хочу констатировать лишь один факт и высказать суду одну простую просьбу. Факт состоит в том, что Марк Ренсом оскорбил Марию Карелли. Из-за этого она убила его, что мы и собираемся доказать. А просьба в том, чтобы суд принял во внимание следующее обстоятельство: как долго продержится при проведении перекрестного допроса версия мисс Шарп. После чего, — мягко закончил он, — я просил бы суд подумать над тем, кому можно на самом деле верить. Спасибо, Ваша Честь.

Наступило молчание. Мастерс, казалось, была удивлена тем, что он говорил так недолго. Идя на свое место, Пэйджит понял, что испытывает не облегчение, а депрессию.

Это был запасной вариант: пробить брешь в версии обвинения; не давать своей версии; заставить обвинение придерживаться только фактов. Если смотреть на такой подход непредвзято, его можно определить как суровую прямоту. Но, кроме того, Пэйджит знал: единственное, о чем он мог бы сказать Кэролайн Мастерс положа руку на сердце, — это о том, что Кристофер Пэйджит не доверяет версии Марии Карелли.

Чарльз Монк занял место свидетеля, медленно поднял голову, обернулся, оглядывая зал. Его лицо было лишено всякого выражения. Мария подумала, что у него невозмутимый взгляд черепахи, которая, высунув из воды голову, не видит вокруг ничего достойного внимания. По сведениям Джонни Мура, он выступал свидетелем на тридцати семи процессах об убийстве, тридцать шесть из них закончились осуждением обвиняемого. На столе рядом с ним лежала кассета с записью показаний Марии.

Уже со слов Монка Шарп поняла, какую ценность представляет собой эта кассета, бывшая у них на хранении. Мария ничего не могла возразить против ее представления суду. Окаменев, она наблюдала, как команда обвинения готовит прослушивание, и, когда Монк включил запись, почувствовала себя совершенно беззащитной.

Мария знала, что Шарп преследует две цели. Получить подтверждение тому, что она убила Марка Ренсома, поскольку свидетелей преступления не было. И, что было бы более пагубно для Марии, доказать, что она пыталась ввести Монка в заблуждение.

И Шарп медленно, но неуклонно двигалась к своим целям. Слушая собственный голос, Мария думала о том, как глупо она себя вела.

Показания ее, несомненно, работали на версию Шарп. После того как Ренсом позвонил ей, она купила «вальтер». Никому не сказала о поездке в Сан-Франциско. Заявила, что, распалившись, Ренсом напал на нее. Что она расцарапала его ягодицы. И что царапины на ее теле — дело рук Ренсома. Что стреляла в него с очень близкого расстояния, когда он тянулся к пистолету или даже хватался за него. С ее слов — шторы были опущены все время. Она позвонила по 911 сразу, как только смогла. Голос на пленке звучал то равнодушно, то устало или смущенно, раз или два в нем послышалось даже раздражение. Но женщина в состоянии шока так говорить не может, и, слушая себя, Мария боялась взглянуть на Карло.