Тобайас Смоллет - Приключения Перигрина Пикля

• Название: Приключения Перигрина Пикля
• Автор: Тобайас Смоллет
• Издательство: Государственное издательство художественной литературы
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1955

Тобайас Смоллет (1721–1771) принадлежал к замечательной плеяде английских реалистов-просветителей XVIII века. Его творчество составляет важный этап в развитии английского реалистического романа. Роман «Приключения Перигрина Пикля» представляет большой интерес. Он обладает ценностью исторического документа, в котором без прикрас отразились общественно-политические нравы и быт Англии на пороге промышленного переворота.

---

Несмотря на свою мизантропию, Перигрин был невольно, растроган при виде такой преданности; но он постарался задушить свои чувства. Брови его сурово сдвинулись, а глаза стали походить на горящие угли. Он махнул рукой, приказывая Гантлиту уйти и покинуть жертву злосчастной судьбы; но, будучи не в силах справиться с собой, он глубоко вздохнул и громко зарыдал.

Гантлит, увидев его столь растроганным, не мог не отдаться порыву своих чувств и, обняв его, сказал: «Мой дорогой друг и верный благодетель! Я явился просить прощения за обиду, какую нанес вам, на свое горе, перед нашей последней разлукой; я пришел просить о примирении, поблагодарить за все блага, которыми я вам обязан, и, невзирая на ваше нежелание, спасти вас от той беды, о которой я ничего не знал еще час тому назад. Не лишайте меня радости выполнить свой долг. Вероятно, вы питали какое-то уважение к человеку, для которого столько сделали, и, если от этого уважения хоть что-нибудь осталось, вы не должны отнимать у него возможности показать себя хотя бы отчасти достойным вашего к нему отношения. Не заставляйте меня страдать от мучительного отказа — отказа принять дружеское расположение, но пожертвуйте своей обидой и непреклонностью ради того, кто готов отдать жизнь ради вашей чести и благополучия. Если вы не хотите уступить моим просьбам, то внемлите желаниям моей Софи, строго наказавшей мне испросить у вас прощение еще тогда, когда она не знала, сколь многим я вам обязан. Но если и это вас не убедит, я надеюсь, вы смягчитесь хотя бы ради бедной Эмилии, чье негодование уже давно укрощено любовью и которая теперь втайне страдает от вашего пренебрежения».

Каждое слово этого обращения, произнесенного весьма патетически, произвело впечатление на Перигрина. Он был растроган смирением своего приятеля, который, говоря по правде, никогда не давал ему повода обижаться. Он знал, что только серьезные мотивы могли заставить столь щепетильного человека принести извинение. Он понимал, что им руководит чувство благодарности и бескорыстной любви, и сердце его начало смягчаться. Когда его стали умолять во имя Софи, упорство Перигрина поколебалось, а когда вызвали в его памяти образ Эмилии, все его существо было потрясено. Он ласково взял друга за руку и, как только обрел дар речи, которого лишился от наплыва чувств, сказал Гантлиту, что не питает к нему никакой вражды, но видит в нем товарища, чье дружеское расположение остается неизменным при всех невзгодах. Он отозвался о Софи в самых почтительных выражениях, говорил об Эмилии с благоговением, как о предмете своей вечной любви и преданности, но отказался питать какие бы то ни было надежды завоевать ее уважение и не пожелал прибегнуть к помощи Годфри; он с решительным видом заявил, что порвал все связи с человечеством и с нетерпением призывает смерть, которую, если она заставит себя ждать, решил ускорить своими силами, так как не намерен быть жертвой презрения и тем более невыносимого сострадания подлых людей.

Гантлит восстал против этого безумного решения со всем пылом дружбы, но его увещания не возымели желаемого действия на нашего отчаявшегося героя, который спокойно отверг все его возражения, защищая правоту своего поведения против доводов рассудка и истинной философии.

Пока длился этот спор, причем одна сторона спорила с жаром, а другая — рассудительно, Перигрину принесли письмо, которое он небрежно бросил в сторону, не вскрывая, хотя почерк показался ему незнакомым; по всей вероятности, содержание письма так и осталось бы неизвестным, если бы Гантлит не попросил его не церемониться и тотчас же прочесть письмо. Уступая просьбе, Перигрин вскрыл записку и к немалому своему удивлению прочел следующее:

«Мистеру П. Пиклю.

Сэр, позвольте вас уведомить, что после многих опасных испытаний я, благодаря богу, благополучно прибыл в Дауне на борту корабля Ост-Индской компании; и я надеюсь возвратить вам с процентами семьсот фунтов, взятые мною у вас взаймы перед отъездом из Англии. Я пользуюсь случаем переслать письмо через нашего казначея, отправляющегося немедленно с депешами для компании, чтобы вы получили как можно скорее настоящее извещение от человека, коего вы, по-видимому, давно считали исчезнувшим. Я вкладываю это извещение в письмо своему маклеру, который, полагаю я, знает ваш адрес и перешлет его вам. Остаюсь, сэр, ваш покорный слуга

Бенджемин Чинтц».

Как только Перигрин бросил беглый взгляд на это приятное послание, его физиономия прояснилась, и, протягивая письмо своему другу, он сказал с улыбкой:

— Вот здесь самый убедительный аргумент в вашу пользу из всех, какие могут выставить казуисты всего мира.

Удивленный этим замечанием, Гантлит взял письмо и, пробежав его, поздравил Перигрина, выражая при этом живейшую радость.

— Не сумма меня радует, — сказал он, — ибо, клянусь, я готов был бы заплатить втрое больше, чтобы вы были удовлетворены, но, мне кажется, это письмо примиряет вас с жизнью и склоняет вас разделить блага, доставляемые обществом.

Внезапная перемена, которую эта неожиданная улыбка судьбы вызвала в наружности нашего героя, была непостижима. В одно мгновение она разгладила и прояснила каждую черточку его лица, заставила его поднять голову, уже поникшую было на грудь, и удрученный, хриплый голос превратила в твердый и чистый. Годфри, воспользовавшись такой благоприятной переменой, стал соблазнять его описанием будущих его успехов. Он напомнил ему о его юности и талантах, предназначенных для лучших времен, чем те, какие ему пришлось испытать; он перечислил различные пути, которыми Пикль мог достигнуть богатства и славы; он докучал ему просьбой взять деньги, необходимые для неотложных расходов, и настойчиво предлагал уплатить за него долг, из-за которого Перигрин попал в тюрьму; при этом он утверждал, что приданое Софи позволяет ему засвидетельствовать, таким образом, свою благодарность, не нанося себе ущерба; он заверял его, что никогда не признает себя достойным уважения мистера Пикля, если ему не будет дана возможность отплатить добром человеку, который не только помог ему избавиться от нужды и занять почетное положение, но и способствовал его победе над прекрасной женщиной, которая его осчастливила.

Перигрин заявил ему, что считает себя вознагражденным с лихвой за оказанные услуги, ибо испытывал удовольствие, приходя ему на помощь, а теперь радуется последствиям своего участия, способствовавшего благополучию дорогих для него людей. Он обещал другу рано или поздно успокоить его совесть и, отбросив щепетильность, воспользоваться его услугами;, но а настоящее время он не может прибегнуть к его дружеской помощи, не нанося обиды честному Хэтчуею, который давно уже молил его о том же и проявлял свою привязанность к нему с удивительным упорством и настойчивостью.

Глава CII

Перигрин примиряется с лейтенантом и восстанавливает свои связи с обществом. — Задуманы различные планы в его пользу, и он имеет возможность дать исключительные доказательства самоотречения

Капитан весьма неохотно уступил преимущественное право Джеку, который был немедленно приглашен на совещание запиской, собственноручно подписанной Пиклем. Джека нашли у тюремных ворот, где он ждал Гантлита с целью узнать результаты переговоров. Как только его вызвали, он поднял паруса и поспешил к своему другу; тюремщик его впустил по просьбе Перигрина, переданной через посланца, доставившего записку. Пайпс следовал в кильватере своего штурмана, и через несколько минут после отправки записки Перигрин и Гантлит услыхали стук деревянной ноги, поднимающейся по лестнице с таким проворством, что сперва им показалось, будто колотят барабанными палочками по пустой бочке. Эта необычайная скорость повлекла за собой несчастье: лейтенант не заметил сломанной ступеньки, деревяшка попала в дыру, и он упал навзничь, рискуя распроститься с жизнью. К счастью, за ним шел Том, принявший его в свои объятия, и посему он отделался только тем, что деревяшка его погибла, треснув посредине, когда он падал. Но нетерпение его было таково, что он не потрудился даже вытащить поломанную ногу; мгновенно отстегнув все снаряжение, он оставил ее торчать в щели, сказав, что гнилой канат недостоин того, чтобы его вытаскивали, и в своем натуральном виде с невероятной быстротой прискакал на одной ноге в комнату.

Перигрин, сердечно пожав ему руку, усадил его на кровать и, извинившись за свою нелюдимость, на которую Хэтчуей столь справедливо сетовал, спросил его, не может ли он ссудить ему двести гиней. Лейтенант, не произнося ни слова, вытащил кошелек, а Пайпс, подслушавший просьбу, приложил ко рту дудку и в знак — своей радости исполнил громкую увертюру. Когда все было улажено, наш герой сказал Гантлиту, что будет очень рад пообедать вместе с ним и их общим другом Хэтчуеем, а затем выразил готовность отдать себя на попечение Пайпса; капитан на время удалился, чтобы посетить тяжело больного дядю, и обещал вернуться к назначенному часу.