Лилиан Крете - Повседневная жизнь Калифорнии во времена «Золотой Лихорадки»

• Название: Повседневная жизнь Калифорнии во времена «Золотой Лихорадки»
• Автор: Лилиан Крете
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: История
• Год: 2004
• ISBN: 5-235-02640-3

В 1848 году многих американцев охватило стремление перевернуть свою жизнь, бросить все и погнаться за удачей. Это было время, когда калифорнийский строитель мельниц Джеймс Маршалл впервые обнаружил на берегах Американской реки золотые самородки. Вслед за ним в Калифорнию устремились тысячи людей с надеждой на скорое и легкое обогащение. Они грезили золотом, их не пугали опасности многомесячных странствий и тяжелые испытания.

Автор книги — французская писательница Лилиан Крете рисует поразительную картину массового безумия людей, жаждущих быстрого обогащения. Однако автору за внешней канвой истории «золотой лихорадки» удалось увидеть и внут­реннюю силу человеческой натуры. Не золото подняло Калифорнию, а те люди, которые пришли за ним.

---

Лагеря золотоискателей

Золотоискатели жили в лагерях, как солдаты в военное время. Одни — в палатках, другие — под прикрытием навесов из листвы деревьев. Спали прямо на земле, закутавшись в одеяло, порой подложив под голову сапоги вместо подушки. Собиравшиеся провести в горах зиму, строили себе бревенчатый домик, но очень примитивный! Пол в комнате — земляной, окна — без стекол, но был большой очаг для тепла и приготовления пищи. Вдоль одной из стен располагались деревянные двухэтажные нары из грубо отесанного дерева. Другие жили в своего рода пещерах, вырытых в склоне горы, в хижинах из шкур или в саманных постройках. В центре стоял стол, обычно сколоченный из четырех вбитых в землю колов, и еще нескольких сверху. На полке золотоискатель расставлял свою «посуду», провизию, и там же складывал золото. В углу находились его инструменты, а также ружье.

Лагерям старателей давались причудливые названия, либо по национальности местных обитателей, либо по месту, откуда приехали работавшие люди, либо по имени открывшего здешнюю жилу: «Чилийская жила», «Французская жила», «Жила св. Льюиса», «Китайская россыпь», «Миссурийская жила», «Квартира Мура» и т.п. Лагеря эти большей частью были временными. Исчерпав россыпь, золотоискатели отправлялись на другое место. Если лагерь задерживался на одном месте продолжительное время, какой-нибудь предприниматель открывал в нем торговый пост, другой — «семейный пансион», иногда служивший также и салуном, а то и борделем. «Семейными пансионами» были обычно простые палатки, лишенные самого элементарного комфорта.

Так Финеас Блант по пути в Стоктон остановился в местном пансионе, называвшемся «Палаткой Зеленой Весны». «Владелец жил в ней с женой и ребенком. Спали они на полу, в той же комнате, где и его клиенты… Обычные жизненные удобства здесь неведомы», — жаловался он. Тридцатью километрами дальше он сделал очередную остановку на ночлег. «В очаге "Орегонской палатки" пылают дрова, вокруг сидят промерзшие и промокшие калифорнийцы и сушат одежду и ноги»(32). В приисковом лагере «Биг Оук Флэт» на юге Соноры — это название переводится как «Квартира большого дуба» — семейный пансион выходил за рамки обычных представлений: он был устроен в стволе гигантского дуба, сердцевина которого сгнила от времени, обрубленного на высоте примерно 4 метров от уровня земли. Его владелица, энергичная норвежка, своими руками выдолбила гниль, накрыла дуб крышей, прорезала окна и дверь, и как сообщает Пенкост, «эта старая дама сколотила себе состояние приготовлением еды для золотоискателей и приезжих. Она брала по доллару за обед, состоявший из свинины с фасолью, сушеных яблок и хлеба»(33).

Иногда в таком лагере была и гостиница — как в лагере «Индейская Жила» на северных россыпях, где на берегу реки «изумрудного цвета» среди ям и рытвин расположились 20 палаток и хижин. Эта гостиница, рассказывает очевидец, представляла собою «просторную обветшалую хижину под крышей из грубой дранки, над входом в которую красными буквами с ошибками было выведено имя Гумбольт». Это была единственная гостиница в районе, и у нее всегда было полно клиентов. Ее достоинствами считались «превосходная дорожка для боулинга, бар с деревянным полом, на котором можно было танцевать, и повар, умевший играть на скрипке(34).

Торговый пост

На торговом посту золотоискатели могли купить продукты, боеприпасы, инструменты, одежду, виски и табак; здесь же они узнавали последние новости. Хозяйничавший здесь лавочник — трейдер отнюдь не был бессребреником — цены кусались. Милтон Холл писал отцу в 1852 году из Грин Маунтин Бар: «Только один или два человека получают больше того, чем стоит жизнь на приисках: ветчина идет по 45 центов за фунт, свинина 25 центов, картофель 15—18 центов, гвозди 25 центов… Но золотоискатель в состоянии заплатить только за жареную свинину и муку»(35).

В этот период в Калифорнии было столько людей, лишенных всякой совести, что большинство золотоискателей, говорит Манли, отправляясь за покупками, брали с собой небольшие весы, чтобы не быть обманутыми каким-нибудь типом, оперирующим фальшивыми гирями: все сделки оплачивались золотым порошком, стоившим 16 долларов за унцию[16].

Сетованиями на дороговизну жизни полны все письма с приисков. Леонар Кип жалуется на то, что немыслимо подорожали свечи, которые стоят теперь по доллару за штуку(37). В то время в Плейсервиле генерал Фрэнсис Дорн платил 1,5 доллара за фунт муки(38). В Вивер Крике, пишет Э. Гулд Бэффем, фунт муки продавали за 1 доллар, вяленую говядину за 2 доллара, свинину тоже за 2, патоку по 4 доллара за галлон, бутылка какого-нибудь «несчастного рома из Новой Англии» стоила 8 долларов. «Требуя эту цену, трейдер и перевозчик извлекали больше прибыли из труда золотоискателя, чем он сам»(39).

Еще больше, чем золотоискателей, торговцы обманывали индейцев. За отмеривавшийся ложками золотой порошок они сбывали местным «заплесневевший хлеб», «гнилую треску», «пересушенную говядину» и «твердые, как камень, галеты»(40).

Трейдер был плутократом приисков. Однако и он тоже высказывал свои претензии: прежде всего слишком многие золотоискатели, которым он давал товары в долг, не могли расплатиться. Кроме того, он жаловался на слишком высокие закупочные цены в Сан-Франциско или в Сакраменто, и, наконец, считал чрезмерными транспортные тарифы за доставку товаров на прииски. Это заставляло многих трейдеров «приобретать караван мулов» и, оставляя свой магазин на помощника, самим везти товары через горы и холмы.

На вид ничто не отличало торговца от золотоискателей. «С неистощимой энергией, — пишет Алонсо Делано, — трейдер преодолевает все тяготы пути, не думая ни об одежде, ни о комфорте и утонченности, и предстает теперь перед нами с бородой золотоискателя, в таких же, как он, рубахе и штанах, всегда с готовой шуткой на устах. Он усваивает золотоискательский жаргон и ищет золото в золотоносных оврагах его карманов…»(41) Нам известны цены, назначавшиеся молодым трейдером из Новой Англии Стефеном Чейпином Дэвисом, который в 1850 году открыл магазин — вымощенную булыжником палатку — на Юба-ривер. Он закупал товары в ближайшем городке Мэрисвилле. Он перепродавал за 5 долларов кирку, за которую сам заплатил 3; за 25 центов фунт двенадцатицентовой соли, за 1 доллар фунт пятидесятицентового кофе. Если лярд, соленая свинина и картофель давали ему скромную прибыль, то на ртути она была огромной: действительно, ртуть, стоившую 85 центов, он перепродавал за 2 доллара(42).

Скоро он перестал довольствоваться этой процветающей торговлей и решил заняться доставкой писем золотоискателей в Сакраменто и Сан-Франциско: привозить с почты адресованную им корреспонденцию. Все постоянно с нетерпением ждали вестей от своих семей. «Горный почтальон» стал обычным персонажем калифорнийских приисков, и там никого не ждали с таким лихорадочным нетерпением. Братья Дэвисы объехали окрестные золотоискательские лагеря и получили разрешение 300 золотоискателей на получение для них почты. Юный Стефен Чейпин сразу же отправился в Сан-Франциско. Меньше чем через три недели он вернулся с пятью десятками писем и с товаром на 300 долларов: «Я выехал из Сан-Франциско сразу же после прибытия парохода из Соединенных Штатов, купив 125 экземпляров нью-йоркских и новоорлеанских газет по 15 центов и продал по 50 центов каждую. Почтовые расходы составляют 45 центов, но мы получаем по 1 доллару и 50 центов за каждое письмо. Эта почтовая услуга более чем окупает дорожные расходы, и товары, которые мы продаем, обходятся в Сан-Франциско вдвое дешевле, чем будут стоить в Мэрисвилле»(43).

Алонсо Делано в свою очередь сообщает, что такой «почтальон», как правило, получал от 1 до 2 долларов с писем, которые доставлял на прииски, и 50 центов с тех, что отвозил на почту.

С каким волнением эти суровые люди, отрезанные от мира в диких горных ущельях, принимали почтальона! Каждый тут же отбрасывал кирку или лопату и бежал к ближайшему торговому посту, где раздавали почту. Однажды Делано увидел золотоискателя «в отчаянном состоянии», прислонившегося к дереву. Делано подошел к нему, чтобы увидеть его лицо. «Он получил письмо, и слезы ручьем катились по его щекам на длинную бороду. Были ли то слезы радости или печали? Никто этого никогда не узнает»(44).

Юный британец Т. Уорвик-Брукс 11 июля 1850 года пишет матери: «Вы не можете себе представить, как дороги здесь для нас эти свидетельства семейных уз… Боже мой… Когда кто-то из товарищей получает письмо, его поздравляют, как если бы он напал на карман — залежь золота(45). Вообще, почта работала скверно. Многие письма терялись. Отсутствие вестей от родных и близких добавляло страданий золотоискателям. Того же 11 июля 1850 года Джордж Б. Ивенс отметил в своем дневнике: «Это самый счастливый день за все время, как я в Калифорнии. Я получил письмо от жены, первое письмо из дома, полное чувств и пожеланий счастья бродяге-мужу. Единственное дошедшее из двенадцати посланных писем»(46).