Иоанна Хмелевская - Опасный возраст

• Название: Опасный возраст
• Автор: Иоанна Хмелевская
• Издательство: Фантом Пресс Интер В.М.
• Жанр: Публицистика
• Год: 1996

Copyright:

© Joanna Chmielewska «Autobiografia», 1993-1995

© Фантом Пресс Интер В.М., оформление, 1996

© Издательство «Фантом Пресс Интер В.М.».

издание на русском языке 1996

© Селиванова В.С., перевод с польского (глава 2 — продолжение)

© Колташева И.Н., перевод с польского (глава 3)

© House Publishing House «SC», оцифровка, 2005

e-mail: [email protected]

http://www.hphsc.narod.ru

---

Сто пятьдесят один километр я ехала почти пять часов. Через час сорок снова стемнело. В Пренцлау перестала отличать проезжую часть от тротуара, но и себя ощущала одним целым с машиной, что прекрасно. Мы остановились, решили съесть обед, хотя время было вечернее и полагался скорее ужин.

В кафе появилась проблема. Ни Томек, ни я не говорили по-немецки, а хотелось только горячего мяса, лучше говядины. Wurst?.. Никакое не «Wurst» — это колбаса, а мы не хотим колбасы. Желаем добрую котлету, в крайнем случае печень под соусом.

К счастью, мне вспомнились лингвистические упражнения в Дании. На работе меня спросили по-датски, как по-польски будет «dumme swine»? Только дебил не понял бы.

— Глупая свинья, — ответила я.

Все с энтузиазмом заучили эти слова.

Минутку, пожалуй, я опять чуть-чуть отступлю от темы, хотя понимаю, что делаю это в драматический момент. В связи с глупой свиньей я услышала две датские шутки, передам их в авторизованном переводе.

Некий господин отправился в отпуск, вернулся, на работе спрашивают:

— Где ты был?

— В Париже.

— О, gammle swine…

— Да нет же, я был с женой!

— О, dumme swine!

Поясняю: «gammle» значит «старый». Вместе: старая свинья.

Вторая шутка.

Хмырь работает у фермера, приходит за оплатой, вздохнув, говорит:

— Пожалуй, придется купить себе велосипед…

Через месяц приходит снова, берет деньги:

— А все-таки этот велосипед надо купить…Приходит еще через месяц, берет деньги, фермер говорит:

— Я тебе отказываю. У меня уже не работаешь.

— Почему?!

— Хватит с меня болтовни про велосипед…

Почти английский юмор. Возвращаюсь к лингвистическим достижениям. Как-то мы с Мартином совсем спятили на тушеной грудинке с майораном, я взялась приготовить блюдо, пошла к мяснику, показала пальцем на витрину и произнесла:

— Longo swine, please.

«Длинной свиньей» людоеды в Австралии называли вроде бы белого человека. Мясник, по-видимому, не бывал в Австралии, не раздумывая долго, взял грудинку и отрезал, сколько надо. Вспомнив это лингвистическое достижение, я решительно потребовала:

— Warme Schwein, bitte [28].

И пожалуйста, поняли сразу. Томек смотрел на меня с набожным восхищением. Не помню, что дали, котлету из грудинки или говяжий гуляш, во всяком случае мы вполне удовлетворили свои потребности.

Сил у меня прибавилось, и мы двинулись в дальнейший путь.

Гололедица кончилась, зато когда я выезжала на берлинскую автостраду, буйствовала снежная вьюга. Выезд крутой и сложный, я засомневалась, верное ли направление удалось избрать.

— Томек, что там должно быть? Ты ведь записал названия. Ей-Богу, не уверена, не едем ли мы на Берлин!

Появились указатели, я замедлила, читали с трудом, все залепило снегом.

— Господи, ничего подобного у меня нет! — всполошился Томек. — Такого названия здесь не должно быть! Куда мы едем?!

Ни один указатель не совпадал. Я продолжала ехать вперед — ничего другого не оставалось; что я видела в снежном вихре, не скажу — нельзя же выражаться. Впечатление такое, что я — единственная на всей трассе, и при мысли, что мы прем на Берлин, волосы на голове шевелились. До самой надписи «Государственная граница» я так и не была уверена, куда еду — в Польшу или в глубь ГДР.

Не помню, в котором часу оказалась на родине. В пункте таможенного контроля…

Кстати, расскажу еще кое-что — впечатления исторические. Я купила «опель» в ФРГ. Оказалось, ФРГ не признает ГДР, а посему ГДР не признает ФРГ. Из этого следует, в ГДР не признают фээргэвских автомобильных номеров. На границе, в Варнемюнде, от меня потребовали сменить номер на гэдээровский, всучив металлическую табличку с номером для замены.

От личного участия в очередном идиотизме я отказалась с помощью разъяренной фразы:

— Ich habe keine Instrumenten!

Сие означало, что у меня нет отвертки.

Кто прикрепил номер, не имею понятия, я к этому не притронулась и пальцем. По дороге я все намеревалась отвинтить этот бессмысленный номер и выбросить в кювет, а прикрепить нормальный номер, соответствующий регистрационному свидетельству! Не преследуй нас жуткие атмосферные условия, непременно выполнила бы этот финт. И готовилась поклясться: ничего знать не знаю — дали мне номер в Гамбурге согласно документам, и вообще, о чем речь? Простить себе не могу, что сперва гололед, а потом кошмарная метель не позволили осуществить творческие поползновения!

В таможенном пункте меня ждали Войтек и Ежи, не потому что так по мне соскучились, — опасались, не придется ли сразу платить пошлину. Войтек на всякий случай приехал с деньгами, а мой сын сопровождал его из удовольствия.

— Я тебя сразу узнал — не выключила дальний свет за шлагбаумом, — встретил меня дорогой ребенок.

— Вы все вписали в таможенную декларацию? — осведомился таможенник вежливо.

— Пожалуй, все, — неуверенно сообщила я. — Может, мелочи какие…

— Лезвия привезла? — оживился Войтек.

— Вот именно, забыла об этом… — обратилась я к таможеннику.

— А носки привезла? — осведомился Ежи.

— Ну вот, и об этом забыла.

— Рубашки привезла?..

— Заткнитесь! — яростно шипела я в сторонке.

Не собиралась провозить контрабанду, но как человек может упомнить все шмотье, скопившееся за год с липшим пребывания и работы в другой стране! Да еще рождественские подарки! Черт знает, не придерутся ли…

Никто не придрался, воцарилась всеобщая дружба, за руль сел Войтек. Томек перебрался назад, оберегать свой глобус — как бы Ежи его не помял. Гэдээровский гололед застрял во мне занозой, хотя в Польше виднелись повсюду лишь мощные снежные заносы и на некоторых участках дороги укатанный снежный покров.

— Медленней, — ярилась я. — Медленней, черт побери! Куда спешишь, поворот, скользко, мало тебе «шкоды»?! Медленней!!!..

Моя паника передалась сидевшим сзади, Войтек не выдержал общего хора, в Гожове Великопольском остановились на кофе, после чего мы с ним поменялись. Несмотря ни на что, все-таки я за рулем чувствовала себя уверенней.

В Варшаву мы добрались в полдень. Я провела за рулем без перерыва двадцать девять часов, доехала благополучно — на ослепительной лакировке ни царапины. Дала себе торжественную клятву неделю не садиться за руль. Ну и в тот же день отправили меня на Грохов за рыбой.

Тоска по родине и драгоценным близким в быстром темпе начала угасать.

* * *

Кажется, весь год пребывания дома между первой поездкой в Данию и второй преобладали события сугубо личные. Очередности не упомню, лучше в памяти сохранилось их значение. Прежде всего, в моей квартире печи заменили наконец электрообогревателями. Сподвигся на такое самопожертвование Войтек, инспирированный Аней еще до моего приезда. Аня придерживалась того мнения, что позитивные Войтековы чувства нуждались в доказательствах. Удалось-таки ей его убедить, по-видимому, еще нуждался во мне. Все установки были водружены руками спецов, и угольные мытарства наконец кончились.

Этот уголь, подводя итоги, можно сказать, отравил мне полжизни. Кроме того, что довольно дорого стоил, изводил вечной проблемой — кому носить. Геня, домработница, отказалась наотрез, носил Ежи, потом появился Войтек, и тут я призадумалась. Заставлять носить бедного тринадцатилетнего ребенка, обслуживая взрослого бугая, или пусть носит несчастный сожитель, обслуживая неплохо подросшего и распоясавшегося сопляка. Не разрешила противоречия, пошла на компромисс — носили оба, по очереди, а я старалась лишь следить более или менее за соблюдением справедливости. Электрическое отопление развязало мне руки.

Аня спровоцировала еще одну проблему касательно ребенка, то есть Ежи, в полной невинности сердца и без всякого злого умысла. Речь шла о земле для цветов. Знакомые, друзья и родные разделились на два лагеря, и между ними едва не начались военные действия.

Я всегда придерживалась мнения, а после Дании особенно, что дети должны немного зарабатывать на собственные нужды, не требовать с родителей, а своими силами обеспечивать себе мелкие развлечения и покупки. При нашем строе школьники не имели никаких шансов на самостоятельность, меня бесил этот деморализующий идиотизм, и в педагогических целях даже пыталась обеспечить некоторые возможности для Ежи.

Аня располагала большим балконом и двумя огромными ящиками для цветов. Ее муж категорически отказывался добывать землю, сама она принесла два ведерка, высыпала их в ящик и впала в отчаяние.

— Слушай, — пожаловалась она, — все пропало! Эти ведра меня придавили, я задохнулась, чуть не померла, а в ящике горсточка земли! У меня руки опускаются, найму кого-нибудь…

— Ежи вырос большой и сильный, — начала я. — Наносит тебе земли, сейчас спрошу у него.