Уильям Конгрив - Так поступают в свете

• Название: Так поступают в свете
• Автор: Уильям Конгрив
• Издательство: Наука
• Жанр: Прочий юмор
• Год: 1977

От издателя

Конгрив творил на рубеже веков (XVII–XVIII), в эпоху переломную, сложную, формирующую новые понятия, мораль и эстетические нормы.

Комедии Конгрива, произведения подлинно талантливые и яркие, созданные едким насмешником над нравами века, отразили свое время, свою эпоху.

Перевод Р. П. Померанцевой; стихи в переводе Ю. Б. Корнеева

Комментарии И. В. Ступникова.

---

Мирабелл. А как насчет храбрости?

Уитвуд. Честное слово, чего не знаю, того не знаю. Но честное слово, если он с чем-то не согласен — никому не даст спуску.

Мирабелл. Даже мужчине, которого побаивается, или женщине, которую любит?

Уитвуд. Тут вы правы: он своих слов наперед не обдумывает. Но у всех свои слабости. Вы к нему слишком строги, честное слово! А я его прощаю: оправдываю все его недостатки, кроме одного или двух. Один у него, без сомнения, есть. Будь он моим братом, я б и тогда его осудил. Тут действительно остается желать лучшего.

Мирабелл. Так поделитесь с нами этой тайной, Уитвуд.

Уитвуд. Нет, уж вы меня простите! Чтоб я выставил напоказ изъян моего друга! Увольте, голубчик, не могу!

Фейнелл. Наверно, ему недостает искренности или еще какого-нибудь пустяка.

Уитвуд. Если бы! Кто же за подобное осудит остроумца? Требовать искренности от острослова не разумнее, чем постоянства от красавицы. В первом случае это свидетельствовало бы о том, что скудеет ум, а во втором убывает красота.

Мирабелл. Может быть, он, по-вашему, слишком самонадеян?

Уитвуд. Нет, нет! Это всего лишь азарт спорщика и желание неустанно участвовать в разговоре.

Фейнелл. Может, слишком невежествен?

Уитвуд. Что вы — это его счастье! Будь он образованней, как бы он выказал свой природный ум?

Мирабелл. Ну, тогда косноязычен?

Уитвуд. А вы знаете, мне это в нем теперь даже нравится — косноязычие позволяет мне порой выступать при нем толмачом.

Фейнелл. Нахален?

Уитвуд. Нет, не то.

Мирабелл. Тщеславен?

Уитвуд. Нет.

Мирабелл. Ага! Наверно, дело в том, что подчас он сдуру выкладывает всю правду: не хватает ему смекалки придумать что-нибудь похитрей.

Уитвуд. Что? Правду?.. Ха-ха-ха! Ну так вот, слушайте: он вообще не говорит правды. Ясно? Он лжет, как горничная, как привратник у знатной дамы. Вот в чем его слабость.

Входит кучер.

Кучер. Не здесь ли мистер Петьюлент, хозяюшка?

Бетти. Здесь.

Кучер. Три дамы там, у меня в карете, желали бы с ним поговорить.

Фейнелл. Каков Петьюлент, а? Слыхали: целых три!

Бетти. Сейчас я скажу ему.

Кучер. И еще подайте им две чашки шоколада и стакан коричной настойки[27]. (Бетти и Кучер уходят.)

Уитвуд. Не иначе — две досужие шлюхи и сводня, страдающая одышкой. Теперь вы знаете, кто эти дамы.

Мирабелл. А вы, я вижу, на короткой ноге с его знакомыми.

Уитвуд. Дружба, которой не сопутствует доверие, столь же мало привлекательна, как любовь без обладания или вино без здравицы. Так и быть, открою вам всю правду. Он уже неделю нанимает этим шлюхам карету и оплачивает кое-какие их расходы с тем, чтобы они ежедневно справлялись о нем в общественных местах.

Мирабелл. Ну и ну!

Уитвуд. Вот увидите, он не выйдет к ним: мало народу — не перед кем стараться. Это что! У него была выдумка похлеще. Прежде чем он измыслил этот маневр со шлюхами, он сам о себе справлялся, да-да.

Фейнелл. Сам о себе? Растолкуйте, как это?

Уитвуд. Очень просто. Стоит вам сойтись с ним в шоколадной, как он удирает: только вы к нему спиной — его и след простыл! Мчится домой, накидывает капюшон, шарф, прячет лицо под маской, впрыгивает в наемную карету, гонит обратно, и вот — уже справляется у дверей: не здесь ли мистер Петьюлент. Этот трюк я и имел в виду, говоря о его привычке справляться о себе, дожидаться себя и даже порой, не заставши себя, оставлять самому себе письмо.

Мирабелл. Признаться, это уже что-то новое. По-видимому, он и сейчас оказывает себе какую-то услугу: уж больно долго не выходит. Pardon, вот и он!

Входит Петьюлент, за ним Бетти.

Бетти. Вас дожидаются в карете, сударь.

Петьюлент. Знаю, знаю, Иду. Черт-те что! Можно подумать, что я повитуха или сводня! Вламываются, поднимают на ноги — в любой час, в любом месте! Чума их забери! Не пойду! Скажи им, что я не выйду, слышишь? Пусть их пускают сопли, пусть ревут в три ручья!

Фейнелл. Какое бессердечие, Петьюлент.

Петьюлент. А ну их, и все! Не в настроении я!

Мирабелл. Надеюсь, они из простых: ведь с дамами из общества так не поступают.

Петьюлент. Из общества — не из общества, фигу им сушеную! Не в настроении я! Ей-богу, пусть бы они даже были эти… которые… и тогда, коли я не в духе — хотите ждите, а не хотите — проваливайте!

Мирабелл. "Эти — которые"?! Переведите, Уитвуд!

Уитвуд. Императрицы, голубчик. Султанши[28], к примеру сказать.

Петьюлент. Ну вроде Роксоланы[29].

Мирабелл. Помилосердствуйте!

Фейнелл. А Уитвуд говорит, будто это…

Петьюлент. Что он такое говорит?

Уитвуд. Я? Что они — настоящие дамы, только и всего.

Петьюлент. Мало, Уитвуд! Так вот слушайте: это его родственницы. Две кузины, с которыми он вместе ждет наследства, и старуха тетка — охотница до тайных сходбищ, а пуще до кошачьих концертов.

Уитвуд. Ха-ха-ха! Мне было любопытно, как этот плут выкрутится. Ха-ха-ха! Ей-богу, я простил бы ему, скажи он даже, что то были моя матушка и сестры.

Мирабелл. Ну знаете ли!..

Уитвуд. Да-да. Наш плут так прыток и востер, что просто чарует меня. Вы слышите, Петьюлент, голубчик!

Бетти. Они, сударь, разгневались и уехали.

Петьюлент. А, пусть катятся! Злость улучшает цвет лица: будет экономия на румянах.

Фейнелл. Его равнодушие к женщинам — чистый обман. Теперь, ухаживая за Милламент, он сможет божиться, что предпочел ее всем женщинам на свете.

Мирабелл. А ну, кончайте наглое фиглярство! Когда-нибудь я перережу вам глотку за подобные штуки, Петьюлент.

Петьюлент. Пожалуйста — я молчу. Только глоток-то много, не моя одна!

Мирабелл. Или вы про мою, сударь?

Петьюлент. Нет, зачем. Так — ни про кого… Я ничего не знаю… Впрочем, у кого есть дядюшка, а у кого племянник, и порой им случается быть соперниками. Верно? А вообще-то — ну их!

Мирабелл. Стоп! А ну, выкладывайте все, Петьюлент. Разъясните свои слова, не то я обращусь к вашему переводчику.

Петьюлент. Чего разъяснять. Я ничего не знаю. Просто у вас есть дядюшка, который намедни прикатил в город и поселился где-то поблизости от леди Уишфорт. Или скажете, нет у вас дядюшки?

Мирабелл. Есть.

Петьюлент. Вот и все. Вы с ним не дружите, и если он вдруг женится и заведет младенца — плакало ваше наследство.

Мирабелл. Как вы набрели на все это?

Петьюлент. Так кое-что знаю, и все. А ну его!

Мирабелл. Послушайте, Петьюлент, вы же честный малый и, ей-богу, не станете ухаживать за моей возлюбленной. Так вот: что вы слышали про моего дядюшку?

Петьюлент. Я? Ничего. Кому приспичило резать глотки — валяйте! А у меня правило такое — молчать. Вот я и помалкиваю.

Мирабелл. Все шутите, да? Слушайте, я прекрасно знаю, что дамы доверяют вам свои секреты. Вы ведь с ними заодно и вчера, когда я ушел от Милламент, вы там остались. Так какой там был разговор про меня или про моего дядю? А ну, выкладывайте! Право, если ваше добродушие не уступает вашему остроумию, Петьюлент, то главный ваш соперник в салонах — Тони Уитвуд — будет похож рядом с вами на глаз дохлого мерлана в соседстве с жемчужиной. Он померкнет, как Меркурий в лучах солнца. Нет, я вижу, вы не хотите со мной поделиться.

Петьюлент. А если скажу, вы обещаете, что не будете считать меня дураком?

Мирабелл. Ей-богу, я приложу к этому все усилия, готов молить небеса, чтобы вам и впрямь поумнеть.

Петьюлент. Тогда слушайте. (Мирабелл и Петьюлент отходят в сторону.)

Фейнелл. Худо же вам придется, если Мирабелл когда-нибудь решит, что вы с Петьюлентом его соперники.

Уитвуд. Какой вздор! Она же смеется над Петьюлентом, это всякому видно. А что до меня, то — хоть нынче и модно за ней ухаживать — скажу вам прямо, сугубо между нами: я по ней сохнуть не собираюсь.

Фейнелл. Да неужто?

Уитвуд. Она красива, бесспорно, но из числа весьма переменчивых женщин.

Фейнелл. А я-то думал, что вы умираете от любви к ней.

Уитвуд. Ну что вы!..

Фейнелл. Она остроумна.

Уитвуд. Зато отказывает в этом всем остальным. Я бы не потерпел такой обиды, даже будь она прекрасна, как Клеопатра[30]. Впрочем, Мирабелл уж слишком на себя полагается.