Адриана Триджиани - Лючия, Лючия

• Название: Лючия, Лючия
• Автор: Адриана Триджиани
• Издательство: Амфора, Ред Фиш
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2006
• ISBN: 5-483-00134-6, 1-4000-6005-2

Это история о Нью-Йорке 1950-х, о девушках, чьи "перчатки, как ночь, — становятся все длиннее". Лючия Сартори, красавица дочь преуспевающего бакалейщика итальянского происхождения, устраивается на работу помощницей модельера в роскошный магазин "Б.Олтман", расположенный в самом сердце Нью-Йорка, на Пятой авеню. Она обручена с другом детства, преданным ей Данте Де Мартино. Но, встретив прекрасного незнакомца, который обещает Лючии роскошную жизнь, известную ей только по страницам светской хроники, девушка порывает с Данте. Решая проблему выбора между обязанностями перед семьей и собственными желаниями, Лючия пытается найти себя.

Изысканная, как платья, которые шьет Лючия, и напряженная, как отношения в ее итальянской семье, история о молодой женщине, которая поверила, что в мире, полном возможностей, она не может — просто не имеет права — не следовать за своей мечтой.

---

— Зря ты так думаешь, — возражаю я, но она прекрасно понимает, что я лгу. Всем нам известны правила и то, что их нельзя нарушать.

— Мои родители воспитывали меня точно так же, как и твои родители — тебя, — говорит она. — Я знаю, чего они от меня ожидали, но я их разочаровала. Нет, даже хуже, я — позор для всей семьи. Они совсем не радовались за нас с Роберто, потому что мы согрешили. И тут они правы. Порядочная дочь не имеет права выходить замуж, потому что так получилось; она обязана ждать до первой брачной ночи. Я не смогла, и теперь расплачиваюсь. Это все моя вина.

— Подожди. Как ни крути, со всех сторон тут виноват Роберто, — в моей голове звучат слова Рут, которая рассказывала, как в подобном случае поступают знающие девушки. Но Розмари так же далека от житейской мудрости, как рождественская гирлянда, которой она собирается украсить окно.

Розмари оглядывается, чтобы убедиться, что никто не услышит ее слов:

— Роберто — мужчина. Люди всегда говорили, а я никогда не верила этому, но все же это чистая правда: мужчинам такое прощается. Всегда виновата девушка. Это словно клеймо, навечно. Люди говорят: «Роберто поступил благородно». Но обо мне они говорят совсем иначе. Я никогда не получу прощения. Никогда. Хотя Роберто уже получил. Он на мне женился, выполнил свой долг, и потому чист.

— Ты любишь Роберто? — спрашиваю я.

— Всем сердцем.

— Я верю — пусть даже завтра святая Анна покарает меня за эти слова и по дороге на работу меня собьет автобус, — что любовь меняет все. — Надеюсь, Розмари понимает, что я говорю не о занятии любовью, а о настоящем чувстве к мужчине. — Правила правилами. Но я уверена, если ты хочешь выйти замуж за мужчину, то нет ничего греховного в том, что ты занималась с ним любовью до свадьбы. Вот Бог. Вот человек. Что в этом преступного?

— Все преступно, если ты забеременела, — шепчет Розмари.

— Ты знаешь, что я была обручена…

— С Данте Де Мартино. Знаешь, многие девушки Бруклина влюблены в него! — поворачивается ко мне Розмари. — Каждая мать посылает свою дочь забрать хлеб, когда он развозит его по домам. Когда грузовик Де Мартино проезжает мимо, все они так и высыпают на улицу. — Рассказывая о своих бывших соседях, Розмари немного повеселела. — А вы с Данте… — она умолкает.

— Занимались любовью? Нет. Иначе я бы вышла за него замуж. Но я знала, что не выйду.

— Как ты могла знать?

— Рядом с ним мне всегда казалось, что у меня еще куча времени впереди. Но любовь это другое. Мне нужен мужчина, рядом с которым я забуду о времени и о том, что оно течет так быстро.

Невероятно, что я открыла Розмари свои самые тайные чувства. Обычно я откровенничаю только с Рут. Но, кажется, Розмари — славная девушка, и с самого дня свадьбы мне хочется подружиться с ней.

Я изо всех сил креплюсь, чтобы не рассказать ей о таинственном незнакомце, которого я встретила, с его незабываемой улыбкой и прекрасными руками. И о том, что в обеденный перерыв я гуляю по магазину, ища с ним встречи и постоянно ловлю себя на том, что думаю о нем. Недавно я шла по первому этажу магазина, и мне показалось, что от какого-то мужчины исходит аромат его духов. Я проследовала за ним до отдела «Рубашек». Но когда поняла, что обозналась, мне было стыдно за собственную глупость. Я рассказала об этом Рут, которая так надрывно хохотала, что я поняла, что это просто безумие. Почему я никак не перестану думать о нем? Как я могла так быстро влюбиться? Может, это все игра света, исходящего от дорогих люстр, или так на меня повлияли роскошные кожаные панели на стенах, или порция мороженого с орехами, которую за ланчем я съела на десерт. Может, это они заставили меня почувствовать себя глупой и слабой, и совсем чуточку распутной. Может быть, это все обстановка — образчик идеальной гостиной, сверкающей столовым серебром, поражающей искусно свернутыми салфетками и дорогим фарфором. Наверное, это гостиная заворожила меня, заставила захотеть, чтобы в моей жизни объявился прекрасный незнакомец, взял меня за руку и увел в светлое будущее. Кажется, я целую жизнь готова прождать, чтобы хотя бы раз испытать подобное волнение. Но мне совсем не хочется рассказывать об этом Розмари; мысли мыслями, но слова всегда звучат как-то глупо.

— Давай закончим наряжать елку, — встаю я и потягиваюсь.

— Лючия?

Я поворачиваюсь к Розмари:

— Да?

— Мне казалось, ты какая-то особенная, не такая, как все. Теперь я вижу, что ты не просто особенная, ты еще и милая девушка.

— Особенная? — смеюсь я и разглядываю свою одежду: вельветовые брюки и старый шерстяной свитер отца.

— Ты такая красивая. Волосы всегда блестят. А твоя одежда! Я никогда не видела ничего подобного, разве что в журнале «Шарм». Ты всегда выглядишь изящно и выходишь из дома с таким видом, словно собираешься сделать что-то важное. Я восхищаюсь тобой.

— Розмари, никакая я не особенная. Я швея, поэтому люблю одежду. А еще считаю свою работу искусством. Все просто, — протягиваю я невестке руку и помогаю ей встать.

Папа и Роберто все утро проработали в новой комнате и теперь идут к нам. Они так увлечены разговором друг с другом, что не обращают на нас никакого внимания. Я перебиваю их:

— Папа, Розмари хотела повесить на переднее окно гирлянду. Ты не против?

— Конечно нет, — даже не взглянув на Розмари, говорит папа.

— Тогда скажи ей об этом, — тихо прошу я.

Папа выглядит озадаченным, но прекрасно понимает, о чем я говорю. Он не разговаривает с Розмари с самого дня свадьбы и, сам того не понимая, избегает смотреть ей в глаза. Может, он верит, что если не будет смотреть на нее, то событие, которое кажется ему несчастьем, забудется. Папа мягкий и добрый человек и, несмотря на свою боль, заботится о Розмари как о члене семьи; он штукатурит стены в ее комнате, выкладывает плиткой ее ванную и платит Роберто больше денег за работу в «Гросерии», чтобы тот смог обеспечить будущее Розмари и ребенка. Но он не признает ее. Как и все мужчины, папа не может смириться с мыслью, что сделанного не воротишь.

Папа поворачивается к ней:

— Розмари, можешь повесить гирлянду.

Не иначе как рождественская елка так подействовала на него. Папа, наконец, решился посмотреть на Розмари в первый раз с того самого момента, когда познакомился с ней в церкви Святой Девы Марии из Помпеи. У него получилось даже улыбнуться ей.

Розмари глядит на отца:

— Спасибо, мистер Сартори, — бормочет она и замолкает, глядя в пол.

Папа поворачивается и собирается уходить. Я хватаю его за руку и умоляюще смотрю на него. Он все понимает — мама смотрит на него также, когда хочет напомнить о чем-то, — и повинуется:

— Розмари. Можешь называть меня папой.

Какое-то время все молчат, и папа идет в кухню. Роберто смотрит на меня, на свою жену, потом подходит к Розмари и нежно обнимает ее. Оказывается, даже Роберто, несмотря на свой скверный характер, может быть нежным. Наверное, он понял, что значит быть мужем. Мой брат по-настоящему любит жену, и все мои разговоры с мамой, переживания и молитвы оказываются не напрасны. Между моим братом и его женой существует духовная связь, какая, надеюсь, будет однажды и у меня с каким-нибудь мужчиной. Роберто протягивает Розмари носовой платок, и она вытирает слезы.

Я смотрю на Розмари и думаю: на ее месте могла оказаться я и стояла бы в гостиной Клаудии Де Мартино, умоляя ее разрешить мне на Рождество сделать что-то, к чему я привыкла дома: поставить ясли около очага или свечи на каминную полку. Мне пришлось бы торговаться с ней все Рождество напролет, словно это не праздник, а базар. Она-то уж сделала бы все, чтобы заставить меня почувствовать себя чужой. Какое счастье, что я не вышла замуж и мне не приходится отказываться от наших традиций. Я хочу быть здесь, вместе с моей семьей.

— Где гирлянда, Ро? — спрашивает Роберто.

— Там, — показывая на коробку около елки, говорит Розмари.

— Куда ее повесить? — ласково спрашивает он свою жену.

— Ты уверена, что я хорошо выгляжу? — разглядывая себя в моем трельяже, спрашивает мама.

— Как тебе понравится такое: «Ты выглядишь сногсшибательно»?

Мама и вправду так выглядит. У нее отличная фигура. Она высокая, у нее широкие плечи и потрясающие ноги. Трудно поверить, что ей уже почти пятьдесят. И дело даже не в фигуре; у нее красивое лицо, обворожительная улыбка и черные добрые глаза.

— Спасибо за платье, — говорит она.

Это мы с Рут сделали его, когда не были заняты пошивом роскошных вечерних туалетов для светских дам. Это открытое с расклешенной юбкой и удлиненным изящным силуэтом платье из голубого бархата, совсем по-парижски. Чтобы придать законченность внешнему виду, мама забрала волосы в высокую прическу и приколола крупную брошь с четырьмя сапфирами к своему корсажу.