Валентин Лебедев - Дневник космонавта

• Название: Дневник космонавта
• Автор: Валентин Лебедев
• Издательство: Наука и жизнь
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1984

Дневники Валентина Лебедева, дважды Героя Советского Союза, летчика-космонавта СССР, кандидата технических наук, — это редкая пока возможность побывать каждому из нас на борту станции «Салют», вместе с экипажем пройти нелегкий путь, именуемый длительной космической экспедицией. Вместе с космонавтами мы чувствуем трудность работы в невесомости, особенности жизни на борту комплекса, когда обстоятельства вынуждают двух людей находиться столь долгое время вместе, наконец, мы видим специфику труда космонавта, и она выявляется в совсем крошечных деталях…

---

Переночевал у своей бабушки Екатерины Васильевны в Москве, удивительной труженицы, доброй, ласковой, всегда меня понимавшей. Как ни смешно, но первым моим тренером для прохождения в отряд космонавтов была моя бабушка. Вечерами мы с ней ходили на качели для тренировки вестибулярного аппарата, и она, раскачивая меня, контролировала по будильнику время. На следующий день приехал на комиссию пораньше на час, лег в тени под березкой, чтобы успокоиться и отдохнуть. Прошел комиссию, а потом уехал в Оренбург, поступил в Высшее военное авиационное училище штурманов. Рад был надеть летную курсантскую форму. Но через год прошло сокращение, которое коснулось и меня.

Это был 1960 год. Передо мною опять встал вопрос — куда идти, кем быть. Родители опять зовут к себе в Кострому, где они жили в то время. Нет, решил продолжать в этом же направлении. Поступил в Московский авиационный институт, думая, что отсюда мне будет ближе к небу, чтобы летать. Решил стать летчиком-испытателем, среди которых много маевцев. Жил в общежитии, учился и летал в Тушине, в Коломне, сначала на планерах, потом на самолетах. Но что такое, живя в Москве, летать на самолетах? Это надо было ездить на электричке в Коломну за 120 км, потом на трамвае, с пробежкой до Москвы-реки, переправа на пароме и несколько километров на попутке до аэродрома. И вот тогда действительно проверялась и закреплялась моя любовь к небу. Много видел романтиков, которые не выдерживали этого пути. Полеты мне тоже легко не давались: меня укачивало при полетах в зону на пилотаж. Терпел, скрывал, приходилось даже рвать за пазуху, в перчатки, но почему-то верил, что смогу летать. На третьем курсе у нас в группе состоялась встреча с писателями, которую организовала наш любимый преподаватель Анастасия Михайловна Науменко. Среди них был Геннадий Семенихин, который рассказывал о встречах с космонавтами и поездках с ними по стране и за рубежом. Кто-то из ребят сказал: «Вот у нас Валентин подходит в космонавты, мог бы он написать заявление на имя Гагарина, а вы бы его передали?» Он согласился, я написал. Это было начало. Ответа я не получил. Конечно, сколько в то время было желающих лететь в космос, тем более я был еще студентом.

То было яркое время первых полетов наших космонавтов. И зародилась новая мечта, тем более моя будущая профессия «инженер летательных аппаратов» для работы на предприятиях, где создается такая техника.

И в 1965 году 25 мая еще студентом V курса я был вызван на комиссию к Бородину Константину Федоровичу. Никогда не забуду первую встречу с этим прекрасным человеком, который поверил в меня и в дальнейшем поддержал. Приехал. Захожу в приемную перед кабинетом. Смотрю, сидит человек десять молодых офицеров — летчиков и штурманов. Константин Федорович строго встретил и предупредил, что я не должен говорить, с какой целью прохожу комиссию, иначе на этом все закончится. Остальные, видимо, также были предупреждены, потому что слово «космос» не произносилось. Говорили между собой с ребятами обо всем, только не об этом. Волновались, но пока было все нормально. А как дошло до терапевта, мои старые проблемы от встреч с его коллегами при поступлении в училище сказались. Давление 130/80, пульс — 84. По сегодняшним меркам это нормально. Но тогда отбирать старались с большим запасом прочности. Заключение: не годен к дальнейшему обследованию. Иду к Бородину. Он говорит: «Давай приезжай в конце лета, где-нибудь в августе, попробуем еще раз посмотреть». Летом был в военных лагерях в Подмосковье. Там решил себя основательно закалить. Каждое утро бегал не просто на зарядку, а пробегал километров пять, а затем купался в росе, скатываясь бочонком с небольшого холма, густо поросшего травой. В лагере здорово окреп.

В середине августа вызвали меня на комиссию. Как сейчас помню: иду я к станции через поле ржи по тропе, а чтобы ногам было приятно и легко, снял сапоги, повесил через плечо. Вокруг колышется золото спелого хлеба. В синеве неба высоко висят жаворонки.

Купаюсь в густом теплом аромате запахов земли. Красота необыкновенная! А я в солдатской форме на босу ногу с тремя лычками сержанта шагаю к электричке в космонавты. Прохожу комиссию, и снова забраковали. И так было восемь раз. Только в 1972 году я был наконец зачислен в отряд. А все эти годы работал в КБ, начиная с первых кораблей «Союз», учился в аспирантуре, летал на реактивных самолетах ДОСААФ в Новом Айдаре на Украине, на вертолетах в Вязниках и готовил себя. Через год, в 1973 году, мы с Петей Климуком выполнили космический полет на корабле «Союз-13».

Мне шел 32-й год. После первого полета девять лет пришлось идти ко второму полету. Несколько лет я даже не числился в экипаже, работал просто инженером и в то же время носил звание космонавта. Бывали такие минуты, прямо скажу, трудно было носить это звание. Ведь мне много приходилось ездить по стране, и люди, все окружающие относились ко мне как к космонавту: задавали вопросы, интересовались полетами, проблемами, а я их уже не ощущал. Я потерял чувство космоса… И вот тогда я подключился к работе, постарался как можно больше выложиться, и у меня возникло новое понимание задач освоения космоса — это стремление окупить свой полет.

В конце дня провел регистрацию по работе своего сердца на французском приборе «Эхограф», что делал Жан Лу Кретьен, с записью еремной вены и сонной артерии на видеокассету. Прибор очень удобный. Вся регистрируемая информация выводится на экран, где можно видеть срез сосуда или митрального клапана, аорты с электрокардиограммой их сокращений, и при необходимости все это можно записать на видеомагнитофон. При этом есть возможность акустического поиска и контроля их работы через наушники. Работать удобно и легко. Сегодня снова перекомпоновывал и настраивал ЭФО для того, чтобы хоть как-то можно было с ним работать. Вечером ремонтировал блок раздачи и подогрева, замучил он нас. Пришлось снимать с него изоляцию, так как она намокает, когда мы готовим пищу, при подтекании воды из кранов, и блок, перегреваясь, выходит из строя. Интересные заметил моменты: брал раскрытую газету, крутил ее, она вращалась, но не складывалась. В приборе «Фитон» стручки растения арабидобсис созрели, лопнули, дали семена, они как мелкие зубки у рыбы.

17 АВГУСТА

Днем делали эксперимент «Поза», занимались хозяйственными делами. Сегодня в 10 часов вечера мы прошли рубеж Романенко и Гречко — 96 суток полета. Помню, когда они готовились к этому самому длительному полету в истории (до этого был рекордный полет американских астронавтов на «Скайлэбе» — 84 суток), как-то вечером в профилактории Звездного мы с Жорой пили чай, я смотрел на него сочувственно и думал: «96 суток ему придется быть там, в космосе», — и мысленно хотелось представить, что это такое, опираясь на опыт своего восьмисуточного полета с Петром Климуком на «Союзе-13». Я и не знал и не мог подумать в то время, что мне уже самому придется перекрывать эту дистанцию больше чем в два раза.

В производстве, спорте рекорд подчас во многом предопределен инженерным расчетом или планом тренировок. В космическом полете за рекордом стоит где-то все время неизвестность. Главное в возможностях человека, от него зависящих и неожиданных, как, например, сердечный приступ, почечная колика, зубная боль и т. д.

Можно уже гордиться. Теперь в космосе дольше нас работали только Ляхов, Рюмин, Попов, Коваленок, Иванченков. Следующий теперь рубеж — 140 суток, полет Коваленка с Иванченковым. Вчера попросил давать нам старую музыку в эфир — танго, фокстрот, Русланову и т. д. И не представлял, что так приятно ее слушать. Ведь это музыка и песни наших родителей и нашего детства. Столько нахлынуло воспоминаний, как наши близкие отмечали праздники в тесноте барачных комнат и коммунальных квартир, все вместе под патефон, но это было так весело и дружно, что трудно сейчас бывает почувствовать, встретить при возросшем благополучии ту атмосферу, которая была раньше.

18 АВГУСТА

Проснулся в 6 часов утра, а чувство такое, что выспался, и 2 часа лежал, мечтал о том, как мы с семьей после полета поедем отдыхать. Встали в 8 часов и стали готовить станцию к встрече гостей. Сегодня на связи Володя — спокойный парень, но или стесняется, или еще что — обращается к нам с выдачей команд нерешительно и, бывает, путается. Я ему сказал об этом, и он, кажется, без обиды, понял. Днем выполняли тест транспортного корабля с расчетом установок для выполнения автоматического управляемого спуска. Правда, некоторые тонкости уже подзабылись, но тест прошел хорошо. Днем много снимал, видел сегодня впервые по-настоящему Антарктиду — большой белый массив гористого материка на удалении около 1,5 тысячи километров, который я вначале принял за гигантский айсберг. Хорошо было видно.

В «Фитоне» одни стручки подсохли и дали семена, и появились новые, зеленые стручки. Это здорово. Растет горох в «Оазисе» толстоствольный, кривой, как саксаул, только медленно поднимается, нижние его листочки стали подсыхать, есть усы. В «Светоблоке» растут томаты. Интересно, до каких размеров вырастут, сейчас 60–70 мм. Вечером был сеанс связи с семьями. Моя Люся отдыхает в Пицунде с Виталиком, поэтому пришла только Лида, жена Толи. Ничего. Скоро будут ребята и привезут письма.