И Намор - В третью стражу [СИ]

• Название: В третью стражу [СИ]
• Автор: И Намор
• Жанр: Альтернативная история

И вновь наши современники, попавшие в прошлое. На этот раз в Западную Европу 1 января 1936 года. Три старых (во всех смыслах) друга. Русский, украинец и еврей, почти как в анекдоте.

     Они оказались в чужих телах. Перед ними непростой выбор: просто выжить где-нибудь в Латинской Америке или попытаться предотвратить грядущее кровавое безумие... Или изменить хоть что-то...

     Много ли смогут сотрудник МИ-6, офицер СД и агент ИНО НКВД? Этого не знают даже они сами. Самое главное - начать. Так, как подсказывает совесть Так, как велит память.

Текст взят с Самиздат Версия 29.06.10 Сайт http://zhurnal.lib.ru/n/namor_i_a/

---

    "Какая такая ностальгия, — почти разозлился он, — этого нет, не было и возможно не будет совсем. Ты понимаешь, идиот, совсем не будет!"

    Виктор усмехнулся сам себе, встал из-за стола и решительно направился к пианисту.

    — Месье позволит? Не беспокойтесь, у меня музыкальное образование...

    Тапёр[122] огляделся по сторонам, как бы ища поддержки или спрашивая совета у окружающих, но не нашёл ни того ни другого.

    -Да, конечно.

    "Клиент всегда прав!" — усмехнулся Виктор. Сел за пианино, закрыл глаза и для разминки начал играть "К Элизе". Пианист иронично улыбнулся, услышав не совсем уверенное исполнение такой "ученической" вещи. Но руки Федорчука приноравливались к незнакомому, к тому же и не очень хорошо настроенному инструменту.

    И откуда-то из глубины, из прошлой жизни, к Виктору пришла мелодия, а вслед за ней явились и слова:

    Дай вам Бог, с корней до крон
    Без беды в отрыв собраться,
    Уходящему – поклон,
    Остающемуся – братство[123].

    Виктор не осознавал поначалу, что не только играет, но и поёт. По-русски. Поёт, забыв об осторожности, конспирации, наплевав на все условности.

    Вспоминайте наш снежок
    Посреди чужого жара,
    Уходящему – рожок,
    Остающемуся – кара.

    Последний раз он пел эту песню, когда провожали Олега на ПМЖ в Израиль. Тогда все изрядно набрались и, не стесняясь, плакали друг у друга на плече, так как это могут только русские мужики. Степан всё порывался что-нибудь сломать. Еле удержали.

    Всяка доля по уму,
    И хорошая и злая,
    Уходящего – пойму,
    Остающегося – знаю.

    " Крыса ты, Федорчук, энкаведешная. Душегуб. Хапнул миллиончик и скрылся, каторжанин,- с неожиданной яростью подумал Виктор, — сука ты, братец-кролик!".

    Но в конце пути сияй
    По заветам Саваофа
    Уходящему — Синай,
    Остающимся — Голгофа.

    Виктор сжал зубы, хотя глаза и выражение лица выдали бы его сейчас – что называется — "с головой". Решение бьющейся в подсознании все последние дни проблемы – созрело. И тут на его плечо легла рука пианиста:

    — Я не знаю, о чём вы сейчас пели, месье. Простите, я не понимаю ваш его языка, но послушайте меня, пожалуйста! Жизнь даётся человеку всего одна, всегда есть возможность исправить ошибку, если же вы покончите с собой, ваши грехи останутся здесь как неоплаченный долг. Ещё раз простите...

    — Спасибо, месье музыкант и прощайте.

    Виктор встал из-за пианино и прошёл прямо к вешалке-якорю, по пути бросив на свой столик несколько купюр, оделся, подхватил чемодан и вышел из кафе.

    Дождь продолжал моросить, Федорчук шёл прочь от порта в сторону железнодорожного вокзала. Долги нужно возвращать. Всегда. Но для этого необходимо было вернуться в Париж.

Глава 8. Cherchez la femme[124]

    Пока ехали в Париж, времени для размышления над злободневными проблемами нового бытия почти не оставалось. Баронесса требовала к себе повышенного внимания, а, кроме того, то ли и в самом деле была страшно болтливой, то ли ее на нервной почве несло, но только казалось, что Кайзерина Николова не замолкает ни на мгновение. И ведь не дура. Это-то было очевидно. Не глупости порола и не чепуху молола, если не считать чепухой "тайны мадридского", то есть, разумеется, болгарского двора. Грамотная, интеллигентная речь, разумные, если не сказать большего, мысли, своеобразный юмор – порою грубоватый, иногда циничный, но всегда подлинный – и знаний разнообразных вагон и маленькая тележка, но, помилуй бог, как же всего этого было для Ицковича много! Так что расслабиться удалось только в Париже, где они остановились в солидном, но не обязывающем отеле. Вообще-то баронесса собиралась в "Риц", но Олегу удалось ее переубедить. Ему там светиться было ни к чему, да и дороговато. Но и ей, если подумать, там сейчас лучше было не появляться.

    — По родственникам и знакомым соскучилась? — Поднял бровь Олег. — Тогда, может быть, к мужу съездишь, проведаешь старика? — Так затейливо была озвучена простая мысль Баста "Пошла нах..., заткнись, достала!"

    Красотка поджала губы, сверкнула зеленью глаз, вдруг ставших изумрудными, но спорить перестала, и, отобедав в обществе "кузена Баста", отправилась отдыхать, успев пожаловаться на мигрень. А Баст фон Шаунбург, взглянув на карманные часы, решил, что время еще не позднее, и он вполне может проведать Федорчука и выяснить, наконец, что тут происходит и почему. Но из идеи ничего не вышло, только потерял почти два часа. По указанному адресу – на этот раз Олег проверялся, как положено — Витьки не оказалось. Впрочем, у консьержки его дожидалось письмецо. Однако понять из этой коротенькой писульки что-нибудь вразумительное, кроме того, что "твой друг Гастон" куда-то срочно уехал, но скоро – дней через пять – вернется, было невозможно. Чертыхнувшись по-немецки и приведя этим консьержку едва ли не в ужас – еще бы, проклятый бош, как-никак — Олег покинул доходный дом, где под вымышленным именем квартировал Федорчук, и поехал в центр.

    Спать не хотелось совершенно, но и гулять по Парижу было не с руки. Погода испортилась. Под ногами слякоть, и сверху тоже что-то такое капает, не слишком очевидное: то ли снег с дождем, то ли дождь со снегом. Одним словом, просто Амстердам или Питер, а не Париж, но делать нечего. А раз так, пришлось идти в кабак. Вообще, получалось, что в новой своей ипостаси – или тело Баста фон Шаунбурга следовало считать аватаром? — Ицкович все свое время проводит в поездах и питейных заведениях, благо средства позволяют, и молодой здоровый организм не возражает.

    "И то хлеб!" — Усмехнулся Олег, устраиваясь за столиком в маленьком полупустом кафе.

    В противоположном конце зала какой-то мужик в матросской куртке из толстого сукна и берете с помпоном наигрывал что-то тихое и тоскливое на аккордеоне, но музыка Олегу не мешала. Он взял уже ставшие привычными кофе и коньяк, и углубился в свои мысли. А подумать, если честно, было о чем. Появление Тани, а теперь еще и Ольги, оборачивало историю "трех толстяков" во что-то совсем иное. И, рассматривая теперь весь этот "фантастический роман", Олег не мог не прийти к выводу, что, кто бы им так не "подфартил" — Бог ли это был в своем непостижимом промысле, дьявол, или инопланетяне – у их появления здесь и сейчас определенно имелся какой-то пусть и трудно формулируемый, но зато легко угадываемый сердцем смысл. Им предстояло стать провидением, богом из машины, неучтенным и неизвестным фактором ... Однако кто-то или что-то – ведь могло случиться и так, что они пятеро являлись ни чем иным, как эффекторами природы, пытавшейся скомпенсировать накопившиеся отрицательные изменения – так вот этот кто-то или что-то явно стремились изменить с их помощью сложившуюся историческую последовательность, переиграть историю, переломить ее ход.

    "Роль личности в истории ..." — Усмехнулся Олег и с недоумением уставился на пустую рюмку.

    Черт его знает, как это вышло, но он совершенно не помнил, чтобы пил. Однако все уже выпил, и сигарет выкурил ... три штуки. И кофе остыл.

    — Гарсон!

    Олег заказал еще кофе и коньяк, закурил очередную сигарету и решил, что, даже если он ошибается, и ничего провиденческого в его попадании в этот мир, или, вернее, в это время, нет, он все равно будет жить и действовать так, словно провидение, и в самом деле, избрало его своим орудием. Но если так, то следовало серьезнейшим образом обдумать, что и как можно сделать чтобы остановить рвущийся на встречу с айсбергом безумный "Титаник" европейской цивилизации. И вот здесь действительно было достаточно места для позитивного мышления. Думай, не хочу, что называется. Вот он и думал под быстро уходящий коньяк и стынущий кофе, но когда во втором часу ночи добрался-таки до гостиницы, мотало его не по-детски. Даже крепкий организм Шаунбурга с таким объемом алкоголя справлялся на пределе своих весьма серьезных возможностей.

* * *

    Он поднялся на четвертый этаж – лифт клацнул стальными сочленениями, и дернулся, останавливаясь – лифтер сдвинул в сторону железную гармошку складной двери, и Олег наткнулся взглядом на два по-кошачьему горящих в полумгле фойе изумруда. Кейт сидела в кресле и курила свою длинную стильную сигаретку, засунув ее еще и в костяной мундштук.

    "Кейт..."- выяснялось, что называть ее Ольгой, хотя бы и мысленно, Ицкович не мог. Не получалось. Ни вслух, ни про себя, никак. Вероятно, дело было в том, что ее-то он совершенно не знал. Не видел никогда, никогда с ней не говорил. Впрочем, он и Кайзерину не знал тоже. Но "Кисси" была физически реальна, осязаема, "дана в ощущениях".