Валерио Эванджелисти - Обман

• Название: Обман
• Автор: Валерио Эванджелисти
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-699-31657-1

XVI век. В Европе бесчинствуют четыре всадника Апокалипсиса, неся с собой ужасы войны, чумы, голода и братоубийственной ненависти. Кажется, что грядет конец света.

И только Мишель Нострадамус знает, сколько еще испытаний выпадет на долю человечества. Его имя окружено пеленой тайны. Он видит сквозь барьеры времени, предсказания его с пугающей точностью сбываются и в XXI веке.

«Обман» — вторая книга романа В. Эванджелисти «Маг», в которой пророк Мишель Нострадамус обретает всеевропейскую славу. Его окружают могущественные друзья и не менее влиятельные враги. Его преследуют князья церкви и инквизиция. Нострадамусу надо проявлять предельную осторожность, чтобы избежать обвинений в ереси и в том, что он общается с существами из потустороннего мира.

Поможет ли ему его чудесный и зловещий дар?

---

Жюмель наблюдала, как на каменной печке кипело в медном котле ароматное варенье. С тех пор как они поженились, она часто варила варенье, зная, что Мишель его очень любит. Ей помогала худенькая и бледная пятнадцатилетняя служанка. Личико ее, с огромными зелеными глазами, было намазано вонючим кремом от веснушек, который ей прописал хозяин дома.

Мишель резким жестом отослал ее:

— Выйди!

Подождав, пока девушка вышла, он подошел к жене.

Жюмель была в веселом расположении духа.

— Здорово получается, — заявила она. — Никогда не думала, что из амарены[24], как ее называют итальянцы, выйдет такое отличное варенье. Так что твое путешествие в Италию было не без пользы. У нас этот сорт вишен в дело не идет.

Мишель постарался пересилить поднимающийся в нем гнев.

— Ты отдаешь себе отчет в своем недавнем поведении? — угрожающе спросил он осипшим голосом, — Отдаешь?

— Я отдаю себе отчет в том, что ты выпил лишнего. От тебя несет на всю кухню. Шел бы ты лучше спать.

Гнев нарастал, но Мишелю все еще удавалось себя контролировать.

— Ты далеко не дура. Так ты в самом деле не понимаешь, что говорила?

От такого натиска радостная улыбка Жюмель слегка померкла.

— Я не должна говорить о твоих сумасшедших привычках? А я назло сказала: я тебя в постели вижу, только когда просыпаюсь. И ты прекрасно знаешь, что беременность моя не так велика, чтобы нельзя было… сам знаешь что.

Мишель пробормотал в замешательстве:

— Я не чувствую в этом необходимости.

— А я чувствую — и не стыжусь! И мне хочется, чтобы мой муж время от времени устраивал мне праздник. А поскольку у тебя там, под крышей, не бывают другие женщины, я волей-неволей ревную к сладчайшей из любовниц у вас, у мужиков, — к правой ручке!

Намек был настолько скандален, что Мишель задохнулся. А потом, когда он вспомнил главную причину своего беспокойства, его захлестнула ледяная волна ненависти.

— Ты только что выставила на посмешище написанные мной стихи. «Estant assis…» Помнишь?

— Помню, но я и не думала над тобой насмехаться.

— Дело не в этом. Дело в том, что я никогда не читал тебе этого катрена. Откуда ты его знаешь?

— Но это так просто. Я увидела его у тебя на столе и…

Жюмель вдруг осеклась, слишком поздно поняв, в какую западню себя загнала.

Мишель недобро рассмеялся.

— Вот я тебя и поймал. Ты всегда говорила, что не умеешь читать. Как же ты могла узнать, что написано на листках, лежащих у меня на столе?

На сей раз Жюмель действительно смутилась и слова выговаривала с явным трудом:

— Ну… я понимаю слово здесь, слово там… И потом, ты сам мне говорил… Мог и позабыть…

И тут гнев Мишеля наконец выплеснулся наружу со всей силой.

— Врунья! Потаскушка! С первого дня ты мне врала! Но теперь я тебе покажу…

И он бросился к ней, занеся руку.

Реакция Жюмель оказалась прямо противоположной той, что можно было ожидать. Вместо того чтобы отшатнуться, она двинулась вперед, уперев кулаки в бока, и выгнула спину, выставив тяжелые груди как оружие.

— Мишель, не забывай, что ты живешь на мои средства и своих у тебя ни гроша, — ледяным тоном заявила она. Следи за тем, что ты говоришь и как себя ведешь. Ты — врач без клиентуры, астролог, которому не на что жить. Как муж ты живешь на то, что даю тебе я, а как мужчина ты вообще сплошное недоразумение. А ты уверен, что действительно хочешь отказаться от надежной крыши над головой?

Для Мишеля эти слова прозвучали как проклятие, но он все же опустил руку. Он чувствовал себя сконфуженным и очень несчастным.

Жюмель глядела на него с ласковой иронией.

— Да ладно, не дуйся. Ну подумаешь, твоя жена умеет читать. Ну и что? Еще несколько месяцев — и у нас будет первый ребенок, и эти груди нальются молоком. — Она подмигнула. — Если ты очухался, я бы не прочь насладиться теми денечками, что еще остались.

Потерянный, несчастный, Мишель позволил поднести свои руки к розовой, пышной плоти, венчавшей глубокий вырез платья Жюмель. Он потерпел поражение, но какое сладостное! И, пока руки высвобождали из платья тугие соски, он сдался окончательно и принялся покрывать страстными поцелуями неприятельский лагерь.

ДРУГАЯ ТРОИЦА

Катерина Чибо-Варано полными слез глазами гляделась в зеркало и не могла отвести взгляд. Она уже не в первый раз замечала на лице признаки старения, но никогда они не проявлялись так ясно.

Может, это свет ясного парижского утра проникал в распахнутое окно и подчеркивал светотени на ее лице. Сетка морщин вокруг глаз походила на висящую паутину и гасила яркую голубизну радужек. Пухлые губы теперь были очерчены глубокими продольными складками, что придавало им жесткое и злобное выражение. Из-под челки все еще золотистых (надолго ли?) волос выглядывал, тоже весь в морщинах, лоб.

Она яростно потерла кожу пальцами, пытаясь отогнать ужасную картину. В результате лицо превратилось и вовсе в уродливую маску. Тогда давно сдерживаемая влага наконец вырвалась на свободу и хлынула из глаз, затекая во все морщины.

И как раз в этот неподходящий момент вошел Пьетро Джелидо. Может, он и заметил, что герцогиня плачет, но виду не подал.

— Я вижу, вы одеваетесь, но это не важно, — резко бросил он, — Мне надо с вами поговорить.

Катерина решила, что он не заметил ее состояния. Быстрым движением она положила на место зеркало и подошла к окну, сделав вид, что разглядывает палатки рынка, раскинувшегося напротив аббатства Сен Жермен де Пре. Она едва заметила толпу вооруженных людей с распятиями и королевской лилией на знаменах, которая собиралась вокруг палаток.

— Думаю, что… — Голос ее дрогнул, и она начала снова, стараясь говорить как можно звонче: — Думаю, вы прочли письмо, которое мне прислала Жюмель.

— И не только письмо, но и приложенный к нему листок.

Пьетро Джелидо вытащил из кармана сложенный листок, развернул его и прочел:

Estant assis de nuit secret estude,
Seul repousé sur la selle d'aerain,
Flame exigue sortant de solitude
Fait proferer qui n'est à croire vain.

La verge en main mise au milieu de Branches,
De l'onde il moulle et le limbe et le pied.
Vapeur et voix fremissent par les manches:
Splendeur divine. Le divine prés s'assied.

Ночью, в тайном кабинете, я один, и предо мною
Пламя слабое трепещет на треножнике из бронзы.
Исходя из одинокой жизни этой, он приносит
Счастие тому, кто верит в этой жизни не напрасно.

Он из сонмов ответвлений выбирает то, что станет
Моим Жезлом путеводным, омывая звезд границы,
И его безмолвный голос по-над реками трепещет:
Благодать к нему нисходит и божественная благость[25].

Пока он читал, Катерина украдкой быстро вытерла слезы и снова заговорила, стараясь, чтобы голос звучал бесстрастно:

— Я дала вам прочесть это письмо Жюмель только потому, что вы об этом попросили. Как письмо, так и стихи, написанные ее мужем Нотрдамом, касаются той секретной миссии, которую я пытаюсь завершить. Я согласилась служить вам, а через вас Козимо Медичи и Диего де Мендосе, только при условии, что мне предоставят возможность вести свои собственные расследования.

Пьетро Джелидо кивнул.

— Вам никто и не запрещает, хотя при знакомстве с Нотрдамом у меня создалось впечатление, что он добрый христианин. Мне захотелось прочесть письмо из чистого любопытства, но эти строки меня поразили.

— Почему?

Катерина уже почти овладела собой и наконец повернулась к монаху.

— Мне они показались наивными и примитивными. Жюмель уже писала, что помимо постоянных забот о продаже своих альманахов муж увлекается поэзией.

— Да, катрены грубоваты, но обладают особой, только им присущей силой. Мне они показались очень тревожными. Знаете, что они описывают?

— Жюмель мне объяснила. Мишель почти каждую ночь проделывает то, о чем написано в стихах. Он отправляется в каморку под крышей, садится на бронзовый стул и ставит ноги в тазик с водой, окунув туда же и края платья, берет в руку лавровую ветку и ждет, когда ему явится божественное озарение. Жена считает, что он совершенно спятил.

Пьетро Джелидо покачал головой.

— Дело гораздо сложнее. Видимо, Нотрдам хорошо знает книгу Петра Кринита «De honesta disciplina»[26]. Оба катрена, которые я только что прочел, представляют собой почти дословный парафраз одного из разделов книги. Он вовсе не сумасшедший.

— В самом деле? Тот, кто сидит с ногами в воде среди каких-то веток и ждет, когда появится пламя и испарения, не сумасшедший?

— Branches — это не ответвления. Он не случайно написал это слово с большой буквы. Здесь намек на оракула в Милете, все жрецы которого происходили из рода Бранхидов. Оракул был посвящен Аполлону, иначе говоря, Богу-Солнцу.

— И это вас тревожит?

— В некотором смысле. В этих катренах есть реминисценции не только из Петра Кринита, но и из Ямвлиха, Корнелия Агриппы и Марсилия Фицина. Все эти авторы подозреваются в язычестве, к которому каждый, кто посвятил себя Христу, должен относиться с пренебрежением.