Валерий Гвоздей - Секреты чеховского художественного текста

• Название: Секреты чеховского художественного текста
• Автор: Валерий Гвоздей
• Жанр: Русская классическая проза

---

При том интересе, который Чехов испытывал к сравнению, он не мог пройти мимо данного феномена.

Сравнений же в повести предостаточно.

Значительная их часть вводится в текст благодаря разговорчивости Цвибуша.

Его цветистая речь предоставляла автору широкое поле для экспериментов, за которые как бы не надо нести ответственности.

" - Эта аллея напоминает мне линейку, которой во время оно, в школе, хлопали твоего отца по рукам, - сказал Цвибуш, стараясь увидеть конец аллеи" [С.1; 273].

Нас вряд ли должно удивлять, что сравнение дороги с линейкой еще всплывет в прозе А.П.Чехова.

"- Не посидеть ли нам? - предложил Цвибуш. - Аллея длинна, как язык старой девки. Она тянется версты на три!" [С.1; 274].

Достаточно внимательно почитать художественные тексты Чехова и его письма, чтобы убедиться, насколько органичны сравнения из речи старого скрипача для авторской стилистики.

Не все сравнения в повести равноценны по своим эстетическим достоинствам.

Не слишком удачным следует признать авторское сравнение "лицо его было багрово, как вареная свекла" [С.1; 273], поскольку багрова как раз сырая свекла, а не вареная.

Чехов очень дорожил ощущением жизненной достоверности, которая достигается в художественном тексте точностью, достоверностью деталей. Об этом он не раз писал позже собратьям по цеху. Но бывали у него и очевидные ошибки, обусловленные не только сжатыми сроками работы для малой прессы, но и - не менее очевидными поисками в изобразительно-выразительной сфере. Чеховские С.36

сравнения свидетельствуют об этом достаточно красноречиво. В той же "Ненужной победе", наряду с большим количеством речевых штампов, иногда чуть подновленных, находим такое сравнение: "плотен, как слоновая кость" [С.1; 278].

Сказано это о птичьем черепе, также состоящем из костной ткани. Таким образом, кость определяется через кость, что в данном случае является логической ошибкой, придающей сравнительному обороту оттенок тавтологичности.

Тот факт, что сравнение прозвучало в песне Цвибуша, отчасти смягчает впечатление просчета. И в то же время создает любопытную параллель стилистическим поискам Чехова, поскольку Цвибуш предлагает слушателям текст собственного сочинения, в котором он обдумал каждое слово, добиваясь выразительности.

Можно даже предположить, что писатель возложил на Цвибуша, бродячего артиста, художника, часть своих собственных проблем, доверив ему "обкатать" некоторые типы сравнений, в использовании которых автор еще не чувствует себя уверенно и которые в авторской речи, быть может, слишком резали бы слух.

Болтовня Цвибуша действительно полна сравнений.

Как и в чеховском слоге, в ней соседствуют общеязыковые сравнения-штампы и вот такие откровения: "Нервы ее слабы, как ниточки на рубахе, которую носили пять лет" [С.1; 304].

Некоторые созданные Цвибушем перлы излишне умозрительны. Они заставляют читателя с усилием, чуть большим, чем требуют правила игры, искать и устанавливать логические связи между объектами, отвлекают внимание от сути происходящего. И в большей мере обращены к логике, не создают яркого зрительного образа. Видимо, здесь кроется их главный недостаток.

Но это - ошибка Цвибуша.

Чего нельзя сказать о другом сравнительном обороте из "Ненужной победы", включенном в речь повествователя: "...маленькая, сморщенная, как высохшая дынная корка, старуха" [С.1; 286].

Будь сравнение связано только со сморщенной кожей, оно казалось бы, наверное, более точным и порождало бы конкретный образ. Но сравнение распространено здесь на общий облик старой женщины и несколько "размывается", не срабатывает.

Есть в произведении бросающиеся в глаза повторы.

Описывая действие выпитой водки на барона Артура фон Зайница, автор сообщает: "Лицо его покраснело и просветлело. Глаза забегали, как пойманные мыши, и заблестели" [С.1; 309].

Нетрудно заметить, что образ пойманных мышей несколько противоречит благодушному состоянию героя.

Это противоречие снимается в другом случае использования того же самого сравнения, уже более соответствующего ситуации:

"Голос графини был тих и дрожал. Глаза бегали, точно пойманные мыши. Ей было ужасно стыдно" [С.1; 329].

Нет оснований говорить, что данный повтор одного художественного средства как-то мотивирован художественно.

Тот факт, что барон фон Зайниц "родня этим живодерам Гольдаугенам" [С.1; С.37

304], довольно слабый аргумент.

Имеются примеры ошибок и другого рода:

"Яркий, как зарево пожара, румянец выступил на лице графини" [С.1; 329].

Соседство двух слов "пожара, румянец", хоть и разделенных запятой, создает так называемый стык сходно звучащих слогов, особенно заметный при чтении вслух, что мы уже встречали в чеховских текстах. Он затрудняет произнесение фразы и при этом совершенно не обязателен в данном случае, поскольку не содержит никакой полезной информации.

Попытка оправдать замеченную эвфоническую несообразность замешательством героини вряд ли будет состоятельна и к тому же противоречит проявившейся уже в ранние годы заботе Чехова о благозвучии, гармоничности фразы. Позднее эта забота станет составной частью довольно популярного суждения о музыкальности чеховского стиля.

Данный пассаж мог бы показаться далеким от рассматриваемой проблематики, но он связан с техникой введения сравнительного оборота в контекст, а эту технику Чехову нужно было совершенствовать. Тем более, что приведенный пример содержит еще одну ошибку.

"Зарево пожара" - уже сам по себе достаточно сложный, двучленный образ, заставляющий соотнести два понятия. В сравнительной конструкции их приходится увязывать еще с двумя: "яркий" и "румянец". Это оборачивается тем, что сравнение с чересчур усложненной внутренней формой оказывается проходным, проскальзывает, почти не задевая сознания и не создавая "яркого, как зарево пожара", образа.

Ситуация, весьма характерная для чеховских произведений середины 1882 года.

Не оправдывает авторских промахов и мнение, что "Ненужная победа" это, возможно, "известная стилизация".

На самой художественной ткани текста упомянутое обстоятельство отразилось мало. Здесь мы обнаруживаем тот же набор средств поэтической выразительности и то же критическое, экспериментаторское отношение к ним, характерные для Чехова в напряженный период, когда решалась судьба его первой книги. Публикация "Ненужной победы", как уже подчеркивалось, была начата, 18 июня 1882 года, за день до первого обращения в цензурный комитет по поводу многострадального сборника.

Прежние "технологии" уже не вполне отвечали задачам, которые поставил перед собой писатель. Новые еще не были выработаны, пребывая в стадии осмысления, определения и становления.

И ошибки, видимо, были неизбежны.

Чеховские просчеты в этот период, быть может, не менее показательны, чем его удачи, и говорят не только об эстетике российских юмористических журналов в начале 80-х годов XIX века, но и - о направлении творческих поисков Антоши Чехонте, говорят о его у ч е б е. С.38

Мотив продажи молодой женщины, ставший сюжетной основой одного из последних эпизодов "Ненужной победы", отозвался в рассказе "Живой товар" (1882).

Ирония героя-рассказчика соединилась здесь с непривычной резкостью оценок, отчасти напоминая по тону "Который из трех", нелепая, анекдотическая ситуация - с достаточно серьезной нравственно-психологической проблематикой.

То же самое можно сказать о тропах, почти на сто процентов представленных сравнительными оборотами. Они также отразили стремление писателя к синтезу старого и нового в поэтике.

Особенно показательна фраза на первой странице рассказа, соединившая в себе два сравнения: общеязыковое, расхожее, и - окказиональное, плод авторских усилий: "...ее жидкие волосы черны, как сажа, и кудрявы, маленькое тело грациозно, подвижно и правильно, как тело электрического угря, но в общем..." [С.1; 358].

Заметим попутно, что слово "электрический", придающее фразе ритмическую и звуковую выразительность, завершенность (попробуйте прочитать фрагмент, выбросив определение), несколько "выпирает" даже на взгляд сегодняшнего читателя. Что же говорить о чеховских современниках, для которых это был очевидный неологизм из малознакомой сферы. Не снимает противоречия и то обстоятельство, что сочетание "электрический угорь" - ихтиологический термин.

Чуть-чуть "выпирает" и это описание: "Заходящее солнце, золотое, подернутое слегка пурпуром, все целиком было видно в окно" [С.1; 358].

Золото и пурпур, заметно резавшие глаз в "Барыне", не слишком органичны и здесь, привнося в текст оттенок ложной красивости и не создавая при этом цельного образа.

А чуть позже они появляются снова:

"Был прекрасный августовский вечер. Солнце, окаймленное золотым фоном, слегка подернутое пурпуром, стояло над западным горизонтом, готовое опуститься за далекие курганы" [С.1; 368].