Николай Горностаев - Мы воевали на Ли-2

• Название: Мы воевали на Ли-2
• Автор: Николай Горностаев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1990
• ISBN: 5-235-00996-7

Книга ветерана Великой Отечественной войны, старейшего специалиста Аэрофлота Николая Михеевича Горностаева посвящена авиатехникам, механикам, вооруженцам. Их напряженная и очень ответственная работа часто оставалась незаметной, считалась второстепенной. Её важность становилась очевидной только при авариях и боевых неудачах. Автор раскрывает героизм «чернорабочих» войны.

Эта книга с сайта «Военная литература», также известного как Милитера.

---

Своим чередом шла война, но и на войне тому, кто жив, ничто человеческое не чуждо. Тоска по дому, по любимой женщине, детям, родным и близким людям, по тем простым нехитрым земным радостям, которых вовсе, кажется, не замечаешь в мирные дни, с особой силой брала порой на фронте. Вдвойне тяжело было мне. Совсем недалеко от базы лежала станица Усть-Лабинская, где жили жена с дочкой. Маршруты Ли-2 не раз пролегали над станицей, и я с жадностью вглядывался и знакомые улицы, подворья, пытаясь с высоты увидеть своих. Однажды решил послать им письмо «авиапочтой». написал его, указал адрес, вложил в стреляную гильзу ракеты. К гильзе привязал груз. Пролетая над Усть-Лабинской, выбросил письмо на луг у реки Кубани. Надеялся, что подберет его кто-нибудь и передаст по назначению. Мне повезло. Как я узнал позже, мое послание нашел пастух и отнес моим родным.

Однажды комиссар полка Анатолий Георгиевич Павлов вызвал меня. Когда я пришел в штаб, он с командиром полка обсуждал итоги очередного ночного вылета.

— А-а, Горностаев, заходи, — приветливо кивнул Павлов. — Как дела в отряде?

— Идут своим чередом, — сказал я.

— Смогут твои технари суток пять без тебя обойтись? Работу не сорвут?

— Нет, — сказал я. — Ребята надежные.

— Ну что ж, — улыбнулся Павлов, — мы тут с Борисом Петровичем, решили дать тебе пять дней отпуска. Разыщешь семью, передавай от нас низкий поклон. Полетишь на У-2 с Томилиным. Он же тебя и назад доставит.

Я ничего не смог сказать, горло перехватило и на глаза навернулись слезы. Осипчук подошел, мягко подтолкнул к двери:

— Спеши, Николай, — сказал он. — Повезло тебе…

20 мая, когда солнце клонилось к закату, мы летели над Лабой, Петр Томилин приземлил У-2 у самой околицы станицы и тут же взлетел. Я проводил его взглядом и, сдерживая себя, чтобы не побежать, пошел к дому, куда два года меня не пускала война.

…Спала дочь, разошлись соседи, а мы сидели за столом, и больно было мне слушать жену, ее отца, мать.

— Натерпелись мы страху, Коленька, — тихо говорила жена. — Станция рядом, сначала немцы ее бомбили, потом наши.

— Мы тоже бомбили, — сказал я. — Наш полк.

— Вот-вот… Цистерны рвутся, небо в огне, дома, те, что поближе, сгорели. Стекла у нас повылетали. Как только налет начинается, бабка с внучкой хватают подушки, залезут под кровать, накроются, чтобы разрывов не слышать… А мы с отцом — корову на веревку и тащим ее в огород, в яму. Бомбы сыплются… Тяжко нам было. Немцы злые, мадьяры злые. Сталинград клянут, у них и присказка была: «Сталинград — чертов ад». Боялись его как огня.

А потом отступать стали, испугались, что еще один «котел» будет. День и ночь идут, идут через станицу. Последнюю муку из короба выгребли, корову отобрали. Думали, с голоду помрем. Выжили… Не вернутся они больше, Коля?

— Нет, — сказал я. — Не вернутся.

Пять дней пролетели будто один час. И вот уже У-2 заходит на посадку, я торопливо обнимаю дочь, жену… Удастся ли свидеться еще когда-нибудь? Не попаду ли я в число тех, кто будет занесен в списки потерь?.. Томилин сделал круг над Усть-Лабинской. Мы полетели в полк.

— Вовремя вернулся. Горностаев, — сказал озабоченно Осипчук. — Здесь работка подвернулась весьма непростая, так что придется пораскинуть умом, как ее получше выполнить.

«Непростую работу» нашему полку довелось выполнять по просьбе Центрального штаба партизанского движения. В Крыму попали в окружение и были блокированы карателями и полицаями у подножий гор Чатыр-аг и Черная крымские партизаны. Они сражались не только с превосходящими силами врага, но и с голодом, цингой, болезнями. Им необходима была срочная помощь. Оказать ее могли только мы.

Полеты поручили выполнить группе экипажей, которой руководил капитан А. Д. Щуровский и штурман отряда капитан А. Т. Пустовойт. Мне пришлось не только обеспечивать подготовку пяти самолетов моего отряда, но и самому летать в Крым борттехником в составе экипажа младшего лейтенанта Л, А. Скуднова.

— Летать будем из Адлера, — сказал Щуровский собрав экипажи. — Но горючего для нас там нет. Поэтому на заправку ходить будем к соседям — торпедоносцам Ил-4Ф в Гудауту. После заправки возвращаемся в Адлер, забираем груз и уходим в Крым. Глубина полетов — полтыщи километров, расчетное время в пути пять часов. Ночи сейчас короткие, поэтому задерживаться нигде не рекомендую. О сложностях полетов в горах вы знаете не хуже меня. Нужны предельная осторожность и внимание. Работы много, и чем быстрее управимся, тем лучше. По машинам…

Красный шар солнца тонул в море. Я с техниками закончил проверку всех систем на пяти самолетах. Ждали, когда подвезут груз.

— Не завидую я ребятам в горах, — сказал радист Г. А. Сай. — Немцы сейчас, после Сталинграда, злые…

— Пусть привыкают, — усмехнулся воздушный стрелок М. Н. Стародубов. — Теперь им драпать и драпать.

Подошла полуторка. Десять тюков весом в сто килограммов каждый заняли свои места в грузовой кабине.

— Готовы? — В дверь пилотской кабины высунулся штурман А. Т. Пустовойт. — Надо спешить, а то как бы рассвет над морем не прихватил.

— Готовы, — сказал я, закрыл дверь и занял свое место на широком брезентовом поясе позади летчиков.

— Помчали, — сказал командир.

Ли-2, мягко покачивая крыльями, вырулил на ВПП и пошел на взлет. Мелькнули внизу крыши домов, белая ценная полоса прибоя. Темной синей громадой, застилающей мир впереди, лежало Черное море.

— В море уйдем километров на восемьдесят, — сказал Пустовойт. — Там нас ни один черт не найдет.

— Понял, — сказал командир. — Смотри только мимо Крыма не махни.

Ровно гудели моторы, ночь густела, тьма плотно обволакивала самолет, и если бы не приборы, я мог бы смело утверждать, что машина в воздухе застыла.

— Прошли траверз Туапсе, — сказал штурман. — Усилить наблюдение за воздухом!

В Туапсе были фашисты. Значит, мы перемахнули линию фронта и не исключена вероятность появления ночных истребителей. Все молчат. Такие полеты держат тебя в напряжении, и невольно замыкаешься в себе самом, словно в коконе. Справа черной громадой наплывал Крым. Я помнил его по мирным полетам. Он тогда снял, искрился, и весело смотреть было на эту игру света в ночи.

— Занимаем тысячу метров. — Даже по голосу слышно, как посуровел Пустовойт. — Сигнальные костры выложены треугольником.

— Вижу, — сказал вдруг Скуднов.

Впереди справа мерцали три желтых пятна. Я установил режим моторам, переключил кран питания топливной системы на полный бак и вышел в грузовую кабину. Стародубов распахнул дверь. Холодный ночной ветер ревел в темном проеме. Вместе с Саем мы подтащили первый тюк к двери и уложили его на порожек. Мешок высовывался наружу, обтекаемость машины нарушилась, началась тряска. Я зацеплял один за другим фалы парашютов-полуавтоматов карабинами за трос. Ли-2 лег в вираж. Заревела сирена. Пора! Медлить в горах нельзя ни секунды — костры тут же тонут в ущельях. Отработанным движением правой ногой с силой толкаю тюк вниз, подтаскиваем новый — туда же! Разворот, ожидание, сирена, сброс… Делаем несколько заходов на цель — слишком уж мала площадка, где ждут наши грузы. Работаем в полной темноте, на ощупь. Освещение не включаем, соблюдая светомаскировку. Очередной тюк ложится в проем двери, цепляю фал парашюта за трос. Сирена. Хватаюсь за тот же трос, правой ногой резко толкаю груз, и неведомая сила рвет меня за левую ногу, я падаю. Левого сапога на ноге нет. Обжигает мысль, что фал зацепил сапог и сорвал его. Мое счастье, что обут я по-летнему на одну тонкую портянку, а то лежать бы мне сейчас где-нибудь на камнях Крыма. Поднимаюсь, заодно нащупываю и сапог, в проем двери он не попал. Стародубов закрывает дверь, и сразу в самолете становится тише.

— В рубашке ты, Николай, родился, — смеется он.

Мне не до смеха. Ухожу в кабину к летчикам. Летим домой. Небо на востоке едва заметно светлеет, но мы успеваем вернуться в Адлер до наступления рассвета. Однако здесь новости неутешительные. Разгадав или узнав через предателей систему партизанских костров, враг выложил ложные сигналы, на которые и была сброшена часть грузов. И все же мы поработали неплохо. По донесениям разведки, партизаны получили 49 тонн продовольствия, 5 тонн боеприпасов. Было десантировано 16 парашютистов.

Глава шестая

Четыре месяца — с 16 февраля по 17 июня 1943 года — полк воевал на Северо-Кавказском фронте. 954 тонны бомб сбросили наши экипажи на головы врага, выполняли другие задания. И все же улетали мы из Лабинска с чувством горечи. В Крыму, на Таманском полуострове, над Керчью мы потеряли 29 боевых товарищей и 6 самолетов. Они навсегда остались на Северном Кавказе, А наши Ли-2 легли курсом на Центральный фронт.

…Опытный, обстрелянный боец по многим незначительным признакам чувствует, что скоро будут большие бои. Ощущали это и мы. Затишье перед грозой — вот что встретило нас в России, если можно назвать затишьем в какой-то мере стабилизировавшуюся линию фронта на Орловско-Курском выступе.