Борис Солоневич - Молодежь и ГПУ (Жизнь и борьба совeтской молодежи)

• Название: Молодежь и ГПУ (Жизнь и борьба совeтской молодежи)
• Автор: Борис Солоневич
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1938

---

Григ сумрачно отвернулся и помолчал несколько секунд.

— Да не без того…

— Что, что? Убыло? — с недоумением переспросил Володя. — А что именно?

— Душу замарал, — глухо прозвучал ответ шофера…

— Ну, что-ж, — тряхнул головой моряк. — Прямых путей нам, брат, не давно. Погибнуть — это каждый дурак может… Нет, ты, вот, сукин сын (я это не про тебя, Григ) — ты, вот, сукин сын, говорю, в этой жизни выкрутись, да всякое оружие используй, без всякого там идиотского открытого забрала. В советской политике рыцарям, брат, жизни нет… Умереть, да быть расстрелянным — это, брат, не трудно. Было бы за что! За пустяк — это всякий дурак умрет… Нет, сукин сын, ты, вот, живым останься, выиграй любыми средствами… Потому что в борьбе за Россию — все средства хороши. А пятна души, Бог даст, потом, уже в России, сотрем… Надо уметь драться… А умирать — что-ж? Этим теперь никого не удивишь… Как это говорил Маяковский:

«В наше время умереть не трудно.
Сделать жизнь — значительно трудней…»

Вот я и делаю, как умею… Если спросить ум — так грязно все это… Но совесть — поверьте, дядя Боб, слову старого друга — совесть у меня, ей Богу, спокойна. Потому что в борьбе за Россию все это зачтется, как нужное… Может быть, к шпионам отношение бывает и презрительное, а без них никакая война не ведется. А мы в советской России многое пересмотрели. И теперешним шпионам, вот, вроде меня, на службе врага никто потом не бросит слова обвинения. На службе России всякая должность почетна…

Побег No. 2

Прошел целый год в подготовке к новому побегу, но невидимо для нас око ОГПУ уже следило за нами…

И вот, 8 августа 1933 года, ночью в вагони поезда, несшем нас по Карелии, я проснулся от какого-то прикосновения. Кто-то держал меня за руки и обшаривал карманы, где у меня лежал револьвер.

«Воры!» — мелькнуло у меня в сознании, я рванул чью-то руку. Послышался хруст кости, стон, но в этот момент в лицо мне вспыхнуло несколько электрических лампочек, и черные револьверные дула показались перед глазами.

— Не рвитесь, товарищ! Вы арестованы. Протяните руки!

Борьба была бесцельна. Резко щелкнула сталь наручников.

Весь вагон был в движении. Старики, рабочие, инженеры, военные, все они стояли с револьверами в руках и радовались удачно проведенной операции. Как оказалось впоследствии, для нашего ареста было мобилизовано 36 чекистов, переодетых в самые разнообразные костюмы… На каждого из нас приходилось по 7 человек, вооруженных и привыкших не стесняться перед кровью и выстрелами…

Операция была, что и говорить, проведена чисто…

Одиночка

Опять тюрьма… Каменная одиночная клетка в Ленинграде. Мокрые, заплесневелые стены. Мешок с соломой на железной койке… 6 шагов в длину, 3 — в ширину. Маленькое с толстыми брусьями окно вверху. Полутьма и тишина…

Утром звякает затвор форточки и просовывается рука надзирателя с 400 граммами черного хлеба. В 12 часов миска супа и в 6 часов маленькая порция каши…

Ни книг, ни газет, ни писем, ни прогулок… Заживо замурованный…

На первом же допросе мне предъявили обвинения:

1. Организация контрреволюционного сообщничества,

2. Агитация против советской власти,

3. Шпионаж в пользу «буржуазии» и

4. Содействие побегу за-границу…

По каждому из первых трех обвинений полагалась мера наказания, «вплоть до расстрела»…

Да, не ждал я, что на этот раз останусь жив…

Прошло 4 месяца ожидание смерти… И вот, как-то утром мне принесли приговор — 8 лет заключения в концлагерь…

Хотя по точному смыслу советских законов за попытку побега за-границу, в чем единственно я был, действительно, виновен, в те времена полагалось заключение до 2 лет, — волна радости залила мое сердце. Жив!.. Это самое главное!.. А дальше?.. Дальше мы увидим!.. Есть еще порох в пороховницах…

Через несколько дней в пересыльной тюрьме я встретился с братом и племянником. Брату тоже дали 8 лет, а 14-летнему юноше, Юре — 2 года.

В первую же минуту, когда мы остались одни в камере и чуть остыла радость встречи, после миновавшей угрозы смерти, — было вынесено решение:

«Что бы ни случилось с каждым из нас, куда бы нас ни бросила судьба — в конце июля бежать опять во что бы то ни стало»…

* * *

Бeжать!.. Легко это решить, а каково выполнить?.. Куда нас пошлют? Может быть, за Урал, на север Сибири, откуда до границ тысячи километров…

Впереди была мрачная неизвестность… Казалось, хуже трудно было бы чему-нибудь случиться…

Но судьба улыбнулась нам… В середине января 1934 года громадный этапный эшелон был направлен в сторону Урала. Но в этот период не хватило рабочей силы в Карелии для постройки новой гидростанции на реке Свирь, ибо тифозные эпидемии свели в могилу много тысяч заключенных… И вот, наш эшелон был брошен в Карелию…

И мы очутились в концлагере, в тех местах, откуда уже 2 раза пытались бежать…

И несмотря на жгучий мороз и ледяной ветер, когда нас выгрузили, нам было тепло, и мы смеялись…

Смелость, бодрость, силы и решительность еще не были смяты… Неужели, черт побери, в третий раз не удастся бежать?..

Лагерь

Я не буду подробно описывать советский концлагерь. Надеюсь, что большинство моих читателей прочли книгу брата — «Россия в концлагере»… В ней и моя личная лагерная история…

Приговор в восемь лет заключение казался всем нам шуткой. Все равно, так или иначе, мы этого срока не высидели бы. Принятое решение нужно было провести в жизнь во что бы то ни стало…

И все душевные силы нас троих — брата, племянника и мои — были устремлены в одну точку — на подготовку к побегу… Все остальное — прочное устройство в лагере, связь с друзьями и родными, перспективы отдаленного будущего — отошло на задний план. Нужно было быть готовыми к 28 июля — дню нашего побега. Этот день должен бы стать переломным в нашей жизни… Или — или…

Каждый день мы узнавали, путем всяческих дипломатических ухищрений, новые сведение о расположении охранных постов кругом лагеря, о деревнях, лесах, болотах, дорогах, охране границ, способах погони и пр. и пр. Мы настойчиво анализировали причины неудачи первых двух побегов и старались предусмотреть все мелочи третьего, ибо он должен был быть удачным.

* * *

Был конец марта. До побега оставалось около 4 месяцев. Мы кое-как устроились. Брат и Юра работали в УРЧ (Учетно-распределительная часть лагеря), а я был заведующим амбулаторией. Мы радовались, что есть шансы удержаться вместе до момента побега и рассчитывали, что в намеченный день «три мушкетера» (как звали нас в лагере) спаянной группой рванутся вместе к новому миру…

Но… «человек предполагает, а ГПУ располагает…» Никому из нас не суждено было бежать из Подпорожья — маленького села на берегу реки Свирь.

В один из хмурых, темных вечеров в барак быстро вошел брат и озабоченно сказал:

— Плохие новости… Телеграмма получена из Медгоры… Меня и Юру переводят на север…

— А меня?

— Да ты ведь тут к санитарному городку пришит. Незаменимый… Про тебя ничего нет… Черт возьми… Неужели нас разлучат? Пойду еще в Управление — попробую там поднажать… А как ты себя чувствуешь?

— Да так — согласно всем законам приступа. Жар за сорок, но неожиданного ничего. Хины все равно нет…

— Ладно, Бобби. Твое дело теперь срочно выздоравливать. А я пойду нажимать…

Я лежал в припадке своей старой хронической малярии — дара кавказских путешествий. Кровь горячими волнами пульсировала в артериях, голова гудела от жара, а сердце сжималось от боли и беспомощности.

Неужели нас разлучат?..

В бараке было темно и душно. Далеко в углу горела небольшая керосиновая лампочка, и около нее, у гудящей печки сидело несколько темных фигур.

Я метался на своей койке, и в памяти вставали картины прошлого. Сколько раз уже мне приходилось расставаться с братом, самым родным и близким мне человеком, и расставаться без всякой уверенности, что еще доведется увидеться на этом свете…

— Вот, Петербург. 1917 год. Революция. Я, молодой студент, уезжаю на юг в отпуск «во все города и селение Российской Империи», как значилось в отпускном билете, а уже чувствуется, что вся страна — в лихорадке. И даже наше прощанье на вокзале проходит под аккомпанемент отдаленных выстрелов…

— Киев. 1919 год. Гражданская война. Я прорвался к брату в гости из Ростова только на несколько дней. На Кубани остался старик отец и работа на газетном и молодежном посту. И я закидываю винтовку за плечо и опять ныряю в водоворот событий.

— Маленький украинский городок Ананьев. 1921 год. Случай или чудо помогли нам найти друг друга после взрывов гражданской войны. Средний брат погиб, и мы особенно сильно чувствуем себя связанными общей судьбой. Но по телеграмме Крыма меня арестовывают за скаутскую работу и увозят под конвоем. И опять я махаю шапкой на прощанье и силюсь весело улыбнуться…