Борис Солоневич - Молодежь и ГПУ (Жизнь и борьба совeтской молодежи)

• Название: Молодежь и ГПУ (Жизнь и борьба совeтской молодежи)
• Автор: Борис Солоневич
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1938

---

— Нельзя, товарищ! Возьмите пропуск в ГПУ! — решительно по русски заявил чекист.

— Я не понимаю ваших дурацких правил, — по-прежнему по английски, но уже раздраженным тоном ответил я, продолжая двигаться вперед.

Чекист заслонил мне дорогу.

— Сказано, нельзя. Значит, нельзя. Мне без пропуска не велено пущать.

Тогда я инсценировал вспышку бешенства. Лицо у меня исказилось. Из кармана я выхватил приготовленную книжечку в новом переплете, похожем на иностранный паспорт, и, махая им перед носом растерявшегося чекиста и фыркая ему в лицо, кричал:

— Что вы тут мне говорите! Я американец. Видите? Черт бы драл ваши дурацкие правила. Американец, понимаете, американец!

Слово «американец» вместе с переплетом книжки и моим напором ошеломили моего цербера. Он невольно посторонился, и я шагнул вперед. Когда я собирался постучать в двери комнаты, занятой американцем, оттуда стремительно вышел высокий человек, чисто выбритый, с розовыми щеками и спокойными властными глазами. Весь облик этого человека говорил, что это не липовый австралиец моего типа, а настоящий иностранец.

— Вы — M-r Hynes? — спросил я.

— Да. В чем дело? — быстро ответил высокий человек.

— Я слыхал, что здесь, в Одессе будет отделение АРА. Хотел бы предложить свои услуги в качестве сотрудника.

Быстрые глаза американца скользнули по моей фигуре и лицу.

— А кто вы такой?

— Я начальник русских скаутов и борец.

— Ладно, — коротко сказал он. — Koblenz, — повернулся он к низенькому человечку, появившемуся за ним. — Запишите…

Фея-спасительница

Через 2 недели я получил письмо со штампом American Relief Admiпistration.

«Мистер Солоневич приглашается зайти в контору, Пушкинская 37, к 12 часам дня.»

Ровно в 12 часов я был в конторе, а еще через 5 минут — сотрудником АРА.

История уже достаточно осветила громадную роль ARA в спасении миллионов русских людей от голодной смерти.

Общественное мнение великого народа не осталось равнодушным к страданиям и гибели человеческих существ. Перед ужасами голода на задний план отошли политические причины бедствия. Пусть неизмеримо виновна советская власть в разрухе и неурожае, но мысль о десятках миллионов умирающих людей всколыхнула лучшие чувства других миллионов, живших в иных условиях на другой половине земного шара… Люди после бессмысленных ужасов мировой бойни на миг вспомнили, что они братья…

И помощь пришла.

Нам, жившим в городе, где мертвецы валялись на улицах и о трагической судьбе многих семей узнавали только тогда, когда зловоние от трупов достигало соседних квартир, нам — молниеносное развертывание громадной работы, широкая благотворительность, помощь детям и больным — все это казалось подлинным чудом, появлением феи-спасительницы на краю пропасти…

И имя АРА русский народ всегда будет вспоминать с глубоким благоговением и благодарностью…

Самопомощь

Деятельность АРА все расширялась. Один за одним приходили из-за океана большие пароходы с драгоценным продовольствием, и наши склады и конторы жили кипучей жизнью. Для нас это не была только «служба». В условиях советской жизни — это была деятельность, доставлявшая моральное удовлетворение, и каждый из «арийцев» вкладывал в работу всю свою энергию.

С помощью сына Молчанова, Али, удалось из скаутов и соколов сорганизовать специальную артель по перевозке посылок на дом, и в конторах разом до нуля упало воровство и пропажа чудесно прибывающих продуктов.

Потом, учтя, что советская оффициальная почта доставляет извещение о прибытии посылок получателям только через несколько дней, мы создали свою скаут-почту на велосипедах.

Ребята отдались своей работе с энтузиазмом. Развозя эти извещение АРА во все уголки города, они имели возможность непосредственно сталкиваться с вопиющей нуждой и сигнализировать о ней.

Появление велосипедиста с повесткой о получении почти всегда являлось спасением от голода. И часто скауты, с трудом найдя требуемый адрес, заставали там умирающих от голода людей. Не раз бывали трагические случаи, когда радостное извещение уже опаздывало. В квартире лежали мертвецы…

Исполняя директиву АРА, скауты напрягали все свои «следопытския» наклонности в отыскании умирающих от голода людей и рапортовали об этом директору. И какое было торжество, когда они могли сообщить погибающим людям о неожиданной помощи!

Как радостно было работать и знать, что этот неустанный труд несет с собой помощь и поддержку несчастным!

И скауты были верными помощниками фее-спасительнице — АРА…

Нечто «характерное»

— Алло, мистер Солоневич. Будьте добры, покажите нашим ребятам город. Они только что прибыли на миноносце и хотят проехать посмотреть что-нибудь.

Низенький, миниатюрный американец Гаррис глядит на меня умоляюще.

— Сами понимаете — гости. А я занят дьявольски… Уж, пожалуйста…

На Пушкинской улице у входа в контору АРА стоит большой Ролл-Ройс. Около него четверо американских морских офицеров — высоких, широкоплечих, румяных, чисто выбритых… От них несет духами и запахом хорошего коньяка.

За рулем машины мой хороший приятель, отчаянная голова, Скрипкин. Он, знаю, прокатит на славу…

— Так что-ж вам, господа, показать?

— Да что-нибудь экстраординарное… — небрежно растягивает слова капитан, вынимая золотой портсигар. — Что-нибудь характерное для вашей советской страны…

Что для него, этого капитана, — наша страна, наши бедствия, наш голод и смерти? Он здесь проездом. Турист, который хочет видеть «самое характерное».

Злобная мысль мелькает у меня. Ладно!…

Я усаживаюсь вместе с шофером.

— Ну, Скрипкин, — газуй, брат, на кладбище… Туда, с заднего хода!..

Скрипкин сперва недоумевающе смотрит на меня, а потом злорадно ухмыляется.

— Вот это да… Для протрезвление буржуйских мозгов? Это дело!..

На дворе градуса два мороза. Стекла машины запотели. Впрочем, офицеры и не смотрят на мелькающие картины…

Умело и точно проезжает машина на узеньким тропинкам. Последний мягкий толчок.

Я раскрываю дверцы.

— Пожалуйста, господа!

«ИЗДЕРЖКИ РЕВОЛЮЦIИ» Из архива Foto UdSSR (Nibelungen Verlag)

Перед нами безформенная груда сотен человеческих тел, сложенных чем-то вроде штабелей. Обнаженные трупы покрыты тонким слоем снега, раскиданные воронами и собаками. Желтые и синие руки и ноги высовываются из кучи во все стороны. Ближе к нам из под снега каким-то жестом отчаяние и проклятья торчит темная рука с судорожно растопыренными пальцами…

Американцы неподвижно глядят на эту страшную картину, и румянец их щек бледнеет. Несколько секунд все молчат. Потом капитан резко поворачивается, и все так же молча усаживаются в машину.

— Теперь куда? — спрашиваю я.

— В порт, — коротко командует капитан. Молча мы едем в порт. Там офицеры, как-то не поднимая глаз, молчаливо прощаются и едут на катере на корабль.

Через несколько часов миноносец снимается с якоря.

Удар

Как дело измены, как совести рана

Осенняя ночка темна…

Темнее той ночки встает из тумана

Видением мрачным — тюрьма…

Однажды летом…

Незаметно, но все крепче запутывались тенета ЧК около меня, и ее тяжелая лапа уже поднималась для удара. Долго и успешно выскальзывал я из ее сжимающих пальцев, но вот, наконец, пришел момент и ее торжества.

Однажды, поздней весной 1922 г., в разгар кипучей работы, когда я просматривал кипу принесенных документов, меня кто-то окликнул по имени из-за барьера.

Я поднял голову. Острые глаза незнакомого человека пристально оглядывали меня. Незнакомец был прилично одет и, видимо, сильно взволнован.

— Это вы, т. Солоневич?

— Я.

— Знаете — я только что с Малого переулка, — возбужденно сказал он. — Там пожар!.. Ваша квартира дотла сгорела…

— Неужели? — вскочил я и вдруг вспомнил, что Юрчик оставался дома один. И брат, и его жена, и я — все мы трое ушли на работу, оставив дома маленького мальчика одного. Советская жизнь беспощадна…

— А что с моим племянником случилось — не знаете?

Незнакомец чуть-чуть растерялся, словно этот вопрос застал его врасплох.

— С племянником? — Он на секунду замялся. — Его успели к соседям взять… Идите же скорее туда!..

По совести говоря, я ни на миг не усомнился в правдивости сообщенных мне известий. Мало ли что, действительно, могло случиться?

Я нерешительно оглядел пачку бумаг, нетерпеливую очередь получающих посылки, их истомленные и радостные лица и ответил: