Борис Солоневич - Молодежь и ГПУ (Жизнь и борьба совeтской молодежи)

• Название: Молодежь и ГПУ (Жизнь и борьба совeтской молодежи)
• Автор: Борис Солоневич
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1938

---

На лице пожарника было написано столько неподдельной радости от встречи, и историю с финкой и моим ребром он рассказал так беззлобно, что я рассмеялся и пожал протянутую руку.

— Да мы потом и еще встречались… На Соловках… Оно, конечно, я с морды малость с тех пор попорченный. (Он указал на свой переломленный нос.) Это прикладом меня в этапе саданули… Однако, вы, верно, вспомните: я в музыкантской команде был. В тромбон бухал. Меня «Черви-Козырь» звать…

Теперь я вспомнил «Черви-Козыря» — профессора карманного дела и страстного картежника, не без шулерских талантов

— Ну, как видно, вспомнил?.. А оно и верно — подался я сильно. Оно, конечно, — годы какие! Это все равно, как в Севастопольской обороне… Я читал — год за десять считался… Так и у нас…

— А как вы здесь очутились?

Черви-Козырь осклабился опять. В это время в сарай вошел низенький, согнутый человек в кожаной тужурке.

— Что, опять разговорчики завел? — с какой-то свистящей ядовитостью спросил он. Черви-Козырь приподнялся, и благодушное выражение его лица разом сменила плохо скрытая мрачность и враждебность.

Чекист

На фуражке вошедшего была звезда, а на боку висел наган. Он мягкими, словно кошачьими, шагами обошел сарай и сделал несколько замечаний. Пожарник угрюмо шел за ним.

Когда они снова подошли к выходу, я разглядел чекиста более ясно. Это был еще молодой еврей со впалыми щеками и лихорадочно блестевшими глазами. Эти черные, глубоко впавшие глаза постоянно бегали с места на место, и он не смотрел в глаза собеседнику. Бледные губы постоянно кривились в какой-то злорадной усмешечке. Голова и щека часто подергивались каким-то странными судорожным движением.

Чекист оглянул неприветливым взором и меня и сделал пожарнику несколько замечаний о сарае.

— Этак придется тебе, Черви-Козырь, опять, пожалуй, комариков подкормить, — закончил он свои выговоры.

— Дак за что же, товарищ комендант? — с беспокойством спросил пожарник.

— А за то, чтоб ты поласковей рожу делал, когда начальство встречаешь! — хмыкнул чекист. — А вам, т. Солоневич, — ведь вы Солоневич?

Я кивнул головой.

— Ну да, я вас по Томску знал… Так вам я бы не советовал с такой сволочью знаться!

— Да мы еще по Соловкам приятели!…

— Ну, ну, здесь выискивайте себе приятелей поосмотрительней. А то неравно в грязное дело вляпаетесь. Я по хорошему говорю… пока. — В голосе чекиста слышались и предостережение, и угроза.

Когда он вышел из сарая, я с удивлением увидел, как исказилось от ненависти лицо Черви-Козыря. Он оскалил зубы, как непокорный щенок, припертый в угол сильным противником, но не желающий сдаться.

— Что это у вас на него зуб такой?

Пожарник не сразу ответил. Взор его еще несколько секунд был прикован к двери, за которой скрылся комендант. Потом он встряхнул головой.

— У-у-уу, сволочь, гад ползучий!… - пробормотал он… — Да разве-ж вы не знаете?

— Я вчера только прибыл.

— Это наш комендант, Геллер. Он и на Соловках был. Сколько он там душ загубил!.. И не счесть. И как его только земля держит?

— А здесь он тоже зверствует?

— Тут расстреливать ему мало ходу. Раньше он в Болшеве был. Там ему раздолья больше было…

— Но это ведь образцовая коммуна… Иностранцев возят…

— Во… во… Иностранцев! — презрительно искривил рот Черви-Козырь. — Им что в глотку не положь — все проглотят. Им, может, и кажется, что, там лафа, а не жизнь… А разве-ж кто видит, как там пружины закручены? Ведь там как чуть что — так шлепка. Не только побег, а даже отлучка больше 3 дней — и каюк… Поэтому и держится все…

Ну, так вот там Геллер и отличался. Только потом его выставили, потому невозможно иностранцам показывать — рожа больно противная — веревки просит. У них у всех, палачей этих, вроде как следы на морде остаются. Помните Новикова в Соловках?.. Аж собаки убегали… Уж если человек в крови выкупается — так словно след какой-то на лице… Бог гада метит! А вы не слыхали, что он тут со мной зимой сделал?

— Нет…

«Исправительные методы»

— А дело такое было. Вам, верно, рассказывали, как мы тут зимой жили?.. Скот в хлевах, верно, лучше… Мерли, как мухи. Работать — струмента не хватало, материалов. Тоска… Ребята, прямо сказать, совсем опупели. Бежать — никакая сила. А тут — голод, да холод… Двое просто повесились от такой жизни. Ну, а остальные с горя в карты резались… Оно, конечно, вам, может, интеллигентным, можно чем и другим заняться. А куда нашему брату! Одно и удовольствие в очко игрануть. Ребята облюбовали сарай тот вот, видите. Заберутся туда компашкой и кроют в двадцать одно.

Оно, конечно, по правилам — нельзя. Так вот, вызвал меня поздно вечером Геллер. А я здесь вроде пожарника. Одного солдата взял, выкатили мы бочку с сарая, приготовили машину. А мне и невдомек, куда это… А потом подкатили тихо к дверям, где ребята резались. Мне — наган в нос. «Молчи и машину наладь, чтоб воду дала. Ежели станет машина — саботаж; значит, пуля в башку». А дело в мороз было. Все аж трещало…

Ребята в сарае нарезали еловых веток, натаскали сена, достали фонарик и кроют. Вроде, как свое логово. Не этая коммуна, чтоб ее. Человек их с двадцать было. А комендант, значит, приказал солдату стать с кишкой в дверь и ну поливать их водой. Стоит тот в дверях, никого не пускает и знай себе, льет. Я машину правлю, а сердце так и мучается. А этот жидюга хохочет… Ух…

Лицо Черви-Козыря все перекосилось, словно он сам попал под струю ледяной воды.

— А ребята, сами знаете, как одеты. Рванье. Шкура видна. Ну и что-ж. Как прибежали они все потом в общежитие, так прямо сосульки. Платье резать пришлось, потому все обледенело… Ну, что дальше-то и говорить? Результат ясный. Половина в ящик сыграло… Оно, конечно, какие у нас тут ящики? — гробы, то-есть… Просто яма…

А вы, вот, спрашиваете, почему злоба. Да тут рад бы ему все кишки выпустить, да на его поганую рожу навертеть…

Лютая ненависть чувствовалась в голосе старого вора.

Мститель

Как-то недели через две, когда я был дежурным по столовой, ко мне подошел один из приятелей. Он начал разговор о чем-то маловажном и, когда около нас никого не было, сказал шепотом:

— Вас, дядя Боб, Черви-Козырь просит зайти.

— А где он?

— На дежурстве у речки.

Поздно вечером, когда кончилось мое дежурство, я поплелся на болото. Под одной из копен сидел Черви-Козырь на собранном хворосте и, видимо, был очень обрадован моим приходом.

— А чего же вы совсем в стог не забрались? И тепло и комары не долезут…

— Да ну их к черту… Сено ведь совсем гнилое… Сколько лет, может, стоит… Да и потом — проверка пройдет — еще два наряда дополнительно дадут… А вы, т. Солоневич, спички принесли? «Баран» сказал?

— Принес…

— Ну вот, и ладно… Я вас тогда ужином угощу.

Черви-Козырь покопался в стогу и вытащил оттуда зайца.

— Вот это здорово… Откуда?

— Ну мы, старые урканы, и в огне не тонем, и в воде не горим!… А силки на что?… Тут этих зайцов видимо-невидимо… Потому — охоты нет. Чекистам время нет, у них по другой дичи с наганов стрельба. А у крестьян — откуда?… Ружей-то ведь советская власть боится хуже чумы…

Часа через два, когда заяц был съеден, пожарник начал:

— Дело у меня к вам серьезное, т. Солоневич… Без вас мне ни чихнуть, ни плюнуть… Я уж вам прямо скажу, потому вы не стукач. Смываться мне пора…

— На волю захотелось?

— Это как сказать… Трудкоммуны для меня вроде приюта. Тут лучше всего скрываться, ежели за кормой нечисто. Притопаешь вот в такое гиблое место и сейчас же к начальнику ГПУ. Так, мол, и так. Раскаялся в доску… Примите… Какой же им расчет не принять? Ведь даровая сила… Вот у нас тут лыжная мастерская будет, да потом, говорят, и сапожная… Опять же ссыльных наберут. А там и спецов всяких есть… Ну и заработать, значит, можно на даровой силе.

— Ну, это все понятно… Но почему вам в трудкоммунах скрываться?

Черви-Козырь пристально посмотрел на меня. При слабом свете нашего маленького костра я опять заметил, как его лицо сжалось в какой-то гримасе.

— Да как… Долги плачу с процентами.

— Кому это?

— Да, вот, всем своим благодетелям… За все — за жизнь исковерканную, за чахотку свою, за нос перебитый, за товарищей своих… За все плачу!… Уже есть «революционные заслуги»… Ну, да это не к делу. Таких, как я — с памятью, — везде хватает. Помните, может, Митьку с Одессы, беспалого, который Соловки оседлал?.. Тоже не забывает. Слухи были, что Новикова он все-таки подстерег… Ну, да вы сами, т. Солоневич, знаете, что с такими не целуются… А теперь я, значит, к вам за помощью… Вы там по городу часто ходите, во все дырки можете влезть. Достаньте мне лаку, что артисты употребляют…