Идрис Базоркин - Из тьмы веков

• Название: Из тьмы веков
• Автор: Идрис Базоркин
• Жанр: Историческая проза

Действие романа классика ингушской литературы Идриса Базоркина охватывает последнее десятилетие XIX — начало XX века. С большим знанием исторического материала рисует писатель тяжелую жизнь ингушей того времени, страдающих от безысходной нужды и произвола царских властей. На примере судеб героев своего романа он раскрывает во всей полноте историю Ингушетии.

С большим мастерством описаны особенности жизни и быта ингушей, что придает роману своеобразный национальный колорит.

---

Гойтемир сопел. Опорожнив миску, он сдвинул на затылок папаху и вытер лоб рукавом. То ли разговор с женой, то ли горячий бульон вышиб пот.

— Складно придумала, — наконец оказал он. — На эти дела у тебя смекалка! Только как придется твоему жениху да невесте ждать свадьбы Андарко, так тут всем нам может хватить! Не усидит она. Сбежит с кем-нибудь — вот тебе и беда! Тягайся тогда с людьми! А мне надоело. Всю жизнь, как на войне. Не то ты кого, не то тебя кто…

Он встал, снял бешмет, папаху. Сел на кровать. Наси стянула с него ноговицы.

— Нами-то ты командуешь, а старших сыновей балуешь… Пригрози Андарко. Скажи, что отстранишь от доли доходов, быстро сядет на место! Пусть хоть засватает кого, откроет дорогу младшему брату. Нельзя же все только о себе думать!

— Ладно. С ним я как-нибудь справлюсь, — примирительно ответил Гойтемир, с вожделением поглядывая на Наси, которая ловко перебирала посуду, сметала сор в уголок, то и дело нагибаясь к нему гладкой спиной. — Только здесь без посредника не обойтись. И надо, чтоб человек был авторитетный. И в случае чего — молчать умел!

— Конечно! Ты прав! — радостно воскликнула Наси. — Ты это здорово придумал! А я собиралась сама… А ты еще меня хвалишь! Да я без тебя — лошадь без головы! Знаешь, мне кажется, для этой цели трудно найти человека более подходящего, чем Хасан.

Обрадованная согласием мужа, Наси сыпала словами. Она была уверена, что в конце концов настоит на своем. Но не думала, что это ей удастся так быстро.

— Хасан-хаджи — ты хочешь сказать? — переспросил Гойтемир. Наси рассмеялась. — Какой там хаджи? Был мулла, теперь — хаджи!

— А для меня он просто Хасан — козлиная борода. Ха-ха-ха! — заливалась она звонким смехом.

Гойтемир неодобрительно покачал головой, чтобы самому не рассмеяться.

— Конечно, о нем! — продолжала Наси. — Он ведь у них в селе действительно корчил из себя муллу. А теперь еще и хаджи! Они в него, как в Аллаха, верят! Надо отослать куда-нибудь Чаборза, чтоб не мешался. Вызвать Хасана для чтения мовлада[81] и тут с ним поговорить!

— Да разве сейчас время мовлада? — Гойтемир наморщил лоб, силясь припомнить.

Но Наси не собиралась уточнять, когда родился пророк Мухаммед.

— Что ты, не знаешь этих «святых» прощелыг? Они и собаку отпоют, если им пообещать что-нибудь.

— Ну и злой у тебя язык! Не к ночи будь сказано — шайтан, а не баба! — не выдержав, рассмеялся старый Гойтемир и полез в постель. — Кончай свою возню да туши свет, если не собираешься шкуру содрать с этой посуды! Будет тебе и Хасан-хаджи. На днях позову его.

Наси искоса взглянула на мужа. Бритая сухонькая голова, седые брови, борода… острые плечи, локти и колени, торчащие из полупустого белья… Все прошло. А в глазах желание… Ее передернуло от мысли, что он, кажется, и сегодня хочет попытаться стать мужем… Который раз! Не зря, видимо, и на мясо налегал…

И она решила перебить его настроение.

— Говорят, сын Турса заглядывается на Зору. Этого я боюсь больше всего! Хваткий паренек! И вечно на пути у нашего мальчика…

Гойтемир подскочил на кровати.

— Завтра же Хасан будет здесь! Я передам Пхарказу газырь в залог за дочь! А Андарко-бездельника женю! — Глаза старшины гневно бегали. — Много сил я потратил на то, чтоб выжить отсюда Эги. Многое мне удавалось. Но каждый раз, как я их лишал головы, у них, как на теле дракона, вырастала новая. Калой сам еще не знает, какая он болячка для нас. И прежде, чем он поймет это, мне придется что-нибудь придумать… Во всяком случае девчонки этой ему не попробовать!

Наси взяла рукомойник и вышла во двор. Она ходила в загон, перевязывала в сарае коров, тянула время. А немного погодя, заглянув снаружи в окно, увидела, что муж уснул, открыв черный, глубокий, как дупло, рот. Потихоньку проскользнув в комнату, Наси стала стелить себе на нарах. В это время, переворачиваясь, Гойтемир заскрипел кроватью.

— Ложись здесь… — приказал он.

Наси прилегла на край возле него. Он, засыпая, протянул руку назад, к ее бедру, и, вздохнув, громко захрапел…

Когда он проснулся, в окне было светло. Со двора доносились голоса Наси и вернувшегося с вечеринки Чаборза. Вокруг хозяйки шумела выпущенная из курятника птица. Гойтемир вспомнил вчерашний разговор с женой о Калое и то, как, не дождавшись ее, заснул… И он послал проклятье роду Турса, который вечно мешал ему и, кажется, даже на собственной кровати!.. «Чтобы сгинуло ваше племя!» — думал, он, почесывая седую грудь.

Но в этот день Гойтемиру не пришлось звать Хасана. Приехал посланный, который сообщил о том, что сильно заболела мать Наси. Всей семьей они поехали туда, поручив соседям двор и хозяйство.

Лишь через неделю матери Наси стало лучше. Оставив при ней Чаборза, Гойтемир и Наси вернулись домой. На второй день он послал за Хасаном. Хасан обещал приехать к вечеру.

Хасан приехал засветло. Хозяева встретили его со всем радушием и отвели в кунацкую[82]. Поговорили о здоровье, о погоде. А о ней было что сказать. Осень затянулась. Ни снега, ни мороза еще не видели. И это было плохо для земли. Потом Хасану рассказали о болезни матери Наси, сказали и о том, что в связи с этим они зарезали барана и просят его почитать мовлад.

— Ну что ж, — подумав, сказал Хасан, — жертва всегда угодна Богу. Помолимся.

Он поднял руки. Хозяин и хозяйка последовали его примеру. Короткой была эта молитва. Мулла достал из нагрудного кармана маленький Коран, купленный в самой Мекке, раскрыл его и, надев очки, начал читать нараспев.

Голос Хасана звучал ровно, без дрожи. Мужественное, бледное лицо его окаймляла короткая темно-каштановая с проседью борода. Он сидел за высоким столом, скрестив на нем белые руки, и изредка переворачивал тонкими пальцами хрустящие страницы. Наси смотрела на благообразие этого человека с тайной грустью и с трудом заставила себя уйти, чтобы заняться своими делами.

У Наси были на глазах слезы. То ли ее растрогал задушевный голос гостя, то ли она вспомнила о больной матери, то ли это были слезы, вызванные другой, только ей одной известной болью… Никто не знал…

Гойтемир сидел напротив Хасана-хаджи, благоговейно молчал и лишь изредка подкручивал фитиль, чтобы в комнате было светлее.

Женский голос из-за забора позвал Наси.

Узнав, что соседке нужен гребень для чесания шерсти, Наси вынесла его и отдала ей. Возвращаясь, она увидела на террасе Гойтемира и сделала вид, что вытирает рукавом слезы.

— Что еще? — тихо спросил Гойтемир.

— А, ничего… — словно желая уйти от неприятного разговора, ответила Наси. Но муж забеспокоился, повторил вопрос.

— Соседка просила гребень и сказала, что недавно проезжал человек в Цори, который говорил, что матери стало хуже… — Наси снова поднесла концы платка к лицу. Плечи ее затряслись.

— Успокойся, — сказал Гойтемир. — Ведь мы сами видели, ей стало лучше!

— Конечно. Старая она. Сейчас лучше, и сейчас же может стать хуже… Конечно, если бы не позвали этого, я поехала б хоть узнать, что там. А может, действительно до человека из Цори дошел старый слух, когда ей было худо? Только я теперь до утра должна мучиться. Бедная моя мама!.. Сколько он может читать! Я, кажется, уже ничего не хочу — ни невесты, ни посредника! Послушай, может, соседка подаст вам?.. Все готово. А я пойду… К утру я дойду до наших… Мне ведь все равно, что тут, что идти… Спать я не буду…

— Как это ты пойдешь ночью по ущелью? С ума сошла? Раз так, уж лучше я съезжу… В ночь и вернуться успею.

— Что ты! Что ты! Не молод ты, чтоб так по горам носиться! — испуганно воскликнула Наси. Она хорошо знала, как на мужа действует упоминание о возрасте. И действительно, Гойтемира как подменили. Он задвигался, засуетился.

— Поеду, — сказал он твердо. — А гостя не беспокой!

— А что я ему скажу?

— Как что? Накормишь, потом расскажешь, о чем мы договорились насчет Зору, и уложишь спать.

— Ну да! Тебя нет, нужен он мне здесь в доме! Пусть плетется к себе! Не так уж далеко!.. — Наси недовольно насупилась.

— Нельзя этого! — обозлился Гойтемир. — Человека позвали, не ребенок же он! А дома я или нет — никто не знает. Скажешь — позвали по делу. Старшина я. Мало ли что может быть! Вернусь, утром сам провожу его!

Наси снова вытерла глаза.

— Ну и голова у тебя! И сердце! Тобой меня наградившего Бога — славлю! Поезжай тогда, чтобы поскорее вернуться! Только умоляю: на опасных местах не гони! Будь осторожен! Я глаз не сомкну, пока тебя не увижу снова! — слышал Гойтемир взволнованный шепот жены.

По двору, освещенному окнами, заметалась фигура Наси. Она вынесла седло, сбрую, оружие Гойтемира. Оседлала коня. А когда он, крякнув, подскочил, чтобы сесть в седло, да зацепился ногой за высокую луку, перетащила его ногу на свою сторону и всунула в стремя. Уже у ворот она остановила его, вбежала в дом и вынесла кусок лепешки и вареного мяса.