Анхелес Мастретта - Любовный недуг

• Название: Любовный недуг
• Автор: Анхелес Мастретта
• Издательство: Амфора
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-94278-507-4

В романе современной мексиканской писательницы Анхелес Мастретты рассказывается об истории семьи Саури на фоне событий конца XIX – начала XX века. Безудержная любовь и революционный мятеж, человеческие и политические страсти – все завязалось в один неразрывный узел. Эту глубокую увлекательную книгу отличает оригинальная манера повествования и яркие, экспрессивные характеры героев.

---

Как только они подъехали, машина даже остановиться не успела, а сеньор Гарсия уже начал кричать. Не соблюдая никаких приличий, он назвал безнравственными сестер Вейтиа и всех, кто участвовал в воскресных сборищах, и упрекнул свою дочь в том, что она совершила, по его мнению, распутство и этим запятнала честь своей семьи и поставила под сомнение свою репутацию порядочной женщины.

– Но мы вам возвращаем ваше сокровище в целости и сохранности, – проворчала Милагрос, припарковав автомобиль.

– Лучше помолчи, Милагрос, – попросила ее Хосефа, видя выражение лица господина Гарсия. И выпрыгнув из машины с необычайной ловкостью, попросила прощения за опоздание.

– Вас нам не за что прощать, мы вас давно знаем, – сказал сеньор Гарсия, жена которого не могла даже пошевелиться от страха. – Как скоро ты выйдешь из машины, Соледад?

– Когда вы будете говорить более спокойным тоном, – сказала Милагрос Вейтиа.

– Я не нахожу это нужным, сеньора, – заявил господин Гарсия. – Соледад – моя дочь и должна меня слушаться. А вы, к счастью, не мои дочери.

– Полностью с вами согласна, жизнь избавила нас от подобного несчастья, – сказала Милагрос.

– Вы должны выпустить из машины мою дочь, иначе я доведу до сведения властей, чем вы занимаетесь на ваших собраниях, – ответил ей сеньор Гарсия.

Соль, сидевшая прямо за Милагрос, тихонько попросила выпустить ее.

– Вы видите, что девочка хочет выйти, – сказала Милагрос сеньору Гарсия. – То же самое произошло на собрании, откуда мы едем. Она хотела уехать раньше, но мы ее не отпустили. Нам хотелось доказать вам, что в любое время суток ей ничего не угрожает, если она с нами, – добавила она.

– Так вы признаете, что она подвергалась опасности? – поинтересовался сеньор Гарсия.

– Да, – сказала Милагрос. – Даже опасности прихода полиции. Любой опасности, которую вы можете себе вообразить.

– Я ничего не воображаю, уважаемая госпожа.

– Простите. Я должна была предположить, что такой человек, как вы, лишен этого порока, – сказала Милагрос, – открывая дверцу, чтобы выпустить Соль.

В тот вечер Милагрос надела одну из своих самых ярких индейских рубашек и была такой очаровательной в ней, что даже воздух вокруг смягчился, когда она ступила на землю. Вид ее стройного тела в обрамлении наряда из вышитой ткани, казалось, усмирил даже сеньора Гарсия.

– В конце концов, ничего ведь не произошло, – сказал он, осматривая свою дочь со всех сторон и одновременно пытаясь вообразить, наверное, первый раз в жизни, из чего, черт побери, сделана Милагрос Вейтиа. Он сразу заговорил другим тоном.

– Где-нибудь наверняка есть мужчина, который волнуется о вас. Может, это твой муж, Хосефа? – спросил он, пытаясь как-то загладить свою грубость.

– Ее муж – человек со сложившимися взглядами на жизнь, – сказала Милагрос, поворачиваясь к нему спиной и садясь в машину, которая рванула с места с невообразимым треском.

Весь день Ансельмо Гарсия провел на своем ранчо, наблюдая, как метят скот большой буквой «Г», начальной буквой его фамилии. Для него это был слишком поздний час, а вспышка гнева отняла у него последние силы. К счастью для матери и дочери, он страшно устал, хотел спать и, не говоря больше ни слова, вошел в дом.

– Бедная твоя подруга, – сказала Милагрос Вейтиа своей сестре по дороге к их дому. – Должно быть, очень утомительно жить с таким человеком. И надо же, она его зовет «солнышко мое». Если он «солнышко», то как она себе представляет черную тучу? Не зря она так боится обречь себя на вечные муки.

– Она боится всего. Я тебе уже сто раз говорила, – ответила Хосефа. – А страх отупляет. Я даже думаю, что от страха умирает больше народа, чем от безрассудной смелости.

– Но страх ведь непроизвольное чувство? – спросила Эмилия.

– Не дай ему себя победить. Тот, кто ничего не боится, – самоубийца, но тот, кто боится всего, – такой же самоубийца.

– Я сейчас боюсь всего, – сказала Эмилия.

– Ты просто устала. Завтра ты почувствуешь себя смелой, – пообещала ей мать, пытаясь утешить. – Ты останешься на ночь, правда, Милагрос?

– Если я вам нужна.

– Ты всегда нужна, – заверила ее Хосефа. Диего еще не вернулся с подпольного собрания, и она решила разобраться в своих мыслях о страхе, чтобы суметь заснуть.

Через два часа она услышала, как Диего поднимается по лестнице. О его приходе возвестил ужасный грохот, потому что в дверях спальни он споткнулся о длинный узкий мешочек с песком, который она клала под дверь, чтобы не дуло.

– Я уже в том возрасте, когда сквозняки опасны, – заявила Хосефа, кладя его туда три месяца назад. И все эти три месяца Диего протестовал против этого, как он называл, «смешного» приспособления, до которого могли додуматься только жители нагорья.

Когда он упал, Хосефа подбежала к нему в одной рубашке, забыв и думать о сквозняках.

– Ты жив? – воскликнула она, увидев, что он лежит на полу, закрыв руками голову и едва сдерживаясь, чтобы не разразиться бранью.

– Что тут происходит? – спросила Милагрос, выходя в коридор и видя, что ее сестра склонилась над телом Диего и шепчет ему что-то на ухо.

Милагрос задрожала от страха. В одну секунду в ее голове пронеслось множество мыслей: за ним гнались? В него стреляли? Неужели он мертв? Будь проклята святая идея революции! Зачем они полезли, куда их никто не звал?

– Он споткнулся о мешочек с песком, который я положила под дверь, – ответила Хосефа на вопрос, заданный сестрой, и одновременно на все остальные, не высказанные вслух.

«Все это закончится семейной ссорой, при которой мне совсем не хочется присутствовать», – сказала сама себе Милагрос и пошла обратно, сделав сестре заговорщический знак рукой.

– Что там за крик? – спросила у нее сонная Эмилия, когда Милагрос вошла в комнату, служившую им общей спальней, если она оставалась ночевать.

– Ничего страшного, упал твой папа, – ответила Милагрос. Но сама никак не могла забыть ощущение катастрофы, пусть даже и воображаемой.

– Что?

– Он споткнулся, входя в комнату, но с ним все в порядке, – сказала Милагрос. – Знаешь, девочка, я тоже боюсь революции.

Эмилия привыкла к тому, что Милагрос разговаривает во сне, но отнюдь не к тому, что та говорит глупости, расхаживая по комнате в своем длинном белом халате, похожая на привидение. Поэтому, окончательно проснувшись, она встала и вышла в коридор узнать, что случилось.

К тому моменту Диего Саури уже сидел на полу, а Хосефа что-то бормотала, прося у него прощения.

– Что с тобой случилось, любовь моя, мое сердечко, свет мой, мой тореро, мое сокровище? – спросила Эмилия, подходя к отцу.

– Я думал о тебе и совсем забыл о ловушках, которые мне расставляет твоя мать, – ответил Диего, позволив дочери себя обнять.

– А может, ты слишком переволновался на этом собрании? – спросила Хосефа, которая вдруг перестала чувствовать себя злоумышленницей и решила свалить всю вину на собрание в доме семьи Сердан. – Почему нужно непременно встречаться в полночь? Эти люди ловко устроились. Если собрание у них дома, им не нужно потом так поздно возвращаться пешком по темным улицам, подвергая себя опасности.

– В Мадриде в это время суток люди ходят по улицам, распевая песни. Все дело в том, что это не город, а просто дыра, где скучно, как в церкви, – сказал Диего Саури.

– Не начинай, Диего, ты живешь здесь, потому что сам так хочешь, Если бы ты остался там, где родился, тебя бы давно сожрали пираты, индейцы майя или федеральные войска, – стала защищаться Хосефа, считавшая нападки на свой город оскорблением всему своему роду.

– Федеральные войска рано или поздно нас всех сожрут, – сказала Милагрос, снова выходя из своей спальни.

– Почему? – спросила Эмилия.

– Не обращай внимания на свою тетушку, ты знаешь, как она умеет преувеличивать, – заметила Хосефа.

– Почему ты ее обманываешь? – возмутилась Милагрос. – Если мы собираемся ввязаться во все это, то пусть девочка все знает, тем более она уже не маленькая.

– Что ты называешь «все это», Милагрос? – спросила Хосефа.

– Быть противниками диктатуры, иметь друзей, которые борются против нее, знать, где прячутся политэмигранты и сколько оружия добыли их сторонники, – сказала Милагрос.

Эмилия слушала их с широко открытыми от удивления глазами. Даниэль уже кое-что рассказал ей. Она уже ощутила опасность в его спешном отъезде, но не могла и подумать, что может быть нарушен покой их дома.

– Милагрос права, – согласился Диего. – Ты очень хочешь спать, Эмилия? Выглядишь ты очень бодрой. Пойдем потолкуем подальше от сквозняка, который может убить твою маму.

– Теперь ты убедился, что сквозняк все-таки есть, – сказала его жена, помогая ему подняться и дойти до гостиной в центре дома.

Потом она отправилась на кухню приготовить отвар из цветов апельсинового дерева, чтобы привести в порядок желудки всех членов семьи и чувствовать себя увереннее во время разговора.