Татьяна Каменская - Ожидание

• Название: Ожидание
• Автор: Татьяна Каменская
• Жанр: Фэнтези

…Она идёт по этой грешной земле, и, на Её пути встают острые пики гор, но Она лег- ко преодолевает их. За горами простираются ровные поля и долины, покрытые ковром из множества чудесных цветов, но Она опять преодолевает себя и свои тайные желания… Прохладная вода Ручья что-то тихо шепчет Ей, а мягкая трава своим шелестом убаюки- вает Её, словно музыка, дарующая отдых усталому телу. Отдых и счастье Сна! Сна или Забвения? Но новый всплеск энергии Солнца, и новый виток Жизни, а значит Судьбы! И вот Она опять несётся в этом вихре танца, извиваясь всем своим телом в такт музыки, под названием — Жизнь! Она смотрит вдаль спокойными глазами.

Она словно знает, что вечный удел Ее — ОЖИДАНИЕ!!!

---

— Ника пошли домой!

— Ты что, очумел?

Мужчина, стоящий рядом с Никой, подхватил пиджак, слетевший с плеч мальчика.

— Куда домой? Её в больницу надо!

— Это моя сестра. Её мама ищет. Я её домой отведу! — вновь громко закричал Володя и потянул за собой плачущую Нику. Она поднялась кое-как, через силу, и, пошатываясь, пошла за мальчиком. Он тянул её за руку, но девочка шла медленно, по дороге срыгивая грязной пеной мутной воды. Когда же она опять стала плакать, мальчик погладил её по голове и проговорил:

— Ника не плачь! Хочешь, я всегда защищать тебя буду. Хочешь?

— Хочу! — закивала грязной мокрой головой девочка, и, глядя на мальчика глазами пол- ными слез, спросила: — А ты мне конфету дашь?

— Дам! Конечно! — теперь уже с готовностью закивал головой сам мальчик. — Только ты не плачь! Я тебе конфет много принесу. Они у нас дома в шкафу лежат. И винограда дам. Правда, прошлогодний давно уже закончился, а новый такой кислющий! Но скоро он пос- пеет, и я сорву тебе самую первую кисточку. Во-о-от такую огромную! — мальчик развел в стороны руки, и улыбнулся девочке, глядя на неё своими ярко- голубыми глазами со слипшимися от воды ресницами.

И сквозь слезы девочка тоже улыбнулась ему в ответ. На щеках её уже просыхали до- рожки от слез, её черные глаза горели как два ярких уголька на бледном лице, а спу- танные волосы кое-где в грязной пене, всё ещё напоминали о страшных минутах, пережи- тых всего каких-то полчаса назад. Смахнув с головы девочки сухие травинки и щепочки, застрявшие в волосах, стерев остатки грязной пены с них, Володя подтолкнул девочку к воротам дома, и, пропуская её в калитку, сказал сурово:

— Больше одна не ходи на речку. Только со мной, поняла?

— А ты мне конфету дашь? — опять спросила девочка, подозрительно прищуривая свои черные блестящие глаза, добавив тут — же: — И винограда!

— Дам! — буркнул мальчик, и ещё раз подтолкнув девочку во двор, закрыл за ней калит- ку.

Мария была занята. Скоро обед. На жутко коптящем примусе она варила борщ. Мельком глянув на дочь, она лишь удивилась. И чего та стоит вся мокрая и какая-то испуганная.

— Ты чего, Вероничка? — ласково спросила Мария у дочери. — Ты что, купалась в Ручье? Я же тебе говорила, нельзя маленьким детишкам ходить в Яр. Там будет скоро очень много воды…

Но, увидев, как девочка, схватив со стола кусок хлеба, жует его с жадностью, Мария быст- ро произнесла:

— Ну-ка, сначала вымой руки и лицо, а потом садись кушать.

Ника ела медленно, устало поводя глазами. Не доев, девочка уснула тут — же, за столом,

почти уткнувшись лицом в тарелку.

— Ох, уж эта непоседа! — ворча, приговаривала Мария, унося дочь в детскую и уклады- вая её в коечку.

Стукнула входная дверь и показалась соседка Тося. Она была в модном красивом платье, которое сшила сама всего лишь несколько дней назад. Видимо она приходила домой на обед. Работала Тося официанткой в ресторане "Лето", что находился в самом центре села, на площади сельского Совета. Не раз Мария с удивлением смотрела на Тосю, что в обеденный перерыв приходила домой, независимо помахивая изящной маленькой сумочкой, которая так удивительно гармонировала с её очередным новым платьем. Тося шила сама себе все платья, и шила просто прекрасно. И поэтому, Мария про себя уже давно решила, что, прибегая домой на обед, Тося просто демонстрирует очередной показ модного платья в их большом, и отнюдь не захолустном селе. И сегодняшний день, тому не исключение.

Торопливо прикрыв за собой дверь, Тося поздоровалась.

— Здравствуй Мария! Я на минутку забежала, на работу опаздываю. Ника твоя дома?

. -Да! — утвердительно кивнула головой Мария. — Поела и спать! Даже удивительно! Её обычно в такое время никогда в постель не уложишь…

— Так ты же ничего не знаешь! — перебила Тося Марию. — Твоя дочь сегодня чуть не уто- нула. В Яру половодье началось, а мой Володька спас её…

Мария испуганно ахнула и осела на стул, что стоял рядом. Тося торопливо заговорила:

— Ещё немного, и в трубы затянуло бы их двоих…Слава богу, помогли им выбраться! Мужчины мимо проезжали, видят, дети барахтаются…

Мария, словно онемев, смотрела на соседку, как она жестикулирует красивыми руками, и при этом говорит быстро, и громко…

— Да ты не расстраивайся так. Ишь, вся побелела. Дочь твоя жива и здорова, чего ты?

— Чуть не утонула? — переспросила Мария, и тут — же всхлипнув, добавила: — То-то я смот- рю, она вся испуганная, и спать легла так рано…

— Ну, я побежала! — нетерпеливо махнула рукой Тося:- Некогда мне с тобой тут слезы лить…

— А Володька твой где? — спросила торопливо Мария, видя, что соседка взялась за ручку двери.

— Ай! Уже в кино убежал! — беспечно махнула рукой Тося.

— Спасибо Володьке! — Мария всхлипнула опять, прижимая к глазам кухонное полотенце.

— Вот ему это сама и скажи! — засмеялась соседка, грациозно поворачиваясь на каблучках своих модных туфелек.

Через секунду она уже умчалась, и лишь тонкая ситцевая занавеска на дверях слегка ко- лыхалась, напоминая о том, что минуту назад здесь стояла красивая и неизменно весёлая женщина, которая в отличие от Марии, знала воочию, цену человеческой жизни.

Да, Тося знала и видела смерть во всем ужасном её проявлении. Работая когда-то в госпиталях, чего она не насмотрелась. Ей ли, бывшей фронтовичке, прошедшей со своим госпиталем сотни километров и закончившей войну чуть ли не в самом Берлине, ей ли проливать слёзы над случившемся, и думать о том, что всё могло быть иначе, и намного хуже…

— Всё хорошо, что хорошо кончается! — это была любимая Тосина поговорка. — Надо очень любить сегодняшний день, потому-что завтрашнего может просто не быть!

Хорошо ей так рассуждать. Она познала все ужасы войны и тяготы военной жизни, зака- лилась в боях, может поэтому она с таким лёгким смехом отнеслась к тому, что её единственный сын едва не…

— О, Господи! О чем я думаю! — поспешно прошептала Мария и взмахнула рукой, словно отгоняя от себя дурные мысли.

Если честно признаться, она даже завидовала немного Тосе, её неиссякаемому оптимизму, её мастерству все делать быстро, красиво и легко. Ни у кого в округе не было такого уют — ного дома как у Тоси. Правда, потом строили дома ещё лучше, но Тосин дом был первым на их улице. Строили они его сами, Тося, и муж её Степан, белокурый красавец, под стать своей жене. Они были чем-то похожи, оба голубоглазые, стройные, и у обоих были " золо — тые " руки, как говорили многие в округе. И Мария была согласна с таким утвержде — нием. Она с недоумением познала, что бывшие фронтовики умеют не только воевать и разрушать, но умеют строить красивые добротные дома, разводить сады и виноградники, да такие, что становилось просто завидно. Ведь самый первый виноград поспевал именно у Степана. Самая крупная клубника созревала именно в его саду. А какие яблоки наливались янтарным соком на яблонях, которые ещё саженцами он привез издалека, из знаменитого на всю страну плодосовхоза. Ну, а какие шкафы и полочки сделал Степан на кухне своей ненаглядной Тосечке. Живи да радуйся! Если бы не одно но…

Уж очень сильно напивался Степан иногда. И тогда из милого, доброго человека он пре- вращался в страшного зверя. Его глаза наливались кровью, в углах тонкого скорбного рта собиралась пена, и взгляд его исподлобья, тяжелый и мрачный, не обещал ничего доброго. Если Степан падал, то, не имея сил подняться, скрежетал зубами так яростно, словно старался стереть в порошок свои желтые прокуренные зубы. В это время Тося не боялась Степана. Что может сделать мертвецки пьяный муж? Скрежетать зубами, да с ненавистью поглядывая на жену, хрипло выкрикивать:

— Ты шпионка! Я знаю! Ты вражеский агент с самолета. Сейчас… сейчас я встану…

— Лежи уж, пограничник! — язвительно бросала Тося, неизменно при этом улыбаясь. Улыбка никогда не покидала её миловидного лица, и может, поэтому Степан частенько поднимал на жену руку. Но Тося успевала убежать к Марии, и там отсидеться, пока Сте- пан бушевал в доме, стараясь выместить свою злобу на кухонной утвари.

Тося каждый раз вздрагивала и порывалась убежать обратно домой, когда слышала грохот падающих кастрюль и звон битого стекла со стороны своего двора. Но Мария уго-варивала её подождать ещё… и ещё… и ещё… Тося тогда плакала и виновато говорила о том, что все эти припадки буйства вполне объяснимы. Они оправдываются самыми первыми и страшными минутами начала войны.

Именно 22 июня 1941 года застава, которой командовал её муж, новоиспеченный офицер — пограничник, подверглась страшному массированному налёту вражеской авиации. В живых осталась лишь жалкая горстка солдат. Семь человек, во главе со Степаном. И это от всей погранзаставы? Чувство обиды, горечи и страдания за мертвых товарищей может и есть та рана, та боль, что порой выплескивается в этой ненависти и якобы непонятной злобе, а потом в его обильных слезах, да глухих мужских рыданиях, после которых следует крепкий сон. Ну, а потом после долгого глубокого сна наступает отрезвление, и нормальная жизнь вновь вступает в свои права. Война, да и воспоминания о ней, на время затихают в этом доме. Они исчезают, словно их и не было никогда в помине. Степан, чувствуя вину, старается загладить её своим трудом. Целыми днями он копошится в огороде, или в саду, что-то делает по дому, или во дворе. А иной раз Мария встречает соседа вечером после работы, спешащего домой. И нет тогда более приветливого, красивого и умного мужчины, чем Степан. И вот тогда-то, Мария с удивлением познаёт ещё одну истину. Человеку можно прощать его минутные слабости, прощать их, набравшись терпения, ожидая, что наступит время, когда слабость человеческая уйдет, сгинет без следа, и останется весь на виду человек прекрасный, добрый, умелый, и в глазах его не будет затравленного чувства вины.