Антон Короленков - Сулла

• Название: Сулла
• Автор: Антон Короленков
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-235-02967-5

Луций Корнелий Сулла — одна из самых ярких и в то же время загадочных фигур в истории Древнего Рима. Он прославился как полководец и политик, писатель и покровитель искусства. Однако, прежде всего его имя связано с диктатурой, установившей режим террора и подготовившей переход Рима от Республики к Империи. Судьба Суллы соткана из противоречий: блестящий полководец, не присоединивший ни пяди земли; крупный реформатор, чья политическая система продержалась всего десять лет; плодовитый писатель, чьи сочинения дошли до нас в жалких отрывках. Но без него невозможно представить себе бурную эпоху кризиса и падения Римской республики.

---

Награда не заставила себя ждать: Марий вновь был избран консулом, причем заочно (Ливии. Периоха 68; Плутарх. Марий. 22.4; Евтропий. V. 1. 4). Кроме того, как пишет Плутарх, сенат охотно предоставил ему триумф, но он отказался — «то ли не желая лишать этой чести своих соратников-воинов, то ли стараясь ободрить народ перед лицом надвигающейся опасности и для этого как бы вверяя судьбе города славу своих прежних подвигов, чтобы после второй победы вернуть ее себе еще более блестящей» (Марий. 24.1; см. также: Ливии. Периоха 68). Марий и его сторонники настолько не сомневались в конечном успехе, что уже тогда отчеканили денарии в честь победы не только над тевтонами, но и над кимврами.[377]

На фоне блистательного успеха Мария при Аквах Секстиевых действия его коллеги выглядели особенно неудачно. Катул отступил к Атесису. У брода через реку по обоим берегам они соорудили сильные укрепления, а также навели переправу, «чтобы помочь стоявшему за рекой отряду, если варвары прорвутся через теснины [в Альпах] и нападут на него». Германцы же из бравады будто бы «нагими шли сквозь снегопад, по ледникам и глубокому снегу взбирались на вершины и, подложив под себя широкие щиты, сверху съезжали на них по скользким склонам» — как тут не вспомнить суворовских чудо-богатырей! После этого германцы, «став лагерем неподалеку от римлян и разведав брод, стали сооружать насыпь: подобно гигантам, срывали они окрестные холмы и бросали в воду огромные глыбы земли вместе с вырванными с корнем деревьями и обломками скал, так что река вышла из берегов, а по течению они пускали тяжелые плоты, которые с силой ударялись об устои [возведенного римлянами] моста и расшатывали их. Очень многие римские солдаты в испуге стали покидать большой лагерь и разбегаться» (Плутарх. Марий. 23. 2–4; см. также: Флор. III. 3. 12).

Какая яркая картина: тут и сорванные холмы, и обломки скал, и выдранные с корнем деревья — словом, варвары-разрушители, не знающие меры и готовые сражаться с самими богами. Все это по духу очень напоминает гигантомахию со знаменитого алтаря Атталидов в Пергаме, где в иносказательной форме показана борьба с малоазийскими кельтами — галатами.[378] Вероятно, все эти фантастические подробности, равно как и само сравнение кимвров с гигантами,[379] восходят к воспоминаниям Катула.[380] Чтобы оправдать свои первоначальные неудачи, он был, конечно, не прочь изобразить врагов полусказочными чудовищами, способными напугать римских воинов (но, разумеется, не самого консула!).

Что же произошло в действительности? Солдаты Катула, видя, как враги переправляются через реку, резонно предположили, что противник скоро обойдет их с флангов. Правда, даже при численном перевесе германцы, возможно, не смогли бы овладеть главным римским лагерем. Но римские воины могли испугаться осады на измор. Кроме того, в большинстве своем легионеры Катула явно не имели еще должного опыта и подготовки — не все умели тренировать войска так, как Марий. «Сравни с обученным воином необученного — скажешь, что это баба», — говорил Цицерон (Тускуланские беседы. П. 37). Потому неудивительно столь нервное поведение солдат консула.

Но еще более любопытно происшедшее потом. Воины, как уже говорилось, начали в беспорядке отступать. «И тут Катул показал, что он, как положено благородному и безупречному полководцу, больше заботится о славе сограждан, чем о своей собственной. Не сумев убедить солдат остаться и увидев, что они в страхе собираются в путь, он приказал снять с места орла, бегом настиг первых из отступавших и пошел впереди, желая, чтобы позор пал на него, а не на отечество, и стараясь придать бегству вид отступления, возглавленного полководцем. Варвары, напав на лагерь за Натисоном, взяли его, но восхищенные римлянами, оборонявшимися с доблестью, достойной их отчизны, отпустили пленных, заключив перемирие и поклявшись на медном быке.[381] Бык этот впоследствии, после битвы [при Верцеллах], был захвачен и перенесен в дом Катула как его доля добычи. Затем, рассеявшись по стране, лишенной защиты, кимвры опустошили ее» (Плутарх. Марий. 23. 5–7; Изречения царей и полководцев. 84).

Но не все искали спасения в бегстве. Один из легионов (повидимому, неполного состава) остался в лагере и попал в окружение. Руководивший им трибун не решался идти на прорыв. И тогда центурион-примипил Гней Петрей из Атины решился на невероятное — он убил своего начальника, взял на себя руководство и вывел легион из окружения.[382] Хотя за такое самоуправство он мог бы поплатиться жизнью, произошло то же, что и в случае с убийством Гая Лузия — его удостоили неслыханных для человека его ранга почестей.[383] Он совершил жертвоприношение вместе с Марием и Катулом, одетый в подобающую лишь магистратам тогупретексту, и получил почетнейший венок за снятие осады, corona obsidionalis (Плиний Старший. XXII. 11).

Таким образом, Катул едва не утратил контроль над армией и сумел сохранить его, лишь возглавив беспорядочное отступление. Однако в мемуарах, к которым явно восходит этот рассказ, горе-полководец предпочел подчеркнуть другое — в отличие от непутевых воинов он готов был спасти от позора отечество.[384] А вот о подвиге Петрея и его солдат Катул, вероятно, решил не упоминать — зачем? Слишком невыгодное сравнение. Да и награды храбрый центурион получил не от одного Катула, но и от Мария.[385]

О Сулле применительно к этим событиям мы не слышим; повидимому, в воспоминаниях он предпочел о них умолчать.[386] Одни ученые задаются вопросом о том, какова была его роль в успешном осуществлении отхода после фиаско под Тридентом,[387] другие подозревают, что он несет свою долю ответственности за постигшие армию Катула неудачи.[388] Но прежде чем делать какие либо выводы, рассмотрим данные источников.

Плутарх пишет, будто Сулла, «пользуясь доверием Катула в самых важных и значительных делах, прославился и вошел в силу» (Сулла. 4.4). Намек очевиден: не то было при Марии, который все больше «затирал» своего бывшего квестора.[389] Однако, как мы уже указывали, вряд ли это так. А если Сулла и рассчитывал прославиться в качестве легата при неспособном Катуле, то он ошибся.[390] Его успехи при новом командующем оказались куда более скромными.[391] Сулла, как пишет Плутарх, покорил «большинство альпийских варваров» (Сулла. 4.5). Каких именно, однако, не уточняется. Думается, такая небрежность не случайна — победы легата были не так уж значительны, и излишняя конкретность могла лишь испортить впечатление.[392]

Рассказывает Плутарх и еще об одном эпизоде: в какой-то момент в армии началась нехватка продовольствия, и Сулла взял на себя заботу о снабжении. Он сумел запасти его столько, «что воины Катула не только сами не знали ни в чем нужды, но смогли поделиться с людьми Мария. Этим Сулла, по собственным его словам, сильно озлобил Мария» (Сулла. 4. 5–6). Последнее утверждение оставим на совести его автора,[393] а вот то, что полководцы и их воины оказывали друг другу товарищескую поддержку, очевидно — совсем не то было под Араузионом. Как видим, Сулла оправдал надежды, которые возлагал на него Марий, отсылая к Катулу, и обеспечил определенное взаимодействие между двумя армиями.

Но из этих рассказов Плутарха следует и еще один вывод: некоторое время Сулла действовал отдельно от остальных сил, а потому, возможно, отсутствовал, когда Катул откатывался под ударами врага. Кроме того, было бы не совсем справедливо требовать, чтобы он исправлял все промахи командующего: не забудем, что Сулла еще не имел опыта руководства армией из двух легионов. Однако сам он вряд ли был доволен тем, что оказался вдали от главных событий, разыгравшихся под Аквами Секстиевыми. И как бы хорошо Сулла ни относился к Катулу, он наверняка предпочел бы быть сейчас под знаменами Мария. Может, как раз это и имел в виду диктатор, когда жаловался в мемуарах, что Марий не дает ему ходу — а как иначе было оценить службу под началом Катула?[394]

Итак, казалось бы, все очевидно: Катул показал себя далеко не с лучшей стороны — он не смог дисциплинировать армию, его воины бежали под натиском варваров. И тем не менее ему продлили полномочия на следующий год.[395] Не вызывает сомнения, что без ходатайства Мария это было бы невозможно. Почему он так держался за Катула? Не исключено, что многоопытный полководец и не ждал особых успехов от коллеги. В конце концов, кимвры в Италию не проникли, а все остальное особого значения не имело. На фоне неудач Катула лишь ярче блистали его собственные успехи.

Тем временем кимвры проводили остаток зимы в Северной Италии, в области венетов. «В Венетии с ее самым мягким в Италии климатом их грубость усыпило милосердие самой земли и неба. Когда же их совершенно изнежили печеный хлеб, вареное мясо и сладость вина, пришел Марий» (Флор. III. 3. 13). Дион Кассий уверял, будто кимвры совершенно утратили прежнюю силу оттого, что жили теперь не под открытым небом, а в домах, мылись теплой водой, а не купались в холодных реках, как раньше, питались же разными лакомствами вместо прежнего сырого мяса (XXVII. 94. 2). Как тут не вспомнить о Ганнибале, чью армию будто бы погубила зимовка в полной соблазнов Капуе! Но как в первом, так и во втором случае мы имеем дело с морализаторской легендой. Варвары по-прежнему оставались грозными врагами, и римлянам оставалось лишь благодарить свою счастливую судьбу, что кимвры и тевтоны не пошли на Рим вместе.