Мария Сосновских - Переселенцы

• Название: Переселенцы
• Автор: Мария Сосновских
• Издательство: «Печатный вал»
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-91342-009-1

Документальная повесть Марии Панфиловны Сосновских рассказывает о жизни в Центральном Зауралье в XVIII-XIX веках выходцев из Новгородской губернии.

---

На именинах было много гостей, стояли шум и гам. Наяривала гармонь, тонко пела скрипка, звенела гитара. Отец вывел Соломию к собравшимся в гостиной. Все поздравляли именинницу, дарили подарки и даже подали маленькую рюмочку красного вина. Девчонке было весело среди гостей; ей очень нравилось быть в центре всеобщего внимания. Гости много пили, потом пели и плясали.

Просили спеть и Соломию; ее хвалили, говорили, что у нее замечательный музыкальный слух и голос, что ее надо учить музыке, пению и танцам. Уже поздно ночью Макаровна увела ее в спальню, раздела уже сонную и уложила спать.

С тех пор в любой праздник Соломия вертелась среди гостей, изо всех сил стараясь привлечь их внимание. Она привыкла тщательно и изысканно наряжаться и всякими путями вымогала у отца все новые наряды и украшения. Когда иной раз пьяные гости подавали девчонке рюмочку легкого вина, она готова была веселиться хоть всю ночь. С Макаровной ей стало неинтересно и скучно, и когда не было гостей, а отец куда-нибудь уезжал, она попросту не знала, куда себя деть. Макаровна пробовала учить ее вязать, вышивать и шить, но ей это быстро надоело, а работу по дому она делала по принуждению, да и то из рук вон плохо. Макаровна сердилась и бранилась, но Соломия, уже ощутив превосходство хозяйской дочери, грубила, огрызалась – словом, стала невыносимой.

Красивое ожерелье, виденное и наяву, и в ужасном сне, все-таки не давало ей покоя… Куда отец мог его спрятать? Конечно, в тайник в стене своего «кабинета»! А почему он так испугался, когда ночью она подглядывала в дверь? И ей захотелось непременно проникнуть туда, еще раз взглянуть на эту завораживающую вещь. Но как к ней пробраться? Дверь «кабинета» всегда была закрыта на ключ, а ключ отец или где-то прятал, или носил при себе.

Так прошли лето и осень. В доме все вроде бы оставалось по-старому: частые попойки и гости, приезжали разодетые женщины в дорогих платьях с украшениями, мужчины, вежливые и галантные, в изысканных костюмах… Многие восхищались красотой хозяйской дочери. Отец как-то во хмелю назвал ее непонятно-загадочно, но, похоже, в похвалу «дочерью Иродиады». С тех пор он, напившись, всегда начинал кричать на весь дом: «Эх, пляши, Соломия, дочь Иродиады! Пляши!».

Сам Пантелей Кузьмич тоже любил и умел плясать. Он выходил в круг в широкой кумачовой рубахе, в плисовых штанах и лакированных сапогах. Заложив руки за голову, он плясал все быстрей и быстрей, всем своим существом отдаваясь огневой цыганской пляске… Наверно, правы были те, кто считал, что в крови Пантелея Кузьмича Китаева есть немалая доля цыганской…

Но любил он и русские пляски, причем плясал до упаду. Под конец, тяжело отдуваясь, валился на диван или в кресло. Отдышавшись, снова плясал, сверкая золотой серьгой-полумесяцем. Доведя себя до полного изнеможения, он все же, широко раскрывая рот с ровными белыми зубами, продолжал кричать:

– А ну, а ну еще! Пляши, Соломия, дочь Иродиады! Весели душу!

Гости смотрели во все глаза и восхищались.

Кольцо с рубином

По всей округе давно шли слухи, что на постоялом дворе в Аргаяше нечисто, что хозяин живет не по средствам, но Пантелею Кузьмичу было наплевать на слухи и на разговоры-пересуды. Не пойман – не вор!

В его дом тайком, крадучись часто приходили бродяги подозрительного вида, и хозяин их принимал, прятал, давал одежду и съестное, а потом бродяги исчезали неведомо куда. Помогал хозяину, был его правой рукой угрюмый немногословный Митрич.

Когда на постоялый двор приезжали полицейские чины – урядник или становой пристав, Пантелей Кузьмич с ног сбивался, стараясь угодить, и угощал, отменно потчевал важных гостей, напаивая их до бесчувствия, а потом при помощи Митрича снимал с пьяных сапоги и укладывал спать. Когда гости, очухавшись после попойки, уезжали, он, провожая их, сам открывал ворота и даже кланялся вслед. Но когда гуляки-полицейские, гораздые на бесплатную выпивку-закуску, скрывались из виду, он, не обращая внимания на Митрича, обзывал их самыми гнусными словами…

В масленицу на постоялый двор нагрянули цыгане и жили целую неделю. Как обычно, стояли невообразимый шум и ругань, иногда дело доходило и до драки. Но Соломии они ничуть не мешали – она привыкла; к тому же девчонка была целиком занята своими нарядами и украшениями. Молодые цыганки делали ей прически, учили цыганским пляскам и песням. Многие из них жадными глазами смотрели на серьги и колье Соломии, но она сразу заметила это и украшения свои сняла и спрятала.

Но вот цыгане исчезли: наступило время ярмарок, и они подались кто куда на ярмарки. Цыгане – барышничать по лошадиной части, а то и красть коней, цыганки – гадать на картах. Отец тоже уехал в Ирбитскую слободу. От нечего делать Соломия целыми днями бегала по двору и на улице, каталась на санках с горок, когда мороз начинал щипать щеки, забегала в трактир или на кухню. Как-то, наигравшись, она неслышно подошла к кухне. Соломия с раннего детства любила и умела подходить неслышно и подслушивать чужие разговоры, подглядывать, что делает прислуга, ничем не выдавая себя, а потом тихонько уходить.

Никто ее не учил этому – такой уж у нее характер. Когда была жива мать, она даже наказывала Соломию за это. Теперь, когда прошел уже целый год после смерти матери, Соломия была сама по себе, как ветер в поле, что хотела, то и делала.

В тот день она услышала разговор Макаровны с Ульяной. Ульяна укоризненно говорила:

– И че только теперь выйдет из Соломийки, а ведь баская девчушка была! Загубит ее Пантелей-то Кузьмич, помяни мое слово, загубит, не человеком – нелюдью сделает!

– Ты знаешь ведь, – отвечала Макаровна, – матери нет, так ребенок – круглый сирота… и так уж за один год он ее разбаловал и растлил этими нарядами да украшениями… А уж ленивица-то кака, а злыдня – не приведи бог! А уж я ли добра ей не делала? Почитай, с пеленок с ей нянчилась. Даже в барских семьях и то старых-то нянюшек да служанок уважают, а тут тебе не то что уважение, а знай покрикивает, словно госпожа какая, и помыкает мной, старухой, ровно девчонкой! Вся в отца характером, материнского-то ничего нет. Неспроста казанские дед с бабушкой помаялись-помаялись с ней да обратно и привезли…

– Да господь с ними!– махнула рукой Ульяна, – пусть уж хозяева как знают, так и живут, а наше дело маленькое: что велено, то исполняй.

Разозленная Соломия незаметно удалилась и, затаив злобу на старую служанку, стала выискивать момент, как бы отомстить Макаровне. И случай этот вскоре представился.

Как-то отец второпях забыл ключ в дверях «кабинета». Макаровна мыла полы и окна в номерах, готовя их для новых приезжих.

Соломия слышала, как отец разговаривает на улице с каким-то важным чиновником. Тихонько проскользнуть мимо тугой на ухо служанки, вытащить ключ из замочной скважины и вернуться назад для нее было делом одной минуты. Ключ Соломия потом спрятала под стропилину, а сейчас нарочно стала вертеться на виду у всех.

Отец велел ставить лошадей приезжего; ямщик с Митричем стали распрягать, а отец с большим саквояжем в одной руке и с сундучком в другой повел приезжего наверх в комнаты.

Когда поднялись наверх, Макаровна все еще была там. Взгляд Пантелея Кузьмича упал на дверь «кабинета», и он спохватился, что забыл ее закрыть, а ключ оставил в замке. В карманах ключа не нашлось.

Наскоро распорядившись, чтобы приезжему подали чай, Пантелей Кузьмич позвал со двора дочь.

Та смекнула, о чем отец сейчас будет спрашивать, и сделала невинную рожицу и ангельски чистые глаза:

– Батюшка, я же все время во дворе бегала, а тут Макаровна была!

А со старой служанкой в это время беда стряслась: снимая с печи чугун кипятку, она сильно обварила руку и лежала, охая от боли, в своей комнатке.

На следующий день Пантелей Кузьмич старую служанку уволил.

– Мне нужна здоровая, молодая прислуга… У меня не богадельня, и я не миллионщик – убогих кормить! В больницу тебе надо – там скоро руку залечат! Так и быть уж, заплачу и отправлю в больницу с одним проезжим…

Скоро, невзирая на мольбы и просьбы Макаровны, ей помогли одеться, усадили в возок, вынесли ее сундучок и привязали сзади возка. Ямщик свистнул, лошади тронулись, и старая служанка, бывшая няня Соломии, уехала навсегда.

…Украденный и спрятанный под стропилину ключ Соломии так и не пригодился: оказалось, что отец велел сделать новый замок и ключ больше в дверях никогда не оставлял, а носил в жилетном кармане. Когда Пантелей Кузьмич приезжал домой пьяный или навеселе, Соломия встречала его радостно, взбиралась на колени и сразу лезла в жилетный карман. Отец журил ее:

– Ну как тебе не стыдно, такой большой, на колени лезть?

Соломия нарочно лепетала, как малышка:

– Ой, батюшка, мне без тебя дома одной так ску-у-чно! А гостинца ты мне привез?