Виктор Боярский - Семь месяцев бесконечности

• Название: Семь месяцев бесконечности
• Автор: Виктор Боярский
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1998
• ISBN: 5-300-01689-6

Книга посвящена крупнейшей Трансантарктической экспедиции 1989–1990 гг. Участникам этой экспедиции — представителям шести государств мира — США, Франции, Великобритании, Японии, Китая и СССР — удалось преодолеть на лыжах и собачьих упряжках более 6000 километров, пройти через Южный полюс и впервые пересечь Антарктиду по самому протяженному маршруту без использования механических средств. Автор книги — участник экспедиции — рассказывает о своих коллегах, их взаимоотношениях и о подлинных ее героях — собаках…

Источник: http://www.skitalets.ru/books/2010/7month_boyarsky/

---

7 часов вечера. Мы с Уиллом сидели в нашей палатке в ожидании гостей. Прием был назначен на 7.15, но пока никто не явился. Стол по случаю праздника уже украшен небольшой пестрой скатеркой, подаренной Уиллу кем-то из его многочисленных родственников перед экспедицией и используемой Уиллом или в качестве шейного платка, или скатерти в зависимости от обстоятельств, а также тремя высокими толстыми красными свечами. Наш праздничный лагерь был разбит у самого подножья ледника Вейерхаузер, которого мы достигли, пройдя сегодня без особых приключений около 8 миль. Из-за рыхлого глубокого снега собаки шли не быстро. Лидировавшая первую половину дня Тьюли регулярно оборачивалась, по-видимому, сильно интересуясь всем происходящим позади нее. В результате таких рысканий вожака след наш, хорошо заметный в рыхлом снегу, напоминал огромную синусоиду. Чтобы как-то выровнять его, Джеф вышел вперед на лыжах уже без особых мер предосторожности, ибо здесь на плато трещин было не очень много. На всякий случай для подстраховки я догнал его, и мы некоторое время шли рядом, оставляя в снегу глубокую лыжню как раз по ширине колеи нарт — все-таки собакам немного полегче. Но, оставшись без хозяина, упряжка Джефа начала бунтовать: все чаще и чаще собаки останавливались, и нам было слышно, как Дахо хорошо поставленным профессорским голосом пытался убедить их тронуться с места. Но, очевидно, авторитет профессора в этой воистину искушенной аудитории еще не достиг тех небесных высот, которые он по праву завоевал в городе китайских гляциологов Ланчжоу. Очень скоро наступил момент, когда «студенты» начали откровенно пренебрегать указаниями профессора, и Джефу пришлось возвращаться к упряжке. Я пошел впереди один. Ориентир — характерная вершина у левого края ледника. Заметив впереди небольшой купол, Лоран захотел использовать его для съемки всех трех упряжек на подъеме при уже достаточно низком, пробивающемся через облака солнце. Остановились. Для подвоза киноаппаратуры на вершину купола метрах в четырехстах впереди Лоран запряг в маленькие саночки Егера, уже помогавшего ему в подобной ситуации в Гренландии. Поначалу все складывалось неплохо: Егер послушно тащил груженные аппаратурой саночки вслед за шагающими на лыжах Лораном и Бернаром. Затем произошла некоторая заминка. Нам издали было видно, как Лоран и Бернар, склонившись над внезапно остановившимся Егером, пытались убедить его двигаться дальше. Но то ли предложенные ими условия дополнительного вознаграждения, то ли размер его не устроили собаку, и она, уверенная в своей правоте, спокойно легла на снег. Время шло, мы мерзли, благоприятное освещение пропадало. Огромный Бернар впрягся в маленькие, но тяжелые саночки и уныло последовал за Лораном к вершине холма. Теперь надо было вернуть Егера, ибо если его оставить, то при «наезде на камеру» — излюбленный прием Лорана — неизбежно произойдет наезд на Егера, причем всеми собаками и одновременно. Я отправился к нему. Егер, выслушав мои просьбы, на удивление легко согласился следовать за мной, и мы вдвоем возвратились к упряжкам. На этом карьера Егера да и других собак как внештатных сотрудников киногруппы завершилась, и, с моей точки зрения, Егер, второй раз проявивший нестандартный подход к решению некоторых жизненных проблем (достаточно вспомнить хотя бы его поведение при падении в трещину), вполне мог бы претендовать на роль профсоюзного лидера среди всех наших собак.

Первым в нашу праздничную палатку вполз Дахо, причем в такой последовательности: сначала распахнулась дверь, затем в палатку влетела бутылка вишневого ликера (пауза для аплодисментов была выдержана профессором чрезвычайно четко), затем бутылка с китайской водкой, затем (без паузы) щетка для очистки одежды профессора от снега и, наконец, показалась его улыбающаяся физиономия с обмороженными щеками и в очках, которые сразу же запотели. Дахо втянул свое длинное оранжевое тело в раскрытую дверь палатки, и этот продолжительный процесс несколько охладил парящую теплую атмосферу. Тепловой баланс восстановился сразу же после первых приветственных слов профессора, которыми он сопроводил вручение имениннику означенных бутылок.

Гости явно не торопились, уверенные в том, что застанут именинника дома в любой момент. Джеф явился через двадцать минут. Его приход был обозначен бутылкой бренди и какого-то совершенно замерзшего красного вина. Мы поставили эту бутылку между трех свечей. Жан-Луи и Кейзо пришли одновременно, причем Этьенн, очевидно, интуитивно почувствовав, что с напитками вопрос будет решен до его прихода, принес кое-что из закуски. Все в сборе, можно было начинать праздник. Лоран с Бернаром топтались вокруг палатки с кинокамерой, не решаясь войти: во-первых, чтобы не запотел объектив, а во-вторых — потому что не было места. Но Лоран — на то и Феллини, чтобы находить неожиданные решения: дверь раскрылась настежь, и температура прилегающего к дверям внутреннего пространства палатки быстро сравнялась с температурой окружающего воздуха. Теперь можно было вносить камеру: не запотеет. Тотчас же в узенькую щель между плечами Лорана и краем дверного проема, изгибаясь, протиснулся микрофон Бернара, сам же звукооператор остался снаружи. Мы инстинктивно вжались в дальний от открытой двери угол. По одну сторону праздничного стола на моем спальном мешке расположились я, Дахо и Джеф, по другую, на мешке Уилла, — Уилл, Кейзо и Этьенн. После короткого обсуждения меня назначили тамадой. Объявил программу вечера: тост за именинника, тост за экспедицию, тост за женщин, тосты по заявкам, песни народов мира. После одобрения программы в первом чтении, не затрудняя себя и окружающих вторым, я приступил к ее реализации, твердо отклонив пораженческое предложение представителя одной из западноевропейских стран согреться чаем. Зачитал длинный стихотворный тост в честь Уилла, сочиненный и написанный мной на английском (во всяком случае, латинскими буквами) языке. Чувствовалось, что здесь первым чтением не обойтись, поэтому пришлось тешить себя мыслью, что для настоящего понимания любого значительного произведения требуется время и, может быть, продолжительное. Но над отдельными немногочисленными фразами именинник смеется — значит, цель достигнута. Некоторые строфы из этого стихотворения я привожу ниже, чтобы неискушенный читатель смог бы вместе со мной, карабкаясь по старательно сложенной из нескладных фраз пирамиде, подняться до достигнутых мною поэтических высот:

Never I’ll forget your dinner —
High calorie dinamit!
I was lucky after it
Like was after crevasses Spinner!
Far away is Minnesota,
Bob and Rick with interview,
South Pole is Top or Bottom?!
It depends from point of view…
— From North Pole — of course it's Bottom,
From «Mobile» — of course it's Top,
Will, I wish you healthy lot and
This's for you my shortest tost!

Вот примерный перевод отрывка из поэмы, посвященной Уиллу:

Я никогда не забуду твоих ужинов —
Высококалорийного «динамита».
Я бывал счастлив после них
Так, как бывал счастлив Спиннер после извлечения его из трещины…
Далеко Миннесота,
Боб и Рик вместе с интервью.
Южный полюс — это Вершина или Дно?!
Это зависит от точки зрения.
С Северного полюса — это, конечно, Дно,
Отсюда, с залива Мобил, — это, конечно, Вершина!
Уилл, я желаю тебе богатырского здоровья
И посвящаю тебе этот короткий тост!

Первый тост прошел на ура, несмотря на то, что часть народа уклонилась от его естественного и обязательного в большинстве стран Восточной Европы и на всей территории СССР продолжения. Это я понял уже после того, как при подготовке походных бокалов ко второму тосту вдруг обнаружил, что некоторые из них остались полными. Я не подал виду, что недоволен прежде всего как тамада, так как ни на минуту не забывал, что нахожусь сейчас не на всей территории СССР и, увы, даже не на маленькой, особенно близкой мне ее части, именуемой Грузией, а поэтому предложил второй тост — за нашу экспедицию и за нашу дружбу, которая сделала эту экспедицию возможной. Не дав бокалам остаться неопорожненными и во второй раз, я предложил в качестве этого тоста спеть песню «Трансантарктика», текст которой я распространил накануне. Предложение было с воодушевлением принято всеми, в том числе, к сожалению, и Лораном, который захотел непременно отснять момент, когда мы все будем петь, и поэтому чрезвычайно быстро переместился с камерой и Бернаром к другой двери и раскрыл ее. Теперь холод стал поступать и в тот угол, где сгрудились все участники празднества. Единственным способом согреться оставалось неукоснительно следовать намеченной программе праздника, и мы запели. Жан-Луи постукивал в такт пластмассовыми ложками по эмалированной миске, а Кейзо использовал щетку и металлический термос. Мягкое шуршание щетки по ребристой металлической поверхности термоса придавало мелодии какое-то восточное звучание. Вот эта песня, и поскольку она стала официальным гимном нашей экспедиции, то привожу ее без сокращений: