И Намор - В третью стражу [СИ]

• Название: В третью стражу [СИ]
• Автор: И Намор
• Жанр: Альтернативная история

И вновь наши современники, попавшие в прошлое. На этот раз в Западную Европу 1 января 1936 года. Три старых (во всех смыслах) друга. Русский, украинец и еврей, почти как в анекдоте.

     Они оказались в чужих телах. Перед ними непростой выбор: просто выжить где-нибудь в Латинской Америке или попытаться предотвратить грядущее кровавое безумие... Или изменить хоть что-то...

     Много ли смогут сотрудник МИ-6, офицер СД и агент ИНО НКВД? Этого не знают даже они сами. Самое главное - начать. Так, как подсказывает совесть Так, как велит память.

Текст взят с Самиздат Версия 29.06.10 Сайт http://zhurnal.lib.ru/n/namor_i_a/

---

    — Але! — Выдохнула она в трубку. — Это дом Себастиана фон Шаунбурга? ... Да... Нет... Какая жалость! А вы, милочка? Вильда фон Шаунбург? Надо же! А я... Да, да, да! ... Ну, конечно же мы родственницы! На свадьбе... Нет, не помню. Хотя постойте, Вильда! Это когда было-то? ... Ах вот оно как! Я была в Африке тогда... Ну конечно расскажу! ... Приеду, почему бы и не приехать?! Извозчик? Ах даже так? ... Очень любезно с вашей стороны, Вильда...

    Когда через четверть часа она положила трубку, вода в ванне несколько остыла – надо было вовремя горячей добавить – но зато, не успев еще познакомиться с Вильдой лично, Кайзерина обрела в той подругу и родственницу, что совсем не мало, если смотреть на вещи трезво. А баронесса Екатерина Альбедиль-Николова умела видеть вещи именно такими, какими они были на самом деле. Это-то как раз и называется "трезвый взгляд" даже если хозяин "взгляда" пьян. Но была ли Кайзерина пьяна?

* * *

    А Вильда оказалась чудо как хороша! Истинно арийская женщина, и все такое.

    — Да. — Серьезно кивнула Кайзерина, выслушав предположения Вильды фон Шаунбург. — Несомненно. Вы в зеркало посмотрите...

    Но это, разумеется, были чистой воды дамские глупости. Ну и что, что рыжие да зеленоглазые? У них и цвет кожи один и тот же. Да и вообще обе они женщины со всеми вытекающими из этого факта особенностями анатомии и физиологии. Вот, разве что, грудь у Вильды не такая высокая, да тяжелее немного, но разве же в лишних граммах счастье?

    — Возможно. — Согласилась Кайзерина, с улыбкой выслушав очередную порцию предположений об их кровном родстве.

    — Я кажусь вам дурой, не правда ли? — Неожиданно спросила Вильда, прерывая весьма познавательный рассказ об австрийской ветви своего рода.

    — Нет, — покачала головой Кайзерина, уловив в интонации жены Баста нечто настолько же настоящее, насколько могут быть настоящими горы, небеса и речные струи. — Вы мне таковой не кажетесь... Вы счастливы с Бастом?

    "Зачем я ее спросила? Что хорошего в том, чтобы мучить бедную женщину?"

    "А почему, собственно, мучить? — Удивилась она через минуту своей же упертости. — Что мешает мне сыграть с ней в "руку провидения"? Не правда ли у провидения красивая рука?"

    Ну что тут скажешь! Кайзерина и сама не знала – не могла и не хотела объяснить – что с ней происходит, чего она хочет, и зачем делает то или это. Вот когда предлагала полковнику Баштюрку краденые секреты чешского ВПК, твердо знала, зачем и почему, и какую конкретно сумму в английской валюте хотела бы за свои услуги получить. А с какой целью притащилась в имение Баста – даже не задумывалась. Не знала и знать не желала, плывя как рыба в речном потоке – сама по себе и вместе с рекой, куда бы та не стремила свой бег. Захотела и приехала, поддавшись мгновенному капризу. И с чего вдруг ее "пробило" совращать милую и явно не склонную к однополой любви Вильду фон Шаунбург тоже совершенно непонятно, ведь сама-то она до сих пор тоже предпочитала одних лишь мужчин. Но накатило что-то настолько сильное, что, верно, и наэлектризованный воздух задрожал, как перед бурей, и огонь в камине заметался со страшной силой, словно горючего плеснули. И жена Баста не устояла. Помыкалась немного, краснея и вздыхая, да и поддалась общей атмосфере безумия, сдаваясь на милость победителя. А победительница, и сама плохо соображая, едва ли понимая, что и зачем творит, как во сне притянула к себе Вильду и впилась губами в растерянно приоткрывшиеся губы. И вдруг — "Великие боги!" — ее обдало таким жаром и так толкнуло в виски, что только держись! Прямо как с Бастом, честное слово! Тот же жар, тот же бег сердца под гору. И ласковая нежная кожа под пальцами и жар зажженных страстью губ. С ума сойти!

    И уже не помнилось – не запомнилось, ушло в небытие неузнанное и неосознанное – как добирались до спальни, как "вылезали" из платьев и белья, и как и что делали потом. Только гул в ушах, как бушующее пламя лесного пожара, алая пелена кисеей неутолимой страсти перед глазами, и пьянящая свобода, которой слишком много даже на двоих.

* * *

    "Зачем?" — Чудный вопрос, особенно тогда, когда нет ответа. Но к чести своей Кайзерина задала его себе всего два раза. Один раз за завтраком, поймав плывущий, все еще "пьяный" взгляд Вильды и уловив в нем тень надвигающегося раскаяния и растерянности. А второй раз – в липовой аллее, где баронесса устроила с позволения хозяйки импровизированное стрельбище.

    В доме было полно замечательных охотничьих ружей и не только ружей. Великолепная коллекция, в которой попадались и совершенно уникальные экземпляры. И все действующие, как оказалось, все "на ходу". Ну как же Кейт могла удержаться, когда "Голланд-Голландовский" дробовик "Рояль", и "тулочка" в серебре 1907 года, и маузеровский штуцер для африканского сафари, и винтовка Бердана, заточенная на лосей да медведей, и карабин Манлихера... Ну чисто девочка в кукольном магазине...

    — А можно? — Боже мой! Это что же ее, баронессы Абедиль-Николовой, голос так просительно звучит? Но нет сил устоять перед таким великолепием: можно слюной подавиться.

    — Разумеется, можно... — Вильда все-таки сомневается. — Не думаю, чтобы Себастиан был против...

    — А где можно пострелять? — Резко берет быка за рога Кайзерина Кински.

    — Н... не знаю... Возможно, в липовой аллее.

    И вот уже расползается в чистом и сладком мартовском воздухе будоражащий кровь острый запах пороха. Гремят выстрелы. Лопаются со звоном винные бутылки, и разлетаются в пыль сухие тыквы. И совершенно счастливая Кайзерина оглядывается на Вильду, видит полыхающий в изумрудных озерах ее глаз восторг, и спрашивает себя во второй и последний раз — "Зачем?"

    Но...

    "Сделанного не воротишь... — говорит она себе, вскидывая австрийский штуцер начала века. — И ведь совсем неплохо получилось..."

    Выстрел, еще один...

    "А за неимением гербовой... — Она откладывает "австрияка" на тележку, в которой старый Гюнтер привез все это добро в липовую аллею, и берет в руки "тулочку", такую изящную, что впору влюбиться. — За неимением гербовой... можно и повторить... А?"

Глава 16. Берлин-Мюнхен

    — О чем вы думаете? — Резковато и неожиданно, но почему бы и нет?

    "Как там говорится в русской поговорке? Ты начальник... Но это ведь не только про славян сказано. Немцы в этом смысле другим народам сто очков форы дадут и ни за что не проиграют. Ты начальник, Рейнхард, ты в своем праве".

    — Да, вот думаю, как бы ловчее перерезать вам глотку, господин Группенфюрер[274]. — Без тени улыбки ответил Баст.

    — Рейнхард. Мы ведь не на службе, Себастиан, не так ли?

    — Рейнхард. — Сдал назад Баст.

    — Итак? Чем? Когда? За что? — У Гейдриха холодноватые голубые глаза. Прохладные. Нордические. Одна беда: размер и разрез. Маленькие, немного косят и иногда бегают. И разрез глаз оставляет желать, но...

    "Короля играет свита. А Гейдриха – черная аура посвященности, избранности, вовлеченности в страшные тайны режима. Где-то так".

    — Полагаете не за что? — Играть так играть: было даже любопытно, какова на самом деле длинна поводка и ширина ошейника?

    — Допустим. — Кивнул Гейдрих. — Допустим, что так. Но я задал еще два вопроса.

    — Опасной бритвой. Ночью, во сне.

    — Господи Иисусе, Баст! — Воскликнула, появляясь в дверях Лина. — Что вы такое говорите? Кого вы собираетесь резать?

    — Меня. — Гейдрих кивнул жене и чуть скривил узкие губы в улыбке.

    — Тебя?! — Если бы могла, она наверняка всплеснула бы руками. Но Лина Гейдрих, урожденная фон Остен несла в руках поднос. Сама. Как настоящая немецкая жена. Впрочем, возможно, за пять лет супружества она просто не успела еще привыкнуть к роскоши, связанной с общественным положением ее мужа.

    "Лина фон Остен..."

    Удивительно, как он мог об этом забыть! Но забыл – это факт. И вспомнил только сейчас по случаю, сообразив наконец откуда есть пошла их странная дружба с Гейдрихом.

    Это случилось летом тридцатого. В августе. Ближе к вечеру. Погода стояла отменная. Во всяком случае, идти под парусом было одно удовольствие. Они с Карлом шли с запада на восток, из Фленсбург фиорда, пересекая Малый Бельт и оконечность Кильской бухты и держа курс на Фемарн Бельт. Остров Фемарн был уже виден, когда Карл вдруг заорал и замахал руками, указывая куда-то вправо по ходу движения. Навигация в этих водах и без того сложна из-за интенсивности движения, а тут еще вечер на носу, и садящееся солнце играет колющими глаза бликами на короткой, но неприятной волне. Баст оглянулся...

    "Да... — вынужден был согласиться он сейчас, сидя в гостиной дома Гейдриха и глядя на жену своего босса. — Все так и было. Как же я мог..."

    Там качалась на нервной волне перевернувшаяся килем вверх лодка, а рядом с ней маячили две мокрые головы, а еще дальше видна была байдарка, идущая на помощь оказавшимся в воде людям.