Р. Бэккер - Воин кровавых времен

• Название: Воин кровавых времен
• Автор: Р. Бэккер
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2007
• ISBN: 5-699-20627-2

Уже две тысячи лет, со времен Первого Армагеддона, монашеская секта дуниан живет, отделяясь от мира, в тайной цитадели верховных королей. Один из изгнанных братьев является им во сне и требует, чтобы к нему, в Шайме, Священный город, где он живет, прислали его сына. Юный Келлхус предпринимает труднейшее путешествие через земли, давно покинутые людьми, и вступает в Священное воинство, выступившее в поход против язычников, которые захватили Шайме. Келлхус не простой воин, в войске все его называют Воин-Пророк, он единственный, кто способен читать по лицам людей и видеть под человеческой маской истинное лицо оборотней, шпионов Темного Властелина…

---

— Разве вы не видите? — отозвался человек, даже не взглянув в его сторону.

— Что не вижу?

— Его.

— Вы имеете в виду князя Келлхуса? Вот теперь тидонец повернулся к Ахкеймиону; его блаженная улыбка была исполнена жалости.

— Вы слишком близко, — пояснил он. — Потому и не можете увидеть.

— Что увидеть? — спросил Ахкеймион. Непонятное чувство сдавило ему грудь.

— Однажды он прикоснулся ко мне, — вместо ответа сказал тидонец. — Еще до Асгилиоха. Я споткнулся на марше, а он поддержал меня. Он сказал: «Сними сандалии и обуй землю».

Ахкеймион рассмеялся.

— Это старая шутка. Должно быть, вы отпустили крепкое словцо в адрес земли, когда споткнулись.

— И что? — отозвался тидонец.

Ахкеймион вдруг понял, что его собеседник дрожит от негодования.

Он нахмурился, потом попытался улыбнуться, чтобы успокоить воина.

— Ну, это просто такая поговорка — на самом деле, очень древняя. Ее цель — напомнить людям, что не надо валить свои промахи на других.

— Нет, — проскрежетал тидонец. — Не так. Ахкеймион в нерешительности помедлил.

— А как тогда?

Вместо того чтобы ответить, тидонец отвернулся. Ахкеймион несколько мгновений смотрел на него; он был сбит с толку и вместе с тем испытывал смутную тревогу. Как может ярость защитить истину?

Он встал и отряхнул колени от пыли.

— Это означает, — сказал у него за спиной тидонец, — что мы должны исправить мир. Мы должны уничтожить все, что оскорбляет.

Ахкеймион вздрогнул — такая ненависть звучала в голосе этого человека. Он повернулся, сам не зная зачем-то ли посмеяться над тидонцем, то ли выбранить его. А вместо этого стоял и смотрел на него, утратив дар речи. Почему-то тидонец не смог выдержать его взгляда и стал наблюдать за костром. Остальные повернулись, услышав сердитые голоса, но тут же, прямо на глазах у Ахкеймиона, устремили взоры обратно на Келлхуса. И колдун понял, что эти люди никуда не уйдут.

«Я точно такой же, как они, — подумал Ахкеймион, ощутив боль, ставящую его в тупик, боль узнавания вещей, которые уже известны. — Я просто сижу ближе к костру…»

Эти люди руководствовались теми же причинами, что и он сам. Ахкеймион знал это.

Причины были смутно понятны: горе, искушение, угрызения совести, замешательство. Они смотрели, потому что их толкали к этому усталость, тайные надежды и страхи, зачарованность и восторг. Но более всего их толкала необходимость.

Они смотрели потому, что знали: что-то вот-вот произойдет.

Костер вдруг выстрелил и выбросил в небо сноп искр; одна из них поплыла по воздуху к Келлхусу. Тот, улыбаясь, взглянул на Серве, потом протянул руку и взял оранжевую светящуюся точку пальцами. Погасил ее.

В темноте кто-то ахнул.

Смотрящих с каждым днем становилось больше. Ситуация делалась все более неудобной из-за неуемной натуры Келлхуса. К тому же лагерь превратился в подобие сцены, пятно света, окруженное глазеющими тенями. Князь Атритау влиял на каждого, кто приходил к костру Ксинема, ведомый своими надеждами и скорбями, и от зрелища того, как человек, переписавший основы их представлений, гневается, становилось не по себе — словно кто-то, кого ты любишь, вдруг повел себя вопреки ожиданиям.

Однажды ночью в Ксинеме заговорил свойственный ему здравый смысл, и маршал выпалил:

— Проклятье, Келлхус! Почему бы тебе просто не поговорить с ними?

Последовало ошеломленное молчание. Эсменет не глядя нащупала в темноте руку Ахкеймиона. Один лишь скюльвенд продолжал есть как ни в чем не бывало. Ахкеймион почувствовал отторжение, как будто стал свидетелем чего-то непристойного.

— Потому, — напряженно произнес Келлхус, не отрывая взгляда от костра, — что они делают меня значительнее, чем я есть на самом деле.

«А так ли это?» — подумал Ахкеймион. Хотя они редко говорили между собой о Келлхусе, он знал, что и другие задают себе тот же вопрос. Почему-то, как только заходила речь о Келлхусе, всех охватывала странная робость, как будто они таили некие подозрения, слишком глупые или слишком обидные, чтобы их можно было высказать вслух. Сам Ахкеймион мог говорить о нем только с Эсменет, да и то…

— Ну и ладно! — рявкнул Ксинем.

Похоже, он с большим успехом, чем прочие, способен был делать вид, что Келлхус — не более чем еще один человек у их костра.

— Пойди поговори с ними!

Несколько мгновений Келлхус смотрел на маршала, не мигая, затем кивнул. Не сказав ни слова, он поднялся и зашагал в темноту.

Так началось то, что Ахкеймион назвал «Импровизацией», — ночные беседы, которые Келлхус вел с Людьми Бивня. Не всегда, но часто Ахкеймион и Эсменет присоединялись к нему, садились поблизости и слушали, как он отвечает на вопросы и обсуждает множество различных тем. Келлхус говорил этим людям, что их присутствие придает ему храбрости. Он признавался в растущем самомнении — эта мысль пугала его, поскольку он обнаружил, что все больше и больше свыкается с своей ролью проповедника.

— Часто, говоря с ними, я не узнаю собственного голоса, — сказал Келлхус.

Ахкеймион не помнил, чтобы ему прежде случалось с такой силой цепляться за руку Эсменет.

Число приходящих начало увеличиваться, не настолько стремительно, чтобы Ахкеймион мог заметить разницу между двумя вечерами, но достаточно быстро, чтобы по мере приближения к Шайгеку несколько десятков превратились в сотни. Самые верные слушатели сколотили небольшой деревянный помост; они ставили на него две жаровни и клали между ними циновку. Келлхус сидел между языками пламени, скрестив ноги, уверенный, хладнокровный и неподвижный. Обычно он надевал простую желтую рясу, захваченную, как сообщила Ахкеймиону Серве, в лагере сапатишаха на равнине Менгедда. И отчего-то — благодаря то ли его позе, то ли одеянию, то ли игре света — Келлхус начинал казаться сверхъестественным существом. Сверхъестественным и прекрасным.

Однажды вечером Ахкеймион отправился следом за Келлхусом и Эсменет, прихватив свечу, письменные принадлежности и лист пергамента. Накануне вечером Келлхус, говоря о доверии и предательстве, рассказал историю об охотнике, с которым встретился в глуши к северу от Атритау, о человеке, который хранил верность покойной жене, питая глубочайшую привязанность к своим собакам. «Когда любимое существо умирает, — сказал Келлхус, — нужно полюбить кого-то другого». Эсменет заплакала, не скрывая слез.

Такие слова непременно следовало записать.

Ахкеймион и Эсменет постелили свою циновку слева от помоста. Небольшое поле было обнесено факелами. Обстановка царила дружеская, хотя при появлении Келлхуса все почтительно замолчали. Ахкеймион заметил в толпе знакомые лица. Здесь было несколько высокородных дворян, включая мужчину с квадратным подбородком, в синем плаще нансурского генерала, — насколько мог припомнить Ахкеймион, его звали не то Сомпас, не то Мартем. Даже Пройас сидел в пыли вместе с остальными, хотя вид у него был обеспокоенный. Он не ответил на взгляд Ахкеймиона, а предпочел отвести глаза.

Келлхус занял свое место между разожженными жаровнями. На несколько мгновений он показался невыносимо реальным, словно был единственным живым человеком в мире призраков.

Он улыбнулся, и Ахкеймион перевел дух. Его затопило непостижимое облегчение. Дыша полной грудью, он приготовил перо и выругался — на пергамент тут же упала клякса.

— Акка! — укоризненно произнесла Эсменет.

Как всегда, Келлхус оглядел лица присутствующих; глаза его светились состраданием. Несколько мгновений спустя взгляд его остановился на одном человеке — конрийском рыцаре, если судить по тунике и тяжелым золотым кольцам. Вид у рыцаря был изможденный, будто он по-прежнему спал на Равнине Битвы. Борода сбилась в колтуны.

— Что случилось? — спросил Келлхус.

Рыцарь улыбнулся, но в выражении его лица было нечто странное, вызывающее легкое ощущение несоответствия.

— Три дня назад, — сказал рыцарь, — до нашего лорда дошли слухи о том, что в нескольких милях к западу находится деревня, и мы отправились туда за добычей…

Келлхус кивнул.

— И что же вы нашли?

— Ничего… В смысле — не нашли никакой деревни. Наш лорд разгневался. Он заявил, что другие…

— Что вы нашли?

Рыцарь моргнул. Сквозь маску усталости на миг проступила паника.

— Ребенка, — хрипло произнес он. — Мертвого ребенка… Мы поехали по тропе — наверное, ее протоптали козы, — чтобы сократить дорогу, и там лежал мертвый ребенок, девочка, лет пяти-шести, не больше. У нее было перерезано горло…

— И что дальше?

— Ничего… В смысле — на нее просто никто не обратил внимания; все отправились дальше, как будто это была груда тряпья… обрывок кожи в пыли.

Рыцарь, дрожа, опустил голову и уставился на свои загрубевшие руки.