Виктор Авдеев - Ленька Охнарь

• Название: Ленька Охнарь
• Автор: Виктор Авдеев
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1962

В новую книгу Виктора Авдеева входят три повести, составляющие своеобразную трилогию о днях скитаний и жизни беспризорного мальчишки Леньки Осокина.

Судьба Леньки Осокина, отец которого погиб в годы гражданской войны, прослежена автором с первых дней бегства мальчика от тетки до юношеского возраста, когда парень, прошедший суровую школу жизни, выходит наконец на верный путь. В этом ему помогают воспитатели и коллектив трудовой колонии, а затем рабочий Мельничук, взявший Леньку в свою семью.

В книге с большим знанием и художественным тактом раскрыты психология беспризорника и история его перековки под влиянием новых обстоятельств жизни. Характер Леньки Осокина — Охнаря — показан в процессе постоянных изменений, ломки, становления.

Две повести из этой трилогии — «Трудовая колония» и «Городок на Донце» — вышли в 1957 году в издательстве «Молодая гвардия» под общим названием-«Ленька Охнарь», однако для настоящего издания значительно переработав. Третья повесть «Асфальтовый котел» — печатается впервые.

---

— Какое у тебя, Леня, образование?

— Девять классов, три коридора и духовная академия.

— Видите, товарищ Полницкая, какой он остроумный? — насмешливо сказал Мельничук. — Живую козу и ту рассмешит. Может, дружок, еще чего отбреешь? Не стесняйся, мы подождем.

Охнарю вдруг стало неловко. Он поймал живой, испытующий взгляд заведующей и против воли подтянулся, поправил ремень, одернул рубаху.

— В какую группу, Леня, ты хотел бы поступить? — спокойно спросила Полницкая.

— Откуда я знаю? — буркнул он. — Вам с высоких каблуков видней. Что я, с рождения учился подряд, как царский гимназист?

— Хорошо, — обращаясь к Мельничуку, сказала заведующая. — В соответствии с возрастом попробуем направить в седьмую. А там испытания покажут. Хуже то, что Леня поступает весной, перед концом учебного года… да уж сделаем исключение.

Зазвенел звонок. Мельничук стал прощаться: ему пора было на службу. Ушла в канцелярию и Полницкая. Роста она была среднего и туфли носила на низких каблуках.

…За парту в классе Охнарь сел, немного робея. Слишком отвык он от такой обстановки, притом чувствовал себя одиноким. Покосился по сторонам. Лица у всех учеников чистенькие, костюмчики опрятные, одеты разнообразно, каждый по своему вкусу, не то что в колонии — все на один манер; там даже малышей стригут одинаково: «под нулевку».

За годы беспризорничества Охнарь отдалился от «домашних», считал их чужаками. «Мамины детишки», — подумал он вдруг с острой неприязнью, чувствуя себя в новой среде словно репей в цветах.

Урок начался.

Вскоре учитель физики Офенин, тучный человек о большим животом, седыми, ежиком волосами, с красным и важным лицом, вызвал его к доске. Охнарь незаметно пожал плечами, вышел, взял мел.

— Расскажите закон Архимеда, — проговорил учитель важно и сухо.

Весь класс с интересом смотрел на новичка. Охнарь нахмурился, шмыгнул носом, оглянулся.

— Ну, что же вы не отвечаете? — произнес учитель удивленно и, как показалось Охнарю, чуть сердито. — Для начала вопрос я вам задал нетрудный.

Очевидно, вопрос действительно был нетрудный для седьмой группы, многие мальчики и девочки на партах улыбались и всем своим видом показывали, что ответить на него пара пустяков.

— Я вам напомню первые слова: «Тело, погруженное в жидкость…» Ну?

Ленька еще постоял у доски, еще шмыгнул носом, подумал. В отполированной школьной доске он, словно в черном зеркале, увидел всю убогость своих познаний.

Учитель поднялся со стула, подошел к нему.

Вы забыли закон Архимеда или не знали его? В общем, давайте в таком случае решим задачку. Диктую: «Чему равна работа, если путь, пройденный паровозом, равняется пятидесяти километрам, а сила пятнадцати килограммам». Надеюсь, буквенное обозначение вы, конечно, знаете? А — это работа, S — расстояние, F — сила. Прошу решать.

Не дослушав учителя, Охнарь хмуро положил мел и, не говоря ни слова, направился к своей парте. Он вынул из нее кепку, новый дерматиновый портфель и так же молча шагнул к двери.

Офенин едва не выронил из рук задачник.

— Э-э… погодите. Куда же вы?

— Это уж мое дело куда, — весь пунцовый, отрезал Охнарь. — Не к вам в гости, верно? Можете успокоиться — милицию вызывать не придется.

— Но позвольте, товарищ, — даже несколько растерялся Офенин. — Объясните хоть… что случилось? Претензию имеете ко мне? Вы ж учиться пришли? Странный мальчик.

— Ладно, чего там. Я не математик, считаться не люблю.

Охнарь вдруг улыбнулся классу, прощально помахал кепкой.

Наполовину застекленная дверь с мягким звоном захлопнулась за его спиной.

На улице Ленька вздохнул с облегчением. Ему показалось, будто он сбросил смирительную рубашку. Нет, девятилетка — орешек не по его зубам.

«Откуда мне знать, чего там понавыдумывал этот Архамед», — бормотал он по дороге, обиженный, что ему задали вопрос по физике, которую он никогда не изучал. А потом и вообще показалось скучно в школе: будто в клей окунулся. Ученики прилипли к партам, глаза — к книге, язык — к нёбу: помрешь и зевнуть не успеешь. То время, когда Ленька сам жил в семье, почти выветрилось из его памяти. Школяры ему казались сосунками, которые держатся за мамкин подол и не знают, почем фунт лиха. Еще давно, на «воле», Ленька втайне завидовал «домашним» и за это бил их, где мог. А теперь учиться вместе! Здорово это нужно!

На улице стоял теплый, весенний день. Ясно блестели чисто промытые окна Домов, в палисадниках пробивалась молодая щетинистая травка, весело рябили светлые отстоявшиеся лужи, подернутые легким ветерком, подсыхающие тропинки упруго вдавливались под ногами. Над деревянной вышкой пожарной каланчи в мягкой синеве плавно носилась голубиная стая, вспыхивая под солнцем черемуховой белизной оперения. В скворечниках, на голых еще тополях, покрытых набухшими почками, деловито суетились желтоклювые птицы. Маленькие ребята со звонкими криками играли в «чурлюка». Сладко пах влажный, чуть сыроватый воздух; казалось, остановился бы, распахнул грудь и вздохнул так глубоко, чтобы стало радостно на всю жизнь.

И Охнарь словно опьянел. Как всегда весной, его потянуло куда-то далеко, он сам не знал куда, вон к той лиловой дымке горизонта. Захотелось все бросить и уехать шататься — недуг, который излечивает только время. Портфель с учебниками явно ему мешал: Охнарь, недолго раздумывая, сунул его под первое попавшееся крыльцо.

Совершенно довольный собой, насвистывая, Ленька стал гонять в переулке чью-то собаку, затем отправился за город, на Донец. Опавшая после бурного половодья река была покрыта мелкой свинцовой стружкой волн: по ней словно прошлись огромным драчовым напильником. Прутья затопленных верб серебрились пушистыми барашками, а в мутной воде у берега Охнарь впервые в этом году увидел проснувшуюся от зимней спячки бурую лягушку. Ранней весной все лягушки бурые. На склоне пригорка он нашел небольшой, почти безлистный стебель медуницы. Ленька помнил любопытное свойство медуницы: раскрываясь, ее розовые бутоны превращаются в синие цветы.

Солнце ласково пригревало, и Охнарю вдруг пришла в голову сумасшедшая мысль искупаться. Однако вода оказалась такой холодной, что он выскочил из нее, как грешник из зимней купели, и, весь дрожа, проворно залез в штаны и побежал к паромщику на переправу. Там усердно и весело помогал тащить проволочный канат через мутную шоколадную реку, сводил круторогих волов на берег, устанавливал арбы на пароме и ругался с «жинками». Он вспотел, проголодался, но чувствовал себя превосходно: славно поработал! Седоусый дед в облезлой бараньей папахе долго молча и одобрительно посматривал на своего неожиданного помощника, наконец крякнул и радушно протянул ему кисет с тютюном и кусочек газетной бумажки.

— Подкрепись, хлопец.

Часа Через три он пригласил Леньку закусить и угостил вяленым судаком и горбушкой Пеклеванного хлеба.

Солнце налилось багрянцем, окунулось в реку, расплавилось и потекло по волнам, когда уставший и забрызганный по колено Ленька открыл калитку своего двора. В глубине показался домик под ржавой крышей, чердачное окно, голый тополь. Лицо паренька приняло то выражение, какое бывает у человека, которому предстоит выполнить нудную, но необходимую обязанность. Охнарю предстояло развязаться с этой жизнью.

Прямо с порога он в повышенном тоне объявил опекуну, что принципиально не желает учиться. Что означает слово «принципиально», Ленька и сам хорошенько не знал, но ему казалось — с ним довод будет солидней

— Отправляйте меня в колонию. Не хочу я тут принципиально… тетрадки жевать. Мне надо топор в руки, лопату, а они мел сунули: ковыряйся в разных цифрах.

Рассчитанно медленным движением он достал из-за уха окурок махорочной самокрутки, сунул в зубы.

Мельничук готовил ужин. Жена его эту неделю работала в вечерней смене. В чулане на примусе варилась картошка, на газетной бумаге лежала аккуратно срезанная кожура. Не отвечая Охнарю, Константин Петрович ловко и неторопливо продолжал чистить копченую селедку, потом достал крупную болгарскую луковицу. Охнарь покосился на длинную белокурую прядь его волос, мягко упавшую на лоб, на выбритый сухощавый подбородок, на засученные по локоть жилистые руки. Над запястьем левой руки голубой тушью был вытатуирован якорь: видно, еще давно, в юности.

Подождав, не скажет ли чего опекун, Охнарь стал шумно искать по карманам спички. Спичек не было. В этом Ленька был так же уверен, как в том, что сидит верхом на стуле. Попросить их он не решался и продолжал обшаривать толстовку, штаны.

— Спичек нету? — спросил его Мельничук и подал коробок. У рта его едва приметно и жестковато дрогнула складка.

Охнарь недоверчиво взял коробок, но спички не зажигал. Вид у него был такой, точно он держит бомбу.