Татьяна Туринская - Спроси у зеркала

• Название: Спроси у зеркала
• Автор: Татьяна Туринская
• Жанр: Современные любовные романы

---

'Я не бракованная!', - кричала про себя Кристина. — 'Не бракованная! Я нормальная, такая же, как все!' И от злости рвала наволочку зубами: 'Где ты, холеная тетка? Я согласна, да, да, да, согласна! Где твой сын-уродец? Пусть он уродлив, пусть некрасив, зато он будет мой, только мой! Раз уж он такой некрасивый, что даже шлюху сам себе найти не может, значит, не найдет себе другую, значит, будет мой, весь-весь мой, только мой! И не тот ли это шанс, о котором я так мечтала?! Пусть некрасивый, пусть это все не очень-то романтично, зато уж наверняка надежнее, чем все наши общежитские кобели. Да и, судя по мамаше, упакован не на шутку, а стало быть… Ух! Урод — что может быть лучше и вернее урода?! Да, да, тетка, я согласна!!!'

Но 'тетки' рядом не было. Не появилась она и на следующий день, и через два, через три дня ее по-прежнему не было видно. Пришла только тогда, когда Кристина уже отчаялась, когда кляла себя последними словами за то, что не согласилась сразу на такое замечательное предложение, не ухватилась, как за спасительную соломинку. Дура, какая же она дура!!! Да разве от таких предложений отказываются?!

И, когда Изольда Ильинична появилась в библиотеке спустя почти три недели, истосковавшаяся по чему-то неведомому Кристина сама ухватила ее за рукав и почти силой выволокла на улицу. И только там громко прошептала, склонившись к ее уху:

— Я согласна! Я на все согласна!!!

Валерка гладил и гладил Ларочку, млея от нежности к нескладной девчонке, и умирая от благодарности матери. Ах, ну надо же, какая она у него мудрая женщина, всё, буквально всё предусмотрела, даже крем купила для того, чтобы Валерка мог ласкать будущую свою невесту вполне легально. Он выдавил очередную порцию крема и начал втирать его в Ларочкины ноги: сначала в икры, потом постепенно подбирался выше, к худеньким бедрам. От ее бархатистой эластичной кожи, от заветной близости ее сокровенных мест у Валерки захватывало дух. Он уже подобрался к самой кромке купальника и ежесекундно ожидал, что вот сейчас Ларочка возмутится его бестактностью, наглым вторжением в запретную зону. Но та лежала спокойно и кажется, даже и не думала возмущаться. Напротив, Валерке даже показалось, что от этого процесса она получает не меньшее удовольствие, чем он сам. И от этих мыслей, от невероятной близости любимой девочки все Валеркины члены напряглись до полного неприличия. Умом понимал, что нельзя даже и мечтать о продолжении, о том, что должно было бы последовать дальше, окажись они вдруг одни, в каком-то укромном уголочке, но все его существо требовало продолжения 'банкета'. Его мозг отключился на какую-то секундочку, Валерка вдруг перестал соображать, что находится на пляже, а кругом полно народу, и что нежится под его руками не Кристина, дешевая безотказная кукла для сексуальных утех, а Ларочка, его маленькая и бесконечно любимая Ларочка, которую он не имеет права не только обидеть, но даже насторожить, спугнуть раньше времени. Дай только час, и все у него будет, и эта восхитительная девочка будет принадлежать ему безраздельно, целиком и полностью, ему одному, причем на вполне законных основаниях, и вот тогда уже никто не посмеет отнять ее у него, и вот тогда ему не надо будет скрывать свои чувства и желания, не надо будет утолять их с постылой нелюбимой женщиной. Да только где ж его, час, взять, когда девочка — вот она, нежится под его руками, не заботясь даже о том, чтобы продемонстрировать мнимое возмущение Валеркиной наглостью. Ведь 'потом' — это потом, когда-нибудь, это слишком растяжимое, неопределенное понятие, а хочется-то прямо сейчас, сию минуту, хочется до обморока, до одури, до умопомрачения! И чем еще, кроме умопомрачения, можно объяснить то, что Валерка совсем перестал соображать, инстинктивно подсунув два пальца под Ларочкин купальник, чуть коснувшись ее маленькой упругой попочки?

Придремавшая Ларочка этого, казалось, даже и не заметила. Однако Изольда Ильинична была на страже морали:

— Валерик, сынок, ты бы накинул рубашку, как бы не сгорел.

Валерка вздрогнул и слегка отшатнулся, пальцы сами собою выскользнули из такого уютного укрытия. Тут же в уши ворвался обычный пляжный гомон, а глаза обнаружили вдруг уйму народа вокруг. Валерка испугался: что это было? Он что, совсем спятил?!

— Валерик, ты слышишь меня? Набрось рубашку на плечи, обгоришь ведь.

Да, мама как всегда права, — машинально отметил про себя Валерка и уже было подхватился с корточек, чуть было не вскочил во весь рост. И лишь в последнюю секунду остановился, присел обратно, обхватил колени руками. Хорошо женщинам — даже в состоянии крайнего возбуждения выглядят нормально, никто ни о чем не догадается. А ему, Валерке, куда девать свое возбуждение? Кругом народа — сотни, если не тысячи человек, это что же, ему демонстрировать свои чувства к маленькой девочке, уютно устроившейся рядом, привсенародно?! Срамота!

— Да нет, мам, ничего, мне не жарко. Я еще позагораю.

Изольда Ильинична хмыкнула неопределенно:

— Ну гляди, я предупредила.

Валерка знал, что мать, как всегда, права, как знал и то, что обгорит непременно — ему для этого вполне хватило бы и двадцати минут на открытом солнце. Но не мог же он во всеуслышание объяснить ей свое поведение! Вот если бы она сама догадалась бросить ему рубашку! Но — вроде и мудрая мама, а не догадалась. И пришлось Валерке еще долго сидеть под палящим солнцем, пока почувствовал, что уже может встать во весь рост, не рискуя быть осмеянным.

Естественно, столь продолжительные солнечные ванны сказались на Валеркином здоровье весьма негативно. Едва войдя в прохладный вестибюль гостиницы, почувствовал некоторый дискомфорт — плечи и спина как будто все еще находились под воздействием прямых солнечных лучей. О, Валерке очень хорошо было известно подобное состояние! С его-то молочно-белой кожей он еще в довольно раннем возрасте познал все 'прелести' солнечных ожогов. Теперь к вечеру жди повышения температуры, но не это самое страшное. Хуже всего то, что кожа теперь будет печь огнем несколько дней, а после покроется пузырьками и полопается, будет облазить пластами. И все это — в присутствии Ларочки! А еще страшнее то, что с обгоревшей кожей ему категорически нельзя будет находиться рядом с Ларочкой на пляже, нельзя будет, как сегодня, втирать в ее восхитительно гладкую, такую теплую кожу защитный крем. Эх, мама, как же ты не догадалась бросить рубашку?!!

Температура не заставила себя долго ждать. Валерка приготовился к страданиям, приготовился к одиночеству. Но мама, хоть и оплошала с рубашкой, лишний раз продемонстрировала свою мудрость:

— Так, дети! Мы с Владимиром Александровичем сегодня идем на концерт Иосифа Кобзона. Вам, насколько я разбираюсь в молодежи, это вряд ли будет интересно. А потому вы остаетесь в номере. А, вот еще что. После Кобзона мы с Владимиром Александровичем пойдем в казино, вернемся очень поздно. Так что, я думаю, будет правильнее, если ты, Валерик, сегодня переночуешь в нашем с Ларочкой номере, на моей кровати, чтобы мы не перебудили вас ночью. Договорились? Да, вот еще что. Ларочка, детка, поработай немножко сестрой милосердия? Я купила кефира, сейчас он хорошенько охладится в холодильнике, а потом ты смажешь им Валерика, хорошо?

Лариска растерянно захлопала глазами:

— А как? Я не умею…

Изольда Ильинична сжала губы, недовольная непонятливостью будущей невестки.

— Ну как, как? Очень просто! Налей немножечко себе в ладошку, а потом разотри по плечам Валерика. Ну и про спину не забудь, конечно, про руки, шею помажь. Да кефира не жалей, мажь щедро.

— Хорошо, тетя Зольда, — покладисто кивнула Ларочка. — Сделаю. А потом что? Смыть тряпочкой?

— Ну что ты, детка, ни в коем случае! Тряпочкой будет очень больно! Пусть полежит в кефире часок, помаринуется. За это время кефир должен впитаться. А ты потом просто ладошкой, смоченной в теплой водичке, нежненько, чтобы не поранить обожженную кожу, смоешь остатки. Впрочем, особо не старайся, не три. Просто легонько пройдись ручкой, аккуратненько, ласково, чтобы снять возможные крупинки. Но не старайся смыть лишний жир — кожа должна быть жирной, это как питательный крем, поняла?

Ларочка вздохнула — фи, месить рукой холодный кефир, а потом еще смывать жирную Валеркину кожу! Да деваться некуда, спорить не привыкла:

— Поняла, тетя Зольда.

— Вот и чудненько, тогда мы пошли. И вообще, Ларочка, ты тут за ним приглядывай. Сегодня ты за старшую, — и, подхватив под руку молчаливого супруга, Изольда Ильинична бесшумно выплыла из апартаментов.

Лариса включила телевизор, пощелкала кнопками в поисках чего-нибудь интересного. Валерка лежал на материной кровати, распластавшись на животе — спина горела адским пламенем. Молчать было ужасно неловко, а придумать тему для разговора Валерик никак не мог. Да и вообще — разве можно вести светские беседы, прижавшись животом к кровати, как к родной?! Ему хотелось выть в голос — сколько лет мечтал остаться с Ларочкой наедине, а теперь лежит перед нею немощный, как старик, как расплющенный цыпленок табака на сковородке! Только жар почему-то идет не снизу, а сверху, словно его засунули в духовку и включили верхний нагрев.