Джон Апдайк - Давай поженимся

• Название: Давай поженимся
• Автор: Джон Апдайк
• Жанр: Современная проза

Джон Апдайк – писатель, в мировой литературе XX века поистине уникальный, по той простой причине, что творчество его НИКОГДА не укладывалось НИ В КАКИЕ стилистические рамки. Легенда и миф становятся в произведениях Апдайка реальностью; реализм, граничащий с натурализмом, обращается в причудливую сказку; постмодернизм этого автора прост и естественен для восприятия, а легкость его пера – парадоксально многогранна...

Это – любовь. Это – ненависть. Это – любовь-ненависть.

Это – самое, пожалуй, жесткое произведение Джона Апдайка, сравнимое по степени безжалостной психологической обнаженности лишь с ранним его “Кролик, беги”. Это – не книга даже, а поистине тончайшее исследование человеческой души...

---

Джерри сказал:

– А почему бы и нет? Ты ведь мне ничем не обязан.

– Черт подери, Джерри, а ты заговорил на моем языке. Skol <На здоровье (швед.)>.

– Пьем до дна. Chin-chin. <На здоровье (итал.)>

– Проклятый мерзавец, не могу на тебя сердиться. Пытаюсь рассердиться, а ты не даешь,

– Он просто ужасен, когда вот так дурака валяет, – сказала Руфь.

– В чем же будет заключаться твоя жесткая игра? – спросил Джерри.

Ричард принялся что-то чертить в блокноте.

– Ну, я могу отказать Салли в разводе. А это значит, что она не сможет выйти замуж за другого.

Салли села еще прямее, губы ее растянулись в тоненькую линию, слегка обнажив зубы; Джерри увидел, что она не только не стремится уйти от объяснений, а наоборот: рада сразиться с Ричардом.

– Да, – резко сказала она, – и у твоих детей не будет отца. Зачем же вредить собственным детям?

– А с чего ты взяла, что я отдам тебе детей?

– Я же, черт побери, прекрасно знаю, что тебе они не нужны. Ты никогда их не хотел. Мы завели их, потому что наши психоаналитики сочли, что это полезно для здоровья.

Они в таком темпе обменивались репликами, что Джерри понял: они уже не раз сражались на этой почве.

Ричард улыбался и продолжал что-то чертить в блокноте. Джерри подумал, интересно, каково это видеть одним глазом. Он закрыл глаз и окинул взглядом комнату – стулья, женщины, бокалы сразу лишились одного измерения. Все стало плоским, невыразительным – таков мир, вдруг понял он, если смотреть на него глазами безбожника, ибо присутствие Бога придает каждой вещи объемность и значение. Это было страшно. Ему всегда был ненавистен вид Ричарда – эта задумчиво склоненная голова, елейно-нерешительный рот, нелепо-безжизненный глаз. Может... не потому ли, что, глядя на его лицо, он представлял себе, каково было бы ему жить без глаза? Он открыл глаз, и все окружающее, завибрировав, вновь стало объемным, а Ричард поднял голову и сказал Салли:

– Ты права. Мой юрист, во всяком случае, отговорил бы меня от этого. Давайте рассуждать здраво. Давайте рассуждать здраво, ребята. Попытаемся приструнить этих маленьких зеленоглазых дьяволят. Джерри, я знаю, ты будешь хорошим отцом моим детям.

Я видел, как ты обращаешься со своими детьми, ты – хороший отец.

– Ничего подобного, – сказала Руфь. – Он садист. Он их дразнит.

Ричард слушал ее и кивал.

– Он не идеальный, но он вполне о'кей, Руфи-детка. Он человек незрелый, ну, а кто сейчас зрелый? Руфь продолжала:

– Он заставляет их против воли ходить в воскресную школу.

– Детям необходима, – сказал Ричард, по-пьяному тупо и сонно растягивая слова, – детям необходима жизненная основа, пусть самая идиотская. Джерри, я буду платить за их обучение и одежду.

– Ну, за обучение – конечно.

– По рукам.

Ричард принялся набрасывать цифры. В тишине как бы сдвинулась огромная, физически неощутимая тяжесть – так под папиросной бумагой в Библии обнаруживаются детали гравюры, изображающей ад.

Джерри воскликнул:

– Да, но как же будет с моими детьми?

– Это уж твоя забота, – сказал Ричард, сразу протрезвев.

– Отдай мне одного, – обратился Джерри к Руфи. – Любого. Чарли или Джоффри – ты же знаешь, как Чарли изводит малыша. Их надо разделить.

Руфь плакала; трясущимися губами она произнесла:

– Они нужны друг другу. Мы все нужны друг другу.

– Прошу тебя. Чарли. Разреши мне взять Чарли. Салли вмешалась в разговор:

– А почему ты не можешь его взять? Они такие же твои дети, как и ее.

Руфь повернулась на своем стуле с прямой спинкой.

– Я бы, возможно, и отдала их, будь на твоем месте другая женщина, – сказала она. – Но не ты. Я не доверю тебе моих детей. Я не считаю тебя подходящей матерью.

– Как ты можешь говорить такое, Руфь! – возмутился Джерри. – Посмотри на нее! – Но уже сказав это, он вдруг понял, что, возможно, только ему она кажется нечеловечески доброй, только для него лучится добротой ее лицо – лицо, которое он видел запрокинутым от страсти под своим лицом: глаза закрыты, губы раздвинуты – словно отражение в воде пруда. Он видел в ней слишком многое и был теперь как слепой, и, возможно, они – Ричард и Руфь – видели ее точнее.

***

Ты не веришь, что я такая простая. А я простая, как... как эта разбитая бутылка.

***

– По воскресеньям, на каникулы – безусловно, – сказала Руфь. – Если я рехнусь или убью себя, – бери их. Но пока они остаются со мной.

– Да, – без всякой надобности подтвердил Джерри. Он находился в каком-то странном состоянии: стремясь побыстрее отделаться от Ричарда, он так себя взвинтил, что потерял над собой контроль и в этом состоянии неуправляемости невольно повысил голос, измеряя всю глубину своей беспомощности. Измерив же ее, он умолк, и наступила необъятная тишина.

Внезапно Ричард сказал:

– Ну, Салли-О, поздравляю. Поздравляю, девочка, ты своего добилась. Ты ведь многие годы нацеливалась на Джерри Конанта.

– В самом деле? – спросил Джерри.

– Конечно, – сказала ему Руфь. – Каждому это было ясно. Даже как-то неловко становилось. Ричард сказал:

– Не перечеркивай этого, Руфь. А может, это самая что ни на есть настоящая, подлинная amour de coeur <Лирическая любовь (франц.)>. Давай пожелаем деткам счастья. Единственное, от чего ты никогда не будешь страдать, Джерри, – это от скуки. Салли – существо неспокойное. У нее много прекрасных качеств: она хорошо готовит, хорошо одевается, хороша – ну, относительно хороша – в постели. Но спокойной ее не назовешь.

– Разве мы об этом говорили? – спросил Джерри.

– Мы говорили об обучении детей, – сказала Руфь. И поднялась. – Я поехала домой. Больше я не могу.

– Должен сказать, – заявил Джерри с вновь пробудившимся желанием досадить этому типу, – что я сторонник государственных школ.

– Вот и я тоже, приятель Джерри, – сказал Ричард, – и я тоже. Это Салли настаивает на том, чтобы деток возили автобусом в школу для снобов.

– Это мои дети, – решительно заявила Салли, – и я хочу, чтобы они получили самое лучшее образование. – Мои – Джерри сразу заметил, что в этом слове для нее заключена особая красота: по ее артикуляции ясно было, какое это бесценное слово.

Руфь спросила, нерешительно опускаясь снова на стул:

– А что, если Джерри захочет бросить работу? Ты согласишься жить с ним в бедности?

Салли тщательно обдумала ответ и, казалось, была довольна результатом.

– Нет. Я не хочу быть бедной, Руфь. Да и кому охота?

– Мне. Если бы всем нам приходилось в поте лица добывать свой хлеб, у нас не было бы времени на это... это безумие. Все мы до того избалованы, что от нас смердит.

– Руфи, – сказал Ричард, – ты высказываешь вслух мои мысли. Назад к природе, к простоте и бедности. Я всю жизнь регистрировался как демократ. Я дважды голосовал за Эдлая Стивенсона.

Салли, обретя, наконец, дар речи, решила теперь высказать все, что пришло ей в голову, пока говорили другие.

– Понимаете, подпись под бумагой еще не означает, что вы уже не муж и жена. – Джерри слышал это и прежде, когда она шепотом поверяла ему свою душевную муку; сейчас это прозвучало неуместно, нескладно, не вполне нормально. Руфь поймала его взгляд, потом посмотрела на Ричарда. Салли же, почувствовав, что они втихомолку потешаются над нею, распалилась еще больше:

– А человек, который больше всех теряет, не вызывает ни у кого из нас ни капли сочувствия. У Руфи остаются ее детки, мы с Джерри получаем друг друга, а Ричард – ни черта! – Она потупилась; волосы упали ей на лицо, словно опустился занавес после пламенной речи.

Ричард наблюдал за своими гостями, подстерегая их реакцию, и, казалось, колебался, не зная, присоединиться ли к ним, или возродить союз с женой. Переняв ее тон, он ринулся в наступление:

– Джерри, разреши мне кое о чем тебя спросить. Ты когда-нибудь был один? Я хочу сказать: как перед Богом, до самого нутра, растуды тебя в качель – совсем один. Так вот: эта широкозадая тупая шлюха была моим единственным в жизни другом, а теперь она бросает меня ради тебя.

– Значит, ты любишь ее, – сказала Руфь. Ричард тотчас отступил.

– О да, я ее люблю, конечно, люблю, эту сумасшедшую суку, но... какого черта. Моя карта бита. Que sйra, sйra <Будь что будет (исп.)>.

– А я считаю, что два вполне приличных брака летят к черту по какой-то идиотской ошибке – из-за этакой жалкой алчности, – сказала Руфь и снова поднялась, – но никто со мной не согласен, а потому на этот раз я уже действительно ухожу.

– Значит, решено? – спросил Джерри.

– А разве нет?

– Это ты сказала – не я. Как же мы теперь поступим? Вернуться вместе домой мы не можем. Салли, поезжай с Руфью и проведи ночь в нашем доме.

– Нет, – коротко, испуганно ответила Салли.

– Она не обидит тебя. Доверься нам. Прошу тебя, это ведь единственное место, куда я могу тебя послать. Поезжай с нею, а я буду с Ричардом.