Луи де Берньер - Сеньор Виво и наркобарон

• Название: Сеньор Виво и наркобарон
• Автор: Луи де Берньер
• Издательство: ЭКСМО
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-699-05638-6

Не успев передохнуть после изнурительной войны с партизанами и собственными генералами, латиноамериканская страна, которой правит алхимик-любитель, тонет в кокаиновом бандитизме. Против беспредела наркоторговли выступает преподаватель философии. Одинокому донкихоту уготованы судьба эпического героя и индейского чародея, потеря любимой и дары богов. Его солдаты – преданные читательницы газетной публицистики. Скоро он станет Избавителем – последней надеждой города кошек Кочадебахо де лос Гатос. Великая страсть и массовое поклонение, нежность и утрата, убийство и воздаяние – во второй книге знаменитой магической трилогии Луи де Верньера.

«Сеньор Виво и наркобарон» – впервые на русском языке.

---

Повисло ледяное молчание, а потом они с отчаянной страстью набросились друг на друга, обуреваемые тем особым пронзительным вожделением, что неизбежно возникает, если думаешь – это происходит в последний раз, и плоть, соприкасаясь, словно таинственно раскаляется добела. Полагая, что Аника принимает таблетки, Дионисио лелеял отчаянную надежду: может, они не сработают, может, рок с ним сговорится, любимая забеременеет и ей придется остаться.

43. Танец огня (4)

Когда Педро с Мисаэлем нашли Лазаро, над тем уже кружили кондоры. Приятели ходили в деревню акауатеков в сьерре, где обменивали овощи с анден Кочадебахо де лос Гатос на горных овец, и теперь возвращались домой с караваном мулов и диким бычком, которого заарканили на скалах. Бычок яростно сражался, но Педро захлестнул ему ноги веревкой и свалил упрямца, пошептал ему в уши тайные словечки, и тот наконец понял, что попал в надежные руки и отныне будет наслаждаться жизнью в обществе очаровательных телок из Кочадебахо де лос Гатос.

– Это еще что такое? – воскликнул Мисаэль, когда на берегу ручья они наткнулись на нечто вроде мертвого монаха. Педро нагнулся и сдернул капюшон. Отпрянув, пробормотал яростную молитву Ишу, чтобы тот прекратил злобствовать и бросил свои подлые шутки.

То, что они увидели под густой шапкой белых волос, нисколько не напоминало человеческое лицо. Толстенные кожные складки, большие бесформенные уши, вместо носа – сочившаяся кровавой слизью дыра, где кишмя кишели мухи и личинки. В застывших открытых глазах, подернутых белесой пленкой, стояла смерть. Всего ужаснее выглядели рыхлые и гниющие наросты и бугры, а в провале бывшего рта виднелся обложенный налетом язык в кровоточащих язвах и трещинах. Лицо корчилось и подергивалось.

Лазаро очнулся ото сна о Раймунде и увидел человека в звериных шкурах, пожилого, но сильного и гибкого, с мушкетом в руке. Поведя глазами, рассмотрел другого крепкого старика – мускулы, как у крестьянина, мачете на поясе. Лазаро подумал, что умер, и ангелы предлагают ему выбрать себе образ для загробной жизни. Он поднял культю, показал на Педро и проговорил:

– Вот этот.

Мисаэль обернулся к Педро:

– Говорит, точно кондор клекочет.

– Нужно прикончить горемыку, все равно не жилец, – сказал Педро. – Это гораздо милосерднее.

Поняв, что не умер, Лазаро шевельнулся и взмолился:

– Убейте меня.

Педро достал заряд из патронташа, закинул пулю и забил пыжом в стволе древнего мушкета. Потом опустился на колени рядом с жалким существом и проговорил:

– Прошу твоего позволения, дружище, и прощения. Пусть Емайя примет тебя в свои объятья, а Бабалу-Ай исцелит на небесах.

Лазаро уже не мог кивать, он с трудом чуть наклонил голову в знак согласия, и по щекам у него заструились счастливые слезы. Педро поднял мушкет и приставил дуло к его лбу.

Но тут одна из собак охотника подошла и обнюхала калеку. Поскуливая, сука принялась лизать болячки на ногах несчастного. Мисаэль удержал приятеля за руку:

– Слушай, старина, если даже собака его пожалела, неужто мы хуже? Может, Аурелио его сумеет вылечить?

Педро опустил мушкет и задумался. Потом спросил:

– Идти можешь?

– Нет, – прошептал Лазаро.

– Ладно, погрузим на мула. У нас есть великий бабалаво, большой кудесник, он знает больше нашего. Отвезем тебя к нему. Согласен?

У Лазаро не было сил спорить, не было сил хотеть смерти и настаивать, чтобы убили; он снова шевельнул головой, и мужчины, поставив рядом пару мулов, подвесили между ними гамак. Прежде чем уложить страдальца, они выбрали червей и личинок из ран, нагрели воды и вымыли его. Мисаэль достал склянку с маслом, отлил на тряпочку и протер несчастному трещины и язвы. Оглядев безволосое тело, женские груди и сморщенный член, он спросил:

– Не серчай, приятель, но ты кто – мужик или баба?

– Был мужиком, теперь – никто. Тварь. Слон, лев, рыба, стервятник. Неведомое Господу создание.

– Ничего, бог даст, опять мужиком станешь.

Мисаэль сжег промасленную тряпочку, потом они с Педро облачили Лазаро в сутану и уложили в приготовленную люльку.

В Кочадебахо де лос Гатос Аурелио почувствовал – что-то надвигается; он глотнул айауаски, и дух его превратился в орла. Аурелио парил в вышине, поглядывал на птичек, на вискач и морских свинок, но подавлял инстинкт хищника и летел дальше. Он летел над пещерами, где в нишах скорчились древние индейские мумии, парил над местом, где некогда Пачакамак задумал построить дворец, а потом орлиный глаз разглядел караван во главе с Педро и Мисаэлем: Мисаэль верхом, а Педро, как всегда, пеший. Увидев, что за груз везут два мула, Аурелио осмотрел с высоты Лазаро. Индеец хотел быть во всеоружии, когда караван прибудет в город. Потом он полетел дальше к лесу, покружил над другим своим домом, где жил с женой Кармен, чье настоящее имя Матарау, и где похоронена дочка Парланчина. С орлиной зоркостью отметив, где найти нужные травы и кору деревьев, Аурелио вернулся в Кочадебахо де лос Гатос. Оттуда он ровным шагом пустился в путь, но добрался к дому в лесу быстрее, чем добежала бы, не останавливаясь, дикая кошка. Затем опять вернулся в город и к прибытию каравана был в полной готовности.

Педро владел искусством не торопясь за короткий срок пешком покрывать огромные расстояния, но Мисаэль так не умел, и к тому же больному и скотине требовалось время, чтобы привыкнуть к высоте.

Они забирались все выше и выше, проходили холодными плоскогорьями, миновали мертвые ущелья, пробирались через горные потоки, и останавливаться приходилось все чаще, потому что Лазаро задыхался. Страшно хрипя, он с трудом втягивал разреженный воздух, и Педро понимал, что несчастный может умереть от удушья. Ночью он влил в Лазаро столько чичи, что тот просто отключился.

Педро прокалил на огне нож и подошел к оцепенелому страдальцу. Откинув капюшон, нащупал на горле место для разреза. Прижал кончик ножа, и воздух тотчас наполнило зловоние горелого мяса. Раздвинув края раны, Педро вставил в горло широкую короткую трубку из бамбука. Теперь Лазаро дышалось легче, даже стали подживать язвы в горле. У Мисаэля не хватило духу наблюдать за операцией, и он, дав мулам сена, стелил постели в грязной хижинке, куда индейцы пустили их на ночь, и жарил на ужин кукурузу.

Они провели три дня среди голубых люпинов, ниже снегов, приучая Лазаро к высоте; в него впихивали клубни, что спасают от снежной слепоты, его заставляли жевать комочки коки и для поддержания сил глотать куски чанкаки. И все равно Лазаро страшно мучила горная болезнь, глаза вылезали из орбит, и беспрестанно стучал в голове молот, пока они не миновали границу снегов и не начали спуск к Кочадебахо де лос Гатос. О Лазаро заботились чуть ли не впервые в жизни, и когда путники вошли в город, у больного уже начали заживать чудовищные язвы.

44. Университет

Аника, подавленная мимолетностью счастья, сидела в автобусе подле Дионисио и смотрела на пейзаж, мелькавший за окном, словно вся жизнь пред взором тонущего. Рядом сидел мужчина, которого она знала до последней черточки, который слился с ее душой и телом. Он – журчащий ручей, где она купалась при луне, ночная птица, поющая в пустынном мраке, изящное обрамление ее словам, поступкам и помыслам. Но теперь, по прошествии многих месяцев, она чувствовала, что этот человек стал чужим. Он не стесняясь плакал на людях и с каждой пролитой слезинкой все больше раздражал, как острый камешек в туфле.

В аэропорту, жарком и душном, точно котел, Дионисио отсаживался от Аники. В самолете, что скакал в воздушных потоках большой рыбой, которую тащит океаническим течением, он не обращал на Анику внимания. В Вальедупаре он бросился в объятия мамы Хулии, потом – Первой Весны. Мама Хулия пошла за ним в сад и сказала в беседке:

– Наверное, тебе следовало быть к ней внимательнее.

В ответ он заорал:

– Да будь я Иисусом Христом, ты бы все равно считала, что я все делаю не так!

Потом кликнул собаку и бегом отправился на самую изматывающую прогулку, какую только видело это животное. По возвращении он схватил Анику за шиворот и приказал:

– Иди скажи моей матери, что я о тебе заботился!

Озадаченная мама Хулия рассказала, как пыталась поговорить с Аникой:

– Она просто сообщила мне, что всегда так поступает.

– Как?

Мама Хулия, нахмурившись, помолчала.

– Я сказала, что нельзя идти по жизни, делая людям больно, когда вздумается. – Она пожала плечами. – Стало быть, в этой девочке чего-то недостает.

– И это все, что она сказала?

– Я все приставала к ней, но она не смогла ничего объяснить. Дионисио, я ее не понимаю. Она мне казалась такой милой. – Мама Хулия была ошеломлена. Обняла сына: – Пожалуй, тебе лучше было бы с другой какой девушкой.

– Господи ты боже мой! Да не хочу я никакой другой! Хватит с меня других!

Два дня по дороге назад в Ипасуэно Дионисио изливал на Анику всю накопившуюся желчь: то был оскорбительный поток обвинений, упреков, критики и мстительных выпадов. Аника сидела неподвижно, слушала, думая, что, если так будет продолжаться, она и в самом деле его разлюбит, но не отвечала.