Виталий Мелентьев - Искатель. 1975. Выпуск №3

• Название: Искатель. 1975. Выпуск №3
• Автор: Виталий Мелентьев
• Издательство: Издательство «Молодая гвардия»
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1975

Ha I–IV стр. обложки — рисунок Н. ГРИШИНА.

На II стр. обложки — рисунок Ю. МАКАРОВА к повести В. Мелентьева «Штрафной удар».

На III стр. обложки — рисунок А. ГУСЕВА к рассказу И. Подколзина «Полет длиною в три года».

---

— Да-а… Вот оно, значит, как получается… На юге их лупят, а они здеся шевелятся.

— Как это — шевелятся? — подался вперед Матюхин.

— Не спеши. Когда-никогда, а рисковать нужно. По газетке вижу — наши. Рискну. — Он развернулся к Андрею и, навалившись на столик, доверительно зашептал: — Сматываются эсэсовцы. Видать, на юг подаются.

— Отец, ты не путаешь? Партизаны бы узнали…

— Фиг с редькой они такое узнают. Откуда им? Железнодорожники и то не знают. И я в аккурат только вчера догадался. Второй день по три, а то и по пять эшелонов уходят.

— Слушай, мы же второй день здесь, и мы бы услышали.

— Ха! Партизаны не узнали, а они б услышали! Ведь они как поступили? Ден пять назад, в ночи, прибыл на станцию вроде ремонтный поезд, это мне стрелочник знакомый, за семенами ко мне приходил, рассказал. И за ночь выложили в лес ветку километра на два. Сверху сеткой замаскировали. Вот. И уже третий день, как темнота начинается, на станцию подается два, а то и три эшелона порожняка. Стоят себе на запасном пути. Потом на рассвете приходят эсэсманы, все прочесывают наскрозь, всех разгоняют и эшелон — на ветку. Там и грузят. И танки, и машины, и пушки.

— А стреляют зачем?

— Как это зачем? Они же раньше каждый день занимались. То одни, то другие. Люди окружающие и привыкли — стреляют, ну и пускай стреляют, хай они сказятся. И никому до них дела нет.

— Понятно. А почему же считаете, что они уходят, может, наоборот, пополнение получают?

— А они, значит, как грузятся? Еду я вчера утречком, везу зеленя, приказали к рассвету подать две подводы, в эшелон выходит. Как бы на дорогу. Эсэсовцы — народ балованный, им все свеженькое. Ну вот, везу, а мне вперерез, по лесной дороге, целая экспедиция. Один танк второй тянет, а к ним еще две машины с орудиями прицеплены. Ползет прямо к ветке. Я остановился, вроде хомут на второй подводе поправляю, — это я за первую прячусь, — и гляжу. Вот та экспедиция по такой пологой настилушке и поехала прямо, видать, на платформы. А вскорости еще одна такая петрушка тянется. Сдал я свои зеленя и поехал не на огород, а прямо в деревню, вроде к начальству, а сам зашел к стрелочнику, он тоже в деревне живет. «Куда это, — говорю, — фрицы налаживаются?» — «Машины, — спрашивает, — что ли?» — «Да, — говорю, — и машины…» — «Кто ж их знает, — отвечает, — должно, на ремонт, а лес, — говорит, — прямо в Германию адресуем. Как всегда». И ведь верно! Второй уж год он с этой станции пиломатериалы в Германию возит. У нас тут в округе несколько лесопилок, и все работают. Все вроде верно. А я проверил: «А танки, — говорю, — тоже в Германию?» — «Да ты что, — говорит, — заболел? Уши у тебя заложило? Они ж как всегда ревут. И я, — говорит, — ни разу танков на платформе не видел». Вот поехал я домой, слушаю, как локомотив подали, как второй эшелон втянули, и опять танки зарычали, опять стрельба. И тут меня и осенило. Вот, думаю, значит, как получается. Они танки досками или там бруском обкладывают, и ни один черт не догадается, что под теми пиломатериалами. Драпают эсэсчики, драпают. Но ночью я, однако, сомневался: намедни бой до нас донесся, даже «катюши» играли, немцы их ужасно боятся. Думаю, плохи у нас дела, если наши не наступают, а немцы не только воюют, но еще и танки свои перебрасывают. Значит, им здесь непротив кого воевать. А газетку прочел, понял: вот почему их туда гонят. На юге у них дела плохие.

— А вы что, ничего и не знали о нашем наступлении на юге?

— Откуда ж узнаешь, милый человек? Мы ж тут как медведи в берлоге на переломе зимы — хоть вой, хоть молчи, никто ничего не услышит и не узнает. Ежели вперед — там солдатня немецкая, хоть что, да проговорится. Ежели назад — там партизаны, нет-нет да листовку кинут или газетку передадут, а то кто завернет, как в прежние времена, политинформацию сделает. А здесь мы как бы посредине. Никому до нас дела нет.

— Понятно… Партизанам о своих догадках сообщили?

Старик приподнялся от стола, выпрямился и удивленно посмотрел на Андрея.

— Ты что ж думаешь, милый человек, партизаны наподобия грибов? Раз лес, значит, и партизаны? Кому я сообщу? Да хоть бы и сообщил, так, думаешь, они мне поверят?

— Что, из веры вышел?

— Окончательно! Одно то, что партизаны сына моего старшего, полицейского, застрелили, второе, они знают, что дочка моя замужем за полицаем, а третье — я ведь и сам у немцев в начальниках хожу — вишь, какие огороды для панов развел? А ведь работает здесь кто? Бабы! Особенно те, у кого мужья или там сыновья в Красной Армии или неизвестно где. А неизвестно где, по нашим понятиям, значит, в партизанах. Так что ж ты думаешь, если я их тут гоняю, так они за меня свечку ставить будут? Или своим не шепнут, какой я их гонитель являюсь? Шепнут! Вот почему партизанские разведчики ко мне и не ходят.

— Ну а если наши придут? — несколько обалдело спросил Андрей. Он не знал — верить Егору или не верить.

— А чего мне их бояться? Разберутся!.. Одно то, что хоть и сын он мне, а я его… не очень и жалею. Неудачный он получился. В армии не служил. Все самогон да бабы. С него при наших никакого толку все равно бы не было. А второе, как я замечаю, зять у меня не такой уж и дурак. Так, по вопросикам, по заглядкам понимаю, он с партизанами снюхался. Опять-таки третье. Два сына у меня в армии, дочка, поскольку она фершал, тоже не минула. Наши зачтут. Да и я не такой уж дурак. Огородник. Травы знаю преотлично… Тут у нас ферма молочная была. Для госпиталей молоко поставляла. Ну, скажи, напал на скотину мор! Вздутие живота — и копыта на сторону. Вот ведь какое несчастье…

— Что ж это вы мне рассказываете? А вдруг я из полицейских?

— Не-ет… На тебя я поначалу погрешил маленько — взгляд у тебя тяжелый. Ты, видать, насмотрелся, хоть и молодой. Неулыбчивый у тебя взгляд. А вот у Николы-зимнего, сразу видно, свежий взгляд, легкий. Я, милый человек, как с германской вернулся, только хозяйства начал ставить — тут немецкая оккупация. Накрутился. Потом гражданская война. То одни, то другие. Потом польская оккупация. Ко всему приобвык и многое чего вижу. Так что ты насчет меня не сомневайся, но проверять проверяй. А вдруг я сбрешу? И еще я тебе скажу. Поостерегись. Тут дозоры с овчарками че-ерными так и шастали. Правда, вчера уж не было. Но, может, вернутся.

— Спасибо. Поостерегусь.

— Храни тебя бог, а все ж таки уходил бы… Зорька вон разгорелась, а начальничек мой немецкий хлопотун: не ровен час появится. Поскольку тебе меня проверить нужно, подавайся ты отсюда влево. Те, что здесь поблизости стояли, те все ушли. Теперь, надо думать, дальние поедут. Там у них дорога новая, вот они за дорогой и стоят. Начальничек мой вчера предупредил, что повезу дальше, чем обычно. И машина придет. Надо эсэсовцев витаминчиками снабжать. Надо… Может, они на юге перепреют, все земля богаче станет.

Они попрощались, и Егор попросил у Грудинина:

— Слышь, Никола-зимний. Оставил бы ты мне газетку, а? Ведь как-то на душе с нею радостней.

— Так мне не жалко… Только ж бумага…

— А бумаги я тебе дам. Дам, милый ты человек. Немецких газет, ясно, не дам. У них бумага тонкая, глянцевая, для курева неспособная. Я тебе старую газету дам. У меня в ей фото замотаны. Так я перемотаю.

Он полез под топчан, достал из сундучка сверток и перемотал газеты.

— Держи. Кончится война, приезжай. Разыскивай Егора Грубого. То я как раз и есть. Охота у нас сказочная! А я тебя по глазам остреньким вижу — ты охотой балуешься.

С Грудининым Егор попрощался за руку — признал своего.

* * *

Ночью капитан Маракуша провожал вторую группу в тыл врага. Ось ее движения должны были пересечь разведчики Матюхина, и Маракуша предупредил, что, если обе группы столкнутся, пусть самостоятельно разделят зону границами наблюдения.

Поставить задачу, проверить подготовку к переходу и сам переход поехал полковник Петров. Поэтому его встреча с майором Лебедевым оказалась мимолетной. Полковник уже по дороге к машине рассказал о положении дел и приказал сидеть у телефонов, знакомясь с новой документацией.

Донесения с передовой, процеженные офицерами разведок полков и дивизий, приходили покойные, деловитые. Наблюдатели отметили сигналы группы Матюхина, и Лебедев почувствовал себя спокойней. Однако разговор с Кашириным не позволял удовлетвориться только донесениями. И он, пользуясь относительным бездельем, вызвал к телефону командиров полковых разведывательных взводов тех дивизий, на стыке которых уходил в тыл Матюхин.

Как и предполагал Лебедев, все оказалось серьезней. Полковые наблюдатели докладывали командирам взводов о движении отдельных групп противника на луговине: солдаты развернутым строем двигались к дальнему лесу, слышался собачий лай. Но офицеры разведки в полку не посчитали эти события достойными внимания. Противник и раньше занимался боевой подготовкой, и раньше в его ближнем тылу случались взрывы собачьего лая.