Роберт Аганесов - Байкальской тропой

• Название: Байкальской тропой
• Автор: Роберт Аганесов
• Издательство: Мысль
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1971

В течение многих месяцев путешествовал автор этой книги вдоль западного побережья Байкала, пропирался зимой сквозь пургу по льду озера, шел сквозь прибрежную тайгу, встречался с охотниками и рыбаками, жил и работая вместе с ними. О природе и людях Прибайкалья он рассказывает в своей книге

---

Зарево невидимого солнца уже приподнялось над дремотной тайгой. В сырых зарослях тонко перекликались пеночки, где-то вдали слышались неуверенные вскрики черного дятла, но тайга еще не пробудилась, окутанная сумеречными тенями утра. В зеленом ватнике, с болтающимся за спиной карабином, Сашка, сутулясь, вышагивал впереди. Я еле поспевал за его широченными шагами. Он шел, высоко поднимая колени, напоминая журавля, переступающего в высокой траве. Мы давно уже миновали гари; несколько тетеревов с шумом снялись с поляны и исчезли в ельнике по ту сторону реки. Я попробовал было задержать Сашку, но куда там! Он только глянул на меня и зашагал дальше. По его виду я понял, что протестовать бесполезно.

Скоро тропа отвернула от берега и вползла в мелкий березняк, росший вперемешку с ельником. На тропе виднелись следы лося, и, казалось бы, старые следы медведя. Мы прошли не более сотни метров, как вдруг наткнулись на развороченный кустарник и сломанные деревца. На больших деревьях лохмотьями свисала свежеободранная кора. Земля вокруг была взрыта, клочья дерна и мха висели по ветвям кустарника. Картина была такая, будто здесь как следует поработал трактор. Над тропой были наклонены две толстые березки и крест-на-крест перехвачены тросом. Осмотрев болтающийся конец троса, я сразу понял, в чем дело. Сашка сначала оторопело озирался по сторонам, потом лицо его подернулось резкими морщинами, глаза злобно сузились:

— Ну что я тебе говорил! Они петли здесь ставили! Видишь, сорвана петля?.. — Встретившись с ним взглядом, я невольно почувствовал холодок во всем теле, словно он меня обвинял в этом. — Ах, гады! Боятся за зверем ходить, так на тебе, петлю!

Потоптавшись на месте, он снял карабин и рывком передернул затвор.

— Ладно, пошли посмотрим, что дальше будет, — бормотал он, оглядывая следы, — сейчас поможем им добыть мяса…

Пригнувшись, он молча двинулся по следам, отмеченным развороченным кустарником и сбитой корой на деревьях. Выбросив из стволов дробовые заряды, я заложил усиленные патроны, снаряженные круглыми пулями, и, придерживая ружье на плече, пошел вслед за Сашкой, поглядывая по сторонам и пытаясь на ходу сообразить, что он затеял.

Должен признаться, что бродить по таежной чаще за попавшим в петлю медведем — прогулка не из приятных. Не всякий и опытный охотник отважится без собаки, вслепую преследовать по тайге раненого медведя. Каждый чернеющий куст кажется притаившимся зверем! А что медведь попал в петлю и, сорвавшись, уволок ее за собой, было достаточно ясно из следов у перекрещенных над тропой берез. Я брел за Сашкой, и в памяти оживали рассказы охотников о различных петлях и ловушках, устраиваемых на звериных тропах, чаще всего на тех, что ведут к реке или ручью — на водопой. Петля широким кольцом свисает над тропой, почти касаясь земли, и зверь грудью или лапой обязательно заденет ее и, почувствовав на себе трос, будет рваться вперед, приближая тем самым свой печальный конец. Конец петли накрепко привязывается к стволу дерева, а к другому концу на всякий случай привязан толстый обрубок бревна или камень. Если зверь и сорвет петлю и уйдет, таща за собой тяжелый обрубок, за ним всегда остается след. Петля — подловатый способ добычи зверя; и, конечно, охотой это назвать никак нельзя. Часто случается, что поставивший петлю забывает ее местонахождение, теряет ее и попавшийся зверь просто запутывается где-нибудь в чаще и пропадает или становится беспомощной добычей другого.

Идти нам пришлось недолго. Сашка, словно запнувшись, вдруг остановился и резко махнул мне рукой. Я огляделся, но ничего не заметил. Подобрался поближе — и вдруг метрах в четырех от нас, за низкой стеной кустарника, за нагроможденными камнями, раньше угадал, чем увидел, запутавшегося в петле зверя! На земле перед камнями лежал обрубок бревна, перехваченный посредине тонким авиационным тросом. Трос уходил за камни, извиваясь по щели, и плотно прижавшийся обрубок не пускал зверя дальше.

Над краем камней показалась черная макушка, маленькие уши, и тотчас послышался глухой рев. Медведь вскинулся, мелькнула оскаленная морда, лапы. Мы шарахнулись в сторону, но петля опрокинула зверя на камни. Запутавшийся в щелях трос едва давал полузадушенному зверю подняться, и над краем камней то и дело показывалась дергающаяся голова и высовывалась лапа, оставляющая на камне беловатый след от когтей. Видно было, что медведь обессилен и едва приподнимается, но вид оскаленной пасти, набитой хлопьями пены, невольно внушал страх.

Вдруг Сашка тихо вскрикнул и ткнул вверх стволом карабина. Прямо над нашими головами, в густых ветвях лиственницы, намертво обхватив лапами ствол, неподвижно сидел медвежонок! Казалось, он оцепенел от страха. Скосив вниз курносую мордочку, он уставился на нас немигающими бусинками глаз. Словно почувствовав, что мы его обнаружили, медведица за камнями грузно заворочалась, протяжно застонала, и этот стон постепенно перешел в глухой, утробный рев. Послышался шорох осыпающихся камней, обрубок бревна, с которого мы не сводили глаз, дрогнул, и мы невольно сделали шаг назад. Я лихорадочно пытался сообразить, что же мы можем сделать. Сашка, прижав к груди карабин, подался ближе к камням и стоял, наклонившись к извивам троса. На мой взгляд, сделать мы ничего не могли, разве только не дать зверю мучиться дальше. Но Сашка вдруг обернулся, сунул мне в руки свой карабин и вытащил из-за голенища топорик. Внезапно я понял, что он собирается делать. Оцепенев, я стоял, привалившись спиной к дереву, и держал стволы на уровне медвежьей головы, видневшейся над камнями. Все тело обволокло вязким холодом. Мне хотелось броситься к Сашке, оттолкнуть его прочь. Это же сумасшествие — освобождать из петли полузадушенную, разъяренную медведицу!

Опасность!

Я шагнул вперед и раскрыл рот, но в горле застрял сухой ком, и я услышал какой-то хрип вместо крика. Сашка даже не обернулся. Прижимая к себе приклады, я стоял в двух шагах от него, глядя на приподнимающуюся голову зверя, на царапающую о камни бессильную лапу и Сашкину руку, стиснувшую топорище…

Сашка подполз к камням и ударил топором по обрубку бревна. Трос был не толще мизинца, и я увидел, как вскинулись и закрутились перерубленные пряди. Я едва удержался, чтобы не разрядить одновременно все три ствола в торчавшую над камнями голову зверя. А Сашка ударил еще раз и, отпрыгнув назад, вырвал у меня карабин. Шевелящийся трос еле видимыми прядями держался на обрубке бревна.

Хрипло дыша, медведица ворочалась за камнями. В любую секунду она могла сорваться, и тогда…

Впоследствии, припоминая эти минуты, я улыбался, представляя себе оцепеневшую Сашкину физиономию, вытаращенные глаза и поблескивающее лезвие здоровенного охотничьего ножа, стиснутого зубами… Мы отступали. Мы пятились, сгорбившись и прижавшись друг к другу. Выставленные стволы раскачивались в разные стороны. Звенящая тишина проламывалась хрустом наших шагов. Каждое мгновение могли загреметь выстрелы. Мы пятились, не сводя глаз с обрубка бревна, и, даже когда он исчез за кустарником, продолжали пятиться, не оглядываясь назад. И только когда послышался шум воды, оттолкнулись друг от друга и кинулись напролом из чащи. Выскочив на берег, мы, ни на секунду не задумавшись, бросились в воду и опомнились только на противоположном берегу. Тогда мы глянули друг на друга — и припустились бежать, не разбирая тропы…

…Конечно, в этот день я никуда не ушел. Мне нужно было выбираться к берегу Байкала, но я чувствовал, что не могу оставить Сашку одного в маленькой зимовьюшке на берегу реки. Каждый из нас занимался своим делом. Я рыбачил с удочкой неподалеку от зимовья, а Сашка валил бензопилой здоровенные лесины для мостка через реку. Потом, за чаем, он обревизовал мой рюкзак и, покопавшись в кладовой, вынес целую груду банок с консервами, сухарей, сахара, сухого компота. Не слушая моих возражений, он набил рюкзак так, что я едва мог оторвать его от земли. Но и этого ему было мало: он предложил сшить подсумки для Айвора и нагрузить его, как он выразился, в разумных пределах. Идея пришлась мне по душе, но такое количество еды было совершенно лишним. Но Сашка и слушать ничего не хотел. Живо приволок кусок брезента и, полосуя его ножом, стал кроить подсумки. К вечеру сбруя была готова. На примерке Айвор выглядел не хуже вьючного ослика, но, когда Сашка для пробы наложил в каждый подсумок чуть ли не полпуда камней, псу это явно не понравилось. Он приглушенно рычал и, беспокойно оглядываясь на меня, пытался вырваться из Сашкиных рук.

Вечером мы бросили жребий, кому варить прощальный ужин, и выпало мне.

Когда сумерки накрыли тайгу и от реки засквозило холодом, прощальный ужин был готов и накрыт на траве; гречневая каша с мясными консервами, соленая рыба, заварной крем, сгущенное молоко, белые сухари и, конечно, чай. Ровно в двадцать один тридцать Сашка включил рацию, и, сидя на берегу у костра, я услышал его хрипловатый, спокойный голос: