Петер Слотердайк - Критика цинического разума

• Название: Критика цинического разума
• Автор: Петер Слотердайк
• Жанр: Философия
• Год: 2001

---

Буржуазно-позитивистская фракция Просвещения издавна чув­ствовала себя весьма неуютно, понимая, какие необозримые перс­пективы открывает новая категория бессознательного, сулящая пол­ный переворот во взглядах. С ее помощью мотив постижения самого себя предстал в таком виде, который мог не нравиться тем, кто счи­тал себя представителями цивилизованного общества. Если верно, что под каждым Я существует бессознательное, подкапывающе­еся под него, то придется распроститься с представлением о независимости и суверенности сознания, полагающего, что оно зна­ет себя, а потому может дать себе оценку. «Бессознательное» затро­нуло культурный нарциссизм всех классов общества. В то же время его открытие разрушило основу доныне существовавшей филосо­фии сознания. Отныне слово «наивность» обретает новый смысл,

глубокий, как пропасть,— ведь глубина пропасти лучше всех видна тому, кто повис над ней и заглянул в нее.

Должно быть, о чем-то подобном смутно догадывался Фрейд, которому принадлежит часто цитируемый афоризм о «трех болез­ненных переживаниях», которые доставило самочувствию человека развитие познания в Новое время: коперниканский переворот, ли­шивший Землю положения в центре Вселенной; дарвиновское уче­ние о происхождении видов, которое включило человека в цепь ви­дов животных и зафиксировало его наводящее на тревожные раз­мышления родство с обезьянами; и наконец, психоанализ, который вдребезги разбил наивное мнение о том, что каждое Я должно луч­ше всех знать само себя — благодаря непосредственной близости. Отныне обнаружилось, что каждый — не ближний, а наиболее даль­ний для себя самого. Под всякой рациональностью, под всяким со­знанием простирается обширная зона иррациональности и бессозна­тельного программирования, которая сплошь и рядом вмешивается, привнося ошибки, в сознательное говорение и действие. Необычай­ная ирония содержится во фрейдовском понятии «рационализации»: званием Ratio теперь наделяются те надуманные объяснения и псевдо-обоснования, с помощью которых сознание подправляет и ретуши­рует свои самообманы. Рациональное выступает как завеса, призван­ная скрывать индивидуальную и коллективную иррациональность.

Дальнейшее развитие событий, в особенности переход глубинно-психологического исследования от гипнотического подхода к толко­ванию сновидений и последующее расхождение психоаналитичес­ких школ, сегодня хорошо известно. Фрейд назвал своим via regia, царским путем к бессознательному сновидение. Он развил «технику чтения» его, которая позднее стала применяться при исследовании многих иных проявлений, будь то невротические симптомы, сексу­альные нарушения или художественное творчество. И такие явле­ния, как юмор и шутка, выбор партнера и жизненные неудачи, те­перь оказались включенными в систему связей, структурированную бессознательным. Диапазон этих динамических толкований — от психопатологии до повседневных культурных феноменов — демон­стрирует всю широту диапазона этой критики. Посрамленная «про­зрачность» вынуждена была смиряться с тем, что теперь за всеми возможными фактами сознания вскрываются бессознательные ди­намические правила действия, которые причастны к формированию их образа. Буржуазному (равно как и пролетарскому) идеализму оставалось с горечью заметить, что психоанализ желает «посягнуть» на душу художника и на художественное произведение. Рассуждения о том, что в лирике Гете отражается психодинамика запутанных отноше­ний с матерью, кажутся представителям идеализма страшнее больше­визма. Впрочем, и большевики видели в возможности покопаться за фасадом сознания всего лишь последний вопль буржуазного декаданса.

За всем этим стоит отчаянная защита представления о «про­зрачности» сознания, то есть притязания на то, что Я лучше всего знает самое себя и выступает своим собственным хозяином, уста­навливающим правила, в соответствии с которыми проявляется его разум. Ведь если реальность собственного бессознательного может быть воспринята только в экзистенциальном самопостижении, то под таким изменением угла зрения взгляду откроются не только вы­тесненные сексуальные влечения и зарубцевавшиеся травмы — уд­линятся и абсолютно все внутренние «тени»; подвергнутся пересмотру все экзистенциальное отношение к «негативности», и в логических, политических и эмоциональных муках может предстать негативное Я — со всеми своими ранами, во всей своей деструктивности, во всем своем уродстве. От Я требуется нечто неслыханное, просто чудовищное — постичь, что оно представляет собой также и то, что оно, по его мнению, абсолютно не представляет. Чем больше созна­ние привержено конвенциям, тем более отчаянно будет оно отказы­ваться смотреться в это зеркало. Так, сопротивление динамической психологии оказывают в первую очередь те, кто полагает, что поте­ряет что-либо от «анализа». Они и кричат громче всех, что им «все­го этого вовсе не требуется».

Психоаналитическая техника чтения широко распространилась в западной цивилизации, прежде всего в США, где она на протяже­нии последних десятилетий в опошленной форме стала игрой, в ко­торую включилось все общество, игрой, в которой побеждает тот, кто обнаружит за повседневными явлениями в собственной жизни, равно как и в жизни других, большее количество аналитических подтекстов и тайных невротических значений. Этот превративший­ся в разновидность спорта анализ себя и других приводит, как ми­нимум, к двум ошибкам: во-первых, к неизлечимой интеллекту­ализации психоанализа, который из-за этого начинает отличаться холодной бесчувственностью и превращается в прибежище сим­птоматического рационализма, увидевшего удобный способ высту­пать в новом обличий, оставаясь на деле прежним; во-вторых, к без­удержному распространению инфантильности, которая изощренно усиливается благодаря непрерывному связыванию ее с актуальны­ми, сегодняшними проблемами: нет никакой гарантии, что эта «диа­лектика» дает положительный эффект и что каждый регресс будет сменяться соответствующим прогрессом. Кажется, что городской невротик, изображенный Вуди Алленом — это еще не самый тяже­лый случай. Разумеется, психоанализ не представляет собой апри­орно именно ту болезнь, за лечение которой он себя выдает, как зло заметил Карл Краус, но он легко может превратиться в такую болезнь, так как склонен хронически недооценивать силу невроза, который предпочтет созерцать себя, уставившись в зеркало, чем ре­шиться на здесь-бытие.

Ведь психоанализ отнюдь не встречает везде и всюду стра­дающих индивидов, которые хотели бы вылечиться любой це­ной. Их страдания весьма сложным образом включены в дина­мику самоутверждения. Эта последняя переплетается с неодно­значностью действий помощников, которые, в свою очередь, часто способны оказать свою помощь лишь тогда, когда одной ногой встанут на сторону болезни, против которой, как кажется, они ведут борьбу. В результате возникает запутанная картина тера­певтического отношения, в котором и на той, и на другой стороне оказывается предостаточно хитрости и изощренных уловок. За­частую невозможно понять, кто кого ловит: удильщик рыбу или рыба удильщика.

Категория «бессознательное», или, лучше, «бессознательная структура»,— пожалуй, наиболее успешная фигура мышления в гуманитарных науках нашего столетия. Это рефлексивное поня­тие более всего подтолкнуло вперед фундаментальное исследова­ние человека и его цивилизации. Без него современная антропо­логия оказалась бы столь же немыслима, сколь и структуралист­ская теория мифа, а современная теория грамматики была бы так же невозможна, как физиология поведения и теория человечес­ких биограмм. Обретая видение бессознательных механизмов регулирования человеческих культур и социального, равно как и индивидуального поведения, гуманитарные науки разворачива­ют беспримерную рефлексивную атаку на все, что в человеческой сфере является «скрыто запрограммированным», а не осознан­ным поведением.

Здесь наступают самые густые в истории человеческого со­знания сумерки рефлексии, хотя некоторые исследователи и склон­ны подчеркивать инвариантность и неизменность бессознатель­ных структур. Каждое сознательное прояснение, каждая рефлек­сия наносит удар — и не такой уж слабый — по «незыблемой скале бессознательного». И только при свете, который несет с собой сознание, можно выяснить, где Просвещение действительно было школой преобразования, а где глубина его открытий под­тверждалась тем, что оно позволяло идти своим ходом тому, что изменить невозможно.

Глубинная психология, развитая ранним Просвещением в XVIII веке, более поздние школы динамической психологии и все прочие системы, создатели которых занимались выявлением бессознательных структур в человеческих порядках, накопили столь мощный потенциал рефлексии, что потребуется немало вре­мени, прежде чем прояснится, как изменятся человеческие обще­ства, если они начнут жить с такими хроническими способностя­ми видеть свое отражение в зеркале. Все эти дисциплины созда­ли методологическую сеть самопознания — такую, какую вряд ли были способны создать даже мировые религии, за исключени-