Дженет Уинтерсон - Страсть

• Название: Страсть
• Автор: Дженет Уинтерсон
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2002
• ISBN: 5-699-01876-X

«Страсть: страданье, муки, маета, мученье, телесная боль, душевная скорбь, тоска; подвиг, сознательно принятые на себя тяготы, мученичество». Так нам говорит словарь Даля. Но роман Дженет Уинтерсон — бесспорной звезды британской литературы конца XX века — не только об этом. Страстны влечения пола, азартная игра, война, любовь к матери и своей стране.

Один из маленьких шедевров современной европейской литературы, роман «Страсть» — впервые на русском языке.

---

Ее муж имел дело только с редкостями; он никогда не покупал того, чем мог владеть кто-то другой.

Может, он купит мое сердце и подарит его ей?

Я уже ставила его на кон девять ночей. В то утро я ушла, не сказав ей, что мы больше никогда не увидимся. Просто не стала договариваться о встрече. Она не принуждала меня. Она часто говорила, что с возрастом взяла от жизни все, что могла, и большего не ждет.

И я ушла.

Когда мне хотелось вернуться к ней, я шла в Игорный дом и смотрела на какого-нибудь глупца, унижавшегося за игровым столом. Я могла бы выиграть еще одну ночь, еще немного унизиться, но после десятой были бы одиннадцатая и двенадцатая, а потом я оказалась бы в том безмолвном месте, где больно от того, чего всегда не хватает. В безмолвном месте, где голодают дети. Она любила своего мужа.

Я решила выйти замуж.

Был человек, который давно хотел меня; человек, которому я отказывала, проклинала его. Человек, которого я презирала. Богатый человек с жирными пальцами. Ему нравилось, что я одевалась мальчиком. А мне всегда нравилось одеваться мальчиком. Это нас сближало.

Он приходил в Игорный дом каждый вечер, играл по-крупному, но никогда не ставил на кон то, что было ему слишком дорого. Он не был глупцом. Он хватал меня своими ужасными руками, кончики пальцев его казались набухшими гнойниками, и спрашивал, не передумала ли я. Говорил, что мы сможем путешествовать по миру. Мы трое. Он, я и мой гульфик.

Город, в котором я родилась, постоянно меняется. Он не всегда сохраняет размеры. По ночам улицы появляются и исчезают, а в суше пробиваются новые каналы. Иногда бывает невозможно пройти из одного места в другое, потому что путь кажется бесконечным, а иногда можешь обойти свое королевство за минуту, как владения какого-нибудь карманного принца.

Мне начинало видеться, что в городе остались лишь два человека: они ощущают присутствие друг друга, но никак не могут встретиться. Выходя на улицу, я надеялась и смертельно боялась увидеть этого другого. Во всех незнакомых лицах я различала одно лицо, а в зеркале видела свое собственное.

Мир.

Конечно, мир достаточно широк, чтобы ходить по нему без опаски.

Мы поженились без всякой церемонии и тут же уехали — сначала во Францию, потом в Испанию, потом даже в Константинополь. Он крепко держал слово, и каждый месяц я пила кофе в другой стране.

В одном городе, где всегда стоит хорошая погода, жил молодой еврей, который любил пить кофе под открытым небом и наблюдать за прохожими. Он видел моряков, путешественников, женщин с лебедями в волосах и все мыслимые и немыслимые развлечения.

Однажды он увидел молодую женщину, быстро шедшую мимо; одежда так и летела за ней.

Она была красива; молодой человек знал, что красота делает людей отзывчивыми, поэтому попросил ее ненадолго остановиться и выпить с ним кофе.

— Я убегаю, — сказала она.

— От кого?

— От себя.

Но она все же согласилась посидеть с ним, потому что была одинока.

Его звали Сальвадор.

Они говорили о горных хребтах и опере. Говорили о животных с железным мехом, которые могут плавать по рекам, не поднимаясь наверх, чтобы глотнуть воздуха. О неслыханно дорогой вещи, которая есть у каждого и хранится в тайнике.

— Вот она, — сказал Сальвадор. — Гляньте-ка сюда. — С этими словами он вынул коробочку с эмалью снаружи и бархатом внутри, и на этом бархате лежало его сердце.

— Отдайте мне взамен ваше.

Но женщина не могла сделать этого, потому что путешествовала без сердца; оно билось в другом месте.

Она поблагодарила молодого человека и вернулась к мужу, руки которого ползали по ее телу, как крабы.

А молодой человек часто думал о красивой женщине, представшей перед ним в солнечный день, когда дул такой ветер, что ее серьги плавниками сдувало в стороны.

Мы путешествовали два года; потом я украла все деньги, что у него были, прихватила часы и бросила его. Я оделась мальчиком, чтобы не узнали, и пока он храпел, вылакав бутылку красного вина и сожрав половину гуся, скрылась в темноте, которая всегда была мне другом.

Я бралась за любую работу — на кораблях, в роскошных дворцах, я научилась говорить на пяти языках и не возвращалась в город своей судьбы целых три года. Но затем, повинуясь капризу, села на судно домой, потому что хотела вернуть свое сердце. Следовало быть умнее — город сжимался, и возвращаться в него оказалось слишком рискованно. Муж тут же нашел меня. Гнев обобранного и брошенного супруга ничуть не смягчился, хотя к тому времени он жил уже с другой женщиной.

Его друг, умудренный опытом человек, предложил решить наши разногласия с помощью небольшого пари. Мы должны сыграть в карты, и если выиграю я, то получу полную свободу и достаточно денег, чтобы ею пользоваться. Если я проиграю, муж получит право сделать со мной все, что ему захочется, — за исключением принуждения к сожительству и убийства.

Разве был у меня выбор?

В то время я думала, что просто плохо играла, но позже случайно узнала: колода крапленая, исход пари предопределен с самого начала. Я уже говорила: мой муж глупцом не был.

Меня подвел валет червей.

Проиграв, я решила, что муж запрет меня в доме и на том дело кончится, но он заставил меня ждать три дня, а потом прислал записку с требованием явиться на встречу.

Когда я пришла, он был с другом и офицером высокого ранга — французом, который потом оказался генералом Мюратом.

Этот офицер смерил придирчивым взглядом мое платье, а потом попросил переодеться. Увидев меня в наряде мальчика, пришел в восторг, извлек большой саквояж и положил его на стол между собой и моим мужем.

— Тут сумма, о которой мы договорились, — сказал он.

Мой муж трясущимися руками пересчитал деньги.

Он продал меня.

Мне пришлось пойти за армией и стать любимой игрушкой генералов.

Мюрат заверил, что это для меня немалая честь.

Они не дали мне времени забрать свое сердце. Только вещи. Но я им благодарна; здесь — не подходящее для сердца место.

Она умолкла. Мы с Патриком не говорили ни слова, не шевелились, даже чтобы уберечь от огня пятки. Именно она прервала молчание.

— Дайте мне этого адского зелья. Рассказ заслуживает награды.

Она казалась беспечной; тень исчезла с ее лица, но, похоже, перебралась на мое.

Она никогда не полюбит меня.

Я нашел ее слишком поздно.

Я хотел подробнее расспросить женщину о ее городе на воде, который никогда не остается прежним, хотел увидеть ее глаза, в которых горела любовь если не ко мне, то к чему-то другому, но она расстелила шубу на полу и собралась спать. Я осторожно приложил ладонь к ее щеке, и женщина улыбнулась, прочитав мои мысли.

— Когда мы одолеем эти снега, я привезу тебя в город масок, и ты найдешь ту, что придется тебе по душе.

Еще одну. На мне уже есть маска. Маска и костюм солдата.

Нет. Я хочу домой.

Пока мы спали, снова пошел снег. Утром мы не смогли открыть дверь. Ни я, ни Патрик, ни мы втроем. Понадобилось выламывать бревно из треснувшей стены, и поскольку я был самым худым, лезть в дыру пришлось мне. При этом я уткнулся лицом в сугроб выше человеческого роста.

Потом я начал раскапывать руками это колдовское месиво, которое манит погрузиться в него с головой и забыть обо всем на свете. Снег не кажется холодным; складывается впечатление, что у него вообще нет температуры. Когда он падает, и ты ловишь руками эти кусочки пустоты, как-то не верится, что они могут сделать кому-нибудь больно. Кажется невозможным, что простое умножение может что-то изменить.

А может, и нет. Даже Бонапарт начинал понимать значение количества. В этой безбрежной стране слишком много миль, людей и снежинок — нас на всех не хватило.

Я снял перчатки, чтобы они не промокли, и смотрел, как мои руки сначала покраснели, затем побелели, затем приобрели красивый синий цвет, а вены стали пурпурными, как анемоны. Я чувствовал, что у меня замерзают легкие.

Дома, на ферме, полуночный мороз серебрит землю и закаляет звезды. Тамошний холод обжигает, как удар плети, но не чувствуешь, что коченеют внутренности. Что воздух, которым дышишь, схватывает потоки и туманы и превращает их в ледяные озера. Когда я делал вдох, то ощущал себя мумией.

Большая часть утра ушла у меня на то, чтобы отбросить снег и освободить дверь. Мы взяли порох, немного еды и продолжили путь в сторону Польши, или герцогства Варшавского, как назвал ее Наполеон. Мы собирались перейти границу, затем спуститься в Австрию, пересечь Дунай и добраться до Венеции… или Триеста, если порты будут блокированы вражеским флотом. Нам предстояло путешествие длиной в тысячу триста миль.

Вилланель умела обращаться с картой и компасом; одно из преимуществ жизни с генералами, как она говорила.

Из-за снежных заносов мы продвигались медленнее, чем прежде; через две недели от нас осталось бы одно воспоминание, если б не вынужденный крюк, что вывел нас к нескольким избушкам в стороне от обеих армий. Увидев поднимавшийся вдалеке дымок, мы решили, что это еще одна деревня, принесшая себя в жертву, но Патрик поклялся, что видит не развалины, а коньки крыш; оставалось надеяться, что нас ведет не злой дух. Окажись деревня сожженной, солдаты были бы неподалеку.