Патрик де Фюнес - Луи де Фюнес: Не говорите обо мне слишком много, дети мои!

• Название: Луи де Фюнес: Не говорите обо мне слишком много, дети мои!
• Автор: Патрик де Фюнес
• Издательство: Текст
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-7516-0650-3

Всем известен актер Луи де Фюнес и его роли; но каким был Фюнес-человек, всегда чуравшийся публичности, мало кто знает; к тому же отрицательные черты его персонажей — глупость, жадность и вздорный нрав — зачастую проецировались на его личность. Эта книга предоставляет читателю редкую возможность: увидеть подлинного Луи де Фюнеса глазами самых близких ему людей, его сыновей Патрика и Оливье, приоткрыть завесу над частной жизнью великого комика, побывать на его творческой «кухне», узнать, как складывались его отношения с партнерами по фильмам — Жаном Маре, Бурвилем, Жаном Габеном и другими звездами первой величины. В искреннем и проникновенном рассказе перед читателем предстает человек, самозабвенно преданный искусству.

---

Он удивлялся, как мог этот комик подчиняться продюсерам, заставлявшим его играть скетчи без зрителей, то есть, как он говорил, «замыливаться».

— В пресловутом «22 в Аньере» он играл свою обычную роль, а также роль телефонистки. На сцене это выглядело замечательно, ибо его невозможно было представить в женской роли. А тут ничего не получалось: все и так было понятно! Да еще полное отсутствие ритма между репликами. Если хочешь нравиться своему зрителю, его надо удивлять. При этом он не должен догадываться о тех изменениях, которые ты внес в свою игру. Завтра я никогда не стану играть как Ален Кюни[15], например…

Он мне часто говорил об этом актере, чтобы рассмешить, ибо находил его игру скверной:

— Видеть его два с половиной часа на сцене — то еще испытание. У него такая постная рожа! На то, чтобы пойти открыть дверь, у него уходит пять минут. И столько же, чтобы вернуться! Представляешь?

9. Спасем замок!

Патрик

Верхом оптимизма у отца была фраза: «Когда я умру…» В своем завещании тетка Мари решила осчастливить всех. Матери досталась половина замка в Клермоне, две или три фермы и кое-какие драгоценности. Остальное поделили шестеро других наследников. Заброшенный уже шесть лет тому назад, замок разрушался с каждым днем все больше.

— А что, если тебе выкупить их долю? — спросил отец.

Мама согласилась договориться с другими наследниками, предложив им свои фермы и драгоценности в обмен на вторую половину замка. В 1967 году в результате долгих переговоров весь замок стал нашим.

Затея была поистине неподъемная, но отца это не смущало. Ему в любом случае нужно было вложить деньги в проект, чтобы отгородить себя высокими стенами от поклонников, осаждавших его после триумфа в «Большой прогулке». Теперь уединение стало для него насущной необходимостью. Он стремился спрятаться от любопытных воскресных фотографов, готовых на все, чтобы снять его. С другой стороны, ему не хотелось отдыхать в местах, где любят бывать богачи, как, например, в Сен-Тропе. Вся жизнь Брижит Бардо на вилле «Мадраг» была исковеркана осаждавшими ее прогулочными катерами, а когда она шла купаться, то тотчас попадала в объектив фотографов.

Не привлекала его и компания любителей аперитива или стрелков по мишеням на одной из вилл в Любероне. Другие звезды покупали ради своего спокойствия дома за границей, а он предпочитал жить во Франции.

Однажды мы отправились полюбоваться своим новым жильем в новехоньком «ягуаре». Почему отец приобрел эту роскошную машину, столь противоречащую его скромным вкусам? Просто-напросто из-за двух ничем не связанных обстоятельств: своей левой ноги и Робера Дери. После съемок в 1955 году в картине «Ах, прекрасные вакханки!» отец впервые получил главную роль в пьесе Жоржа Соннье «Поппи». Ее играли в театре «Ар», небольшом зале, ныне не существующем, на улице Рошешуар. Он играл папашу-неаполитанца, закрывающего глаза на поведение дочери, которая продает себя направо и налево немецким, а потом американским солдатам. На премьере его скосила страшная боль в левом колене. Он свалился на пол и не мог подняться! Пришлось опустить занавес и отменить следующие представления. Рентгенолог впрыснул в больной сустав воздух и покрутил ногу во все стороны. По окончании этой пытки отцу сообщили, что он порвал мениск. Требовалась срочная операция. Хорошо знавший Мольера отец с недоверием отнесся к обещаниям скорого выздоровления.

Госпожа Рубежански, хозяйка театра, посещала его ежедневно и баловала нас с Оливье конфетами и шоколадом. Не имея сил прогнать такую милую особу, отец предложил установить на сцене кровать, чтобы играть лежа. Критики сочли пьесу аморальной, но восхищались талантом Луи де Фюнеса и изобретательностью режиссера.

Он принимал по часу в день ледяную ванну (так поступают с лошадьми), затем тщательно бинтовал ногу. И вскоре обратил внимание, что боль особенно усиливается после того, как он посидит за рулем.

— Если я хочу продолжать играть, дети мои, мне не следует нажимать на сцепление.

Фиолетовую машину марки «ДС-19» обменяли на черный полуавтомат «ДС», в точности такой, каким он пользовался в «Раввине Якове». Постепенно нога стала проходить, хотя и случился рецидив на «Большом вальсе», когда он танцевал севилиану.

В «Большой прогулке» Колетт Броссе играла маленькую роль хозяйки гостиницы и была занята на съемках всего три дня, после чего хотела отправиться отдыхать на Юго-Запад. Но съемки затягивались, и Роберу Дери пришлось уехать раньше нее, чтобы устроиться в снятом доме. Это была настоящая драма для таких голубков-неразлучников. Но о том, чтобы она оставила его одного на уик-энд, не могло быть и речи. Заказав билет на самолет до Биаррица на вечер пятницы, она после дня репетиций сцены «Мой конёк — постельное белье» опаздывала на самолет. Ехать, чтобы добраться до аэровокзала «Инвалиды», несколько минут. Отец как раз вышел следом за ней из студии, тоже куда-то опаздывая, и увидел ее, как она тщетно пытается поймать такси. «Садись. Я тебя подброшу, давай быстро, я тоже спешу!» Колетт не заставила себя ждать. Сев рядом с ним, она надеялась, что отец тотчас рванет с места. Но его «ДС» продолжала стоять на месте, а он не собирался жать на газ и лишь задумчиво смотрел вперед.

— Что ты медлишь, Луи, я опаздываю!

— Я жду, когда она закончит подниматься.

— Кто?

— Машина!

Машины этой марки, как было обозначено в проспекте, имели гидропневматические подвески, которые поднимались, когда запускали мотор, а затем опускались, чтобы стабилизироваться. Под впечатлением этой техники отец никогда не выруливал, не дождавшись завершения всего цикла, хотя это не имело никакого значения.

Колетт успела на самолет, но в последнюю минуту.

— Не может быть! — воскликнул Робер, услышав ее рассказ. — Он больше не должен ею пользоваться!

И стал донимать отца:

— Луи, купи «ягуара»! Увидишь, у тебя не будет никаких проблем. Тебе даже не придется переключать скорости!

— Но такая, как в фильме, не годится! В нее не влезет багаж! (Они снимали тогда «Маленького купальщика».)

— Да нет же, это седан.

— На кого я буду в ней похож? Подобные роскошные машины не для меня. Я не люблю шиковать!

— Зато будешь в безопасности. Она сделана из очень хорошего металла. К тому же у нее такая же приборная доска, что и в машине, на которой ты ездишь в фильме.

— Мне не по душе ездить на иномарке. Ну ладно, раз ты так считаешь…

Вот каким образом мы оказались в то утро в новеньком «ягуаре» на пути в Клермон. Робер, правда, скрыл от нас, сколько литров бензина пожирает эта машина. Как и в автомобиле хозяина «Маленького купальщика» месье Фуршома, на панели управления были тумблеры от двух раздельных баков.

— Ну вот, наконец-то видны крыши Шартрского собора! — воскликнул отец, делая очередной вираж. — Нет, вы только подумайте, левый бак уже пуст! Эта машина меня разорит! Придется переключиться на правый. Каким тумблером надо воспользоваться?

— Справа, папа!

— Где это справа?

— Под правым циферблатом, посредине.

— Его надо поднять или опустить?

— Опустить.

— О-ля-ля! Надо быть инженером, чтобы управлять этим барахлом! Слишком сложно для меня. И к тому же она качается и менее устойчива на шоссе, чем любая телега. Лучше заправимся сейчас, не дожидаясь, когда и этот бак опустеет!

Останавливаться для заправки приходилось чаще, чем на «ДС». Заправщики узнавали отца на каждой станции. Приходилось давать автографы, в чем он никогда не отказывал.

— Жанна, сядь за руль. Ты сама попросишь, чтобы залили полный бак. Так меня не заметят.

Он съеживался на пассажирском сиденье, но это выглядело еще хуже! Повторялась сцена из «Разини», когда Сароян прячется в своем «ягуаре» и звонит Бурвилю, находящемуся рядом в «кадиллаке»!

— В конце концов, дети мои, это лучше, чем иметь неподвижную ногу на всю жизнь и распрощаться с карьерой!

Так мы доезжали до Coсюр-Юзин и таверны «Корзина с цветами», где неизменно останавливались, чтобы закусить.

— Вы не застали Шарля Трене! [16] Он только что уехал, — сказала нам в тот день хозяйка, свертывая в рулон бумажную скатерть. — Он написал тут целую поэму.

— Вы же не собираетесь ее выбросить? Лучше поместите в рамку! — запротестовал отец.

— Вы так считаете? Ладно, сохраним ее!

Моя мама обожала этого «поющего безумца», как его называли. Отец же, помимо Мориса Шевалье, отдавал предпочтение Луи Армстронгу, Нату Кингу Коулу и Фрэнку Синатре.

Отведав хорошо прожаренных лягушачьих ножек с рисом, под винцо из долины Луары, мы продолжали свой путь. В те времена не было алкотеста. Мама садилась за руль: это успокаивало отца. О том, чтобы дать порулить мне, не могло быть и речи. Когда я вел машину, он не спускал глаз со спидометра и жал на несуществующий тормоз на каждой развилке с криком: «Осторожнее!» Но мне все равно не нравилась коробка передач. Миновав Шантосе-сюр-Луар и замок Синей Бороды, а затем Ансенис, мы наконец достигали вершины Удонского холма.