Олег Трубачев - История славянских терминов родства и некоторых древнейших терминов общественного строя

• Название: История славянских терминов родства и некоторых древнейших терминов общественного строя
• Автор: Олег Трубачев
• Издательство: КомКнига
• Жанр: История
• Год: 2006
• ISBN: 978-5-484-00395-2

Многие исторические построения о матриархате и патриархате, о семейном обустройстве родоплеменного периода в Европе нуждались в филологической (этимологической) проработке на достоверность. Это практически впервые делает О. Н. Трубачев в предлагаемой книге. Группа славянских терминов кровного и свойственного (по браку) родства помогает раскрыть социальные тайны того далекого времени. Их сравнительно-историческое исследование ведется на базе других языков индоевропейской семьи.

Книга предназначена для историков, филологов, исследующих славянские древности, а также для аспирантов и студентов, изучающих тематические группы слов в курсе исторической лексикологии и истории литературных языков.

~ ~ ~ ~ ~

Для отображения некоторых символов данного текста (типа ятей и юсов, а также букв славянских и балтийских алфавитов) рекомендуется использовать unicode-шрифты: Arial, Times New Roman, Tahoma (но не Verdana), Consolas.

---

Восточнослав. дядя

Современные восточнославянские языки забыли оба древние специальные названия для отцовского и материнского дядьев и употребляют в обоих значениях общее название: дядя. «В ранних древнерусских и церковнославянских памятниках слово дядя не встречается вовсе. Первоначальное значение этого термина (дядя), существовавшего издревле в восточнославянских диалектах, было не только ‘дядя’, но и ‘отец’, старик’. В украинских говорах дядю, дядик и до настоящего времени известно в значении ‘отец’»[584]. Об отношениях слова дядя к названиям деда, отца говорилось уже раньше.

Др.-русск. дѧдѧ ‘брат отца или матери’: «Изяславъ и Святославъ пыяша дядю стрыя своего Судислава изъ поруба». Псков. 1 л. 6567. В русском, помимо общенародного дядя, диал. дядяка то же[585], в говорах существуют производные, обозначающие жену дяди, тетку: дедина, дединка, дединушка, дедна, дядина[586], дядинка[587]. Ср. укр. дядина ‘жена дяди’, дядько ‘дядя’, белор. дзядзька то же.

В литературе русск. дядя давно рассматривается как родственное слав. dedъ[588].

Алб. dzadza ‘брат отца, дядя’ объясняют заимствованием из славянского[589], хотя сопоставляют его только с русск. дядя, не указывая таких же балканославянских форм, которые могли бы явиться источником заимствования.

Не совсем ясно сербск. (далматинское) dundo=stric ‘брат отца’. Лавровский[590] видел в этой форме отражение носового, ср. др.-русск. дѧдѧ, что является очевидной ошибкой, так как ѧ в дѧдѧ не более как орфографическая особенность. Словарь Югославской Академии (кстати, тоже предлагающий неверное толкование из удвоения слога dun в «детской речи») характеризует сербск. dundo как сравнительно новое слово (с XVI в., главным образом в Приморье) со следующими значениями: ‘брат отца’, ‘брат матери’, также о более отдаленных родственниках, вообще — о пожилом человеке, почтительно[591].

Позднее этимологией dundo занимался К. Штрекель[592]. К нему отсылает Э. Бернекер[593]. К. Сандфельд[594], говоря о романском влиянии на Балканском полуострове, упоминает о заимствовании истро-рум. cunat, cumnat ‘beau-frere’ из ит. cognato и лат. cognatus. Нам кажется, что правильную этимологию сербск. dundo надо искать именно здесь. Это позднее местное слово можно объяснить как заимствование из романского источника, ср. истро-рум. cunat или ит. cognato [konjato]; аналогичная романская форма могла дать *kunjdo, *kundo с последующей ассимиляцией — dundo, ср. также близость значений слов. Касаясь названных выше примеров, К. Сандфельд отмечает, что «венецианские слова, проникшие в истро-румынский язык, частично прошли через сербохорватский»[595], хотя при этом не приводит никаких сербохорватских форм. Во всяком случае в слове dundo мы имеем еще один поздний романизм сербохорватской родственной терминологии наряду с чукундjед (шикунħед и под., см. выше) и непуча < лат. nepotia ‘племянница’[596].

Болг. диал. тьутьу ‘чичо, казва детето на таткова си брат’[597], очевидно, одна из форм корня *tat: *tet, столь широко использованного славянскими терминами родства.

Слав. *teta

Ст.-слав., др.-русск. тета, тетъка ‘тетка’, тетичьна ‘дочь тетки’, тетъчичь ‘сын тетки’, русск. тётка, тётушка, диал. тёта, тётенька, тётя, тетюха, укр. mimxa, польск. ciotka, кашуб, cotka, прибалт.-словинск. cuotka, н.-луж. sota, полабск. teta ‘Base’, tetena ‘das Kind der Base’, чешск. teta, диал. tetka, tetiсka[598], teteс ‘муж тетки’[599], словацк. teta, tetka, totka ‘sestra otcova’, tetсenica ‘tetina dcera’, tetec ‘matcin bratr’, tetkos ‘tetin muz’, словенск. teta ‘тетка’, ‘посаженая мать’, tetcek брат по отцу’, tetсiсna ‘дочь дяди’, tetec ‘муж тетки’, сербск. тета, тетка ‘тетка’, тетак ‘муж тетки’, болг. тета, тетка ‘тетка’, тетин ‘дядя, муж тетки’, диал. тетак ‘сестра отца’’[600].

С оригинальными фонетическими особенностями ср. русск. диал. тятька ‘тетка’[601], по внешней форме непосредственно примыкающие к названию отца — русск. диал. тятя; болг. диал. цейка ‘старшая сестра’[602].

Сюда относятся литовск. teta ‘тетка’, tetenas ‘дядя, муж тетки’.

Из области соприкосновений с названиями отца ср. еще греч. τέττα ‘отец’, в обращении[603], литовск. tetis ‘отец’[604].

Обычно слав. teta, tetъka относят к редуплицированным образованиям «детской речи», точно так же, как baba, tata[605].

Укр. тiтка < тетка, ср. укр. пiч < печ.

Из числа прочих названий можно привести следующие: русск. диал. братька ‘дядя’[606]; сербск. даица ‘дядя по матери’; болг. чичо ‘дядя по отцу’, бае то же, чина, чинка, чичана, чича, чана ‘тетка, жена дяди’ Ст. Младенов допускает для болг. чичо, сербск. чика, чико заимствование из тюркских языков[607]. Далее — болг. диал. нане (шопск.) ‘дядя по отцу’, свако ‘дядя (муж сестры матери)’, ‘свояк’, дайя, дайчо ‘дядя’.

Др.-русск. лелѢя ‘родственница’: «…сестра матере моея есть ми великая лелѣя, братучад или братучада матере моея или отца моего есть ми малая ужика или малая лелѣя». Корм. XVI в.; леля ‘тетка’; ср. русск. диал. леля, лёля, лёленька ‘крестный отец, мать’[608], зап. — укр. диал. лелiка ‘тетка’, лельо ‘папаша’, болг. леля, лола ‘тетка по отцу’, сестра матери’, диал. лелин дядя, муж тетки’[609], диал. (белослатинское) йейя= леля[610], ср. «сладкоязычие» некоторых русских говоров Сибири (л > й), например, по материалам Богораза о колымском наречии; далее — болг. диал. ляля ‘тетка со стороны матери’[611], лелю ‘сестра дяди по отцу’[612], ср. также лале: так «меньший брат называет старшего»[613], полабск. l’о-leina ‘сестра по отцу’[614].

Словацк: пепа, nenika ‘тетка по отцу’, пепа, nenusa, ninus, ninusa, nina, ninka, and’(ik)a ‘жена дяди по отцу’, болг. диал. нана ‘жена дяди по матери, тетка’, нане ‘дядя, дяденька’ (обращение).

* * *

В заключение следует сказать, что исключительно сложные соотношения внутри славянской терминологии кровного родства, которые представляются еще более сложными при попытке этимологически исследовать ее, объясняются главным образом наличием в ней ряда хронологических слоев, на протяжении истории смещавших, вытеснявших или же только оттеснявших друг друга в той или иной функции. В последнем случае интересно, что этимологическое исследование подчас приводит к тождественным значениям разных корневых морфем, наводит как будто на мысль о дублировании, о наличии древних синонимов, ср. слав. *dedъ и древнее *ап- (слав. *vъn-ukъ, нем. Ahn) — оба со значением ‘дед, предок’. На самом же деле правильнее будет признать в этих словах продукты разных эпох, которые одновременно в одной функции не существовали[615].

Глава II. ТЕРМИНЫ СВОЙСТВЕННОГО РОДСТВА

Следующая большая группа терминов объединяет терминологию свойственного родства, которое в общем противостоит кровному родству как родство по браку. Между ними, однако, существует теснейшая взаимосвязь. Свойственное родство образуется вследствие сближения прежде не родственных лиц через брак. Вместе с тем в основе каждого кровного родства лежит свойственное родство, а именно сближение не родственных кровно родителей.

Такое современное понимание свойственного (брачного) родства имеет свою длительную историю. Оно было постепенно выработано человечеством в результате оформившегося еще в родовую древность запрета кровосмесительства (т. е. брака кровно родственных особей) и выразилось далее в широко известном обычае экзогамии, при которой жены выбирались за пределами своего численно небольшого, связанного кровными узами рода. Впоследствии это было закреплено естественным правом для каждой отдельной семьи.

При первом же знакомстве с терминологией кровного и свойственного родства у индоевропейских народов становится ясным особое положение терминологии свойственного родства, усложняемое расхождениями между отдельными индоевропейскими языками. Это побудило некоторых ученых высказать предположение об исконно агнатическом характере индоевропейской семьи, при котором родственники жены рассматривались лишь как друзья, а не как родственники семьи мужа[616]. Очевидна связь этого положения с распространенной концепцией исконности индоевропейского патриархата (см. введение и гл. I настоящей книги). Так, Г. Хирт[617], не желая признавать вместе с О. Шрадером и Б. Дельбрюком чисто агнатического характера семейно-родовых отношений древних индоевропейцев и видя в отсутствии ряда общеиндоевропейских терминов свойства скорее их забвение, вовсе не собирается делать вывода об индоевропейском матриархате[618].